(no subject)
Поутру кажется, что за окном хмуро, лежишь и думаешь: не буду вставать!
Но организм требует, и ты слегка отодвигаешь плотную портьеру.
А там - снова вчерашнее
Завариваешь кофе, режешь салат из огурцов, промёрзших до льда на боковой дверце холодильника, с сомнением достаёшь оттуда же бутылку с остатками шампанского и ставишь ее на место - вылить уже в унитаз, что ли? - и готовишь себя к мысли, что нужно пойти к тем загорелым ребятишкам на пляже, что учат сапсерфингу и предлагают рассветы в море и йогу на сапах, и узнать у них расценки: ребёнок приезжает в начале декабря читать лекции в «Сириусе» и хотел бы в перерывах размяться.
Звонит Главный Хлопотун с разными новостями, о которых долго и лень писать, и говорит «ленись побольше я всё прощу«.
Звонит Лариска с рассказами о своей зубной фее, и я вспоминаю вчерашний французский фильм на ночь по каналу «Наука 2.0» - об исследованиях долгожителей: кто, почему и как.
Всем больше ста, все в разной степени сохранности: нет, говорит французский доктор, сведений о том, что какие-то действия приводят в результате к долгожительству; одни курят, другие пьют, третьи питаются только шоколадом, а четвёртые не едят мясо, четвёртые с половиной едят мясо каждый день; пятые никогда не работали, а шестые работали всю жизнь без остановки, у седьмых не было семьи, а про восьмых я не услышала, когда доедала шоколад и поперхнулась, и вспомнила Марину, которая после сорока стала очень тщательно следить за здоровьем, хотя и раньше ничем не злоупотребляла, но после сорока ее «понесло»: зубы, витамины, еда, культура, массажи, бассейны и вера во Всевышнего. Хватило на почти двадцать лет, конец был неожиданным и быстрым.
Свекровь моя имела единственный зуб, и тот золотой, и не прочла за жизнь ни одной книжки, чем гордилась, потому что ум имела крепкий, жёсткий и реактивный; в деменцию впала после восьмидесяти семи сразу после смерти мужа, который был моложе ее на пять лет и увлекался зубами и здоровым образом жизни, много гулял и ел только полезное, а свекровь жарила себе картошку на сливочном масле, из-за которой я и вышла замуж за её сына. Если бы не сиделка с ковидом, свекровь однозначно перешла бы в клуб тех, «кому за сто», у неё ничего не болело, а все назначенные таблетки мы перестали ей давать, потому что не знали, что от чего.
После всех разговоров плеснула чуток увядшего шампанского в чашку и пошла к морю, где включили лето, подняли температуру до среднеиюльских московских значений, народ разделся, полез в воду, разлёгся голышом на холодной гальке, и даже я сняла флиску и набросила на плечи.
Шла по набережной и думала: никто ничего не знает. Ни Путин, ни те советские граждане вАмерике, которые уже сегодня с утра размышляют не о том, как им обустроить Нью-Йорк, а почему-то о Херсоне, ни те, кто сидит в новиковском ресторане и, щурясь на солнце, ест крымские устрицы, ни, тем более, я. И знать не хочу. Хочу быть котиком.
И в этом, думаю, есть некая прелесть жизни.
.
Но организм требует, и ты слегка отодвигаешь плотную портьеру.
А там - снова вчерашнее
Завариваешь кофе, режешь салат из огурцов, промёрзших до льда на боковой дверце холодильника, с сомнением достаёшь оттуда же бутылку с остатками шампанского и ставишь ее на место - вылить уже в унитаз, что ли? - и готовишь себя к мысли, что нужно пойти к тем загорелым ребятишкам на пляже, что учат сапсерфингу и предлагают рассветы в море и йогу на сапах, и узнать у них расценки: ребёнок приезжает в начале декабря читать лекции в «Сириусе» и хотел бы в перерывах размяться.
Звонит Главный Хлопотун с разными новостями, о которых долго и лень писать, и говорит «ленись побольше я всё прощу«.
Звонит Лариска с рассказами о своей зубной фее, и я вспоминаю вчерашний французский фильм на ночь по каналу «Наука 2.0» - об исследованиях долгожителей: кто, почему и как.
Всем больше ста, все в разной степени сохранности: нет, говорит французский доктор, сведений о том, что какие-то действия приводят в результате к долгожительству; одни курят, другие пьют, третьи питаются только шоколадом, а четвёртые не едят мясо, четвёртые с половиной едят мясо каждый день; пятые никогда не работали, а шестые работали всю жизнь без остановки, у седьмых не было семьи, а про восьмых я не услышала, когда доедала шоколад и поперхнулась, и вспомнила Марину, которая после сорока стала очень тщательно следить за здоровьем, хотя и раньше ничем не злоупотребляла, но после сорока ее «понесло»: зубы, витамины, еда, культура, массажи, бассейны и вера во Всевышнего. Хватило на почти двадцать лет, конец был неожиданным и быстрым.
Свекровь моя имела единственный зуб, и тот золотой, и не прочла за жизнь ни одной книжки, чем гордилась, потому что ум имела крепкий, жёсткий и реактивный; в деменцию впала после восьмидесяти семи сразу после смерти мужа, который был моложе ее на пять лет и увлекался зубами и здоровым образом жизни, много гулял и ел только полезное, а свекровь жарила себе картошку на сливочном масле, из-за которой я и вышла замуж за её сына. Если бы не сиделка с ковидом, свекровь однозначно перешла бы в клуб тех, «кому за сто», у неё ничего не болело, а все назначенные таблетки мы перестали ей давать, потому что не знали, что от чего.
После всех разговоров плеснула чуток увядшего шампанского в чашку и пошла к морю, где включили лето, подняли температуру до среднеиюльских московских значений, народ разделся, полез в воду, разлёгся голышом на холодной гальке, и даже я сняла флиску и набросила на плечи.
Шла по набережной и думала: никто ничего не знает. Ни Путин, ни те советские граждане вАмерике, которые уже сегодня с утра размышляют не о том, как им обустроить Нью-Йорк, а почему-то о Херсоне, ни те, кто сидит в новиковском ресторане и, щурясь на солнце, ест крымские устрицы, ни, тем более, я. И знать не хочу. Хочу быть котиком.
И в этом, думаю, есть некая прелесть жизни.
.