(no subject)
Все будет так же после нас, а нас не будет,
Когда нам мир сполна воздаст - у мира не убудет.
По небу скатится звезда слезой горючей
И не останется следа - обычный случай.
(А. Дементьев)
Купила НатальСергевне шерстяные носки.
Думала о том, что вот ведь всё умею сама, причём, не стесняясь, хорошо и очень хорошо: и вязать, и на швейной машинке - от носков до свитеров со сложными узорами, от шифона до джинсы на цигейковой подкладке. И расходников в закромах выше крыши, кто-то будет после меня всё разбирать и чертыхаться.
Но - не хочу и не могу себя заставить. Легче купить, чувствуя при этом, что поддерживаешь какую-нибудь бабулю ста рублями.
Про «после меня»: невероятно трудно опустошить квартиру, в которой прошли твои школьные и студенческие годы, где каждая тарелка напоминает о родителях, и где теперь тебе ничего не нужно. Ни-че-го, даже чешский сервиз на двенадцать персон.
И вот они с ребёнком поехали крушить оставшееся, и он цепляется за каждую вещь: «ещё книги надо перевезти…»
Я не хочу ничего этого знать и видеть, даже когда все были живы, это было грустно, а теперь и подавно. И книг этих не хочу: что ты с ними будешь делать? - Не знаю. Это папины книги. Пусть будут, пусть после меня их выбросят, я не могу.
Оглядываю мысленно свою квартиру и пытаюсь представить, что будет с моими любимыми вещами, которые подбирались и выстраивались в некое уютное и комфортное для меня замкнутое пространство - заветный сундук с яйцом, в котором трепещет ещё моя жизнь на кончике иглы.
Хочу заплакать, но не могу.
Закрываю в голове мрачную картинку и говорю: да бери всё, что хочешь, оттуда!
Когда нам мир сполна воздаст - у мира не убудет.
По небу скатится звезда слезой горючей
И не останется следа - обычный случай.
(А. Дементьев)
Купила НатальСергевне шерстяные носки.
Думала о том, что вот ведь всё умею сама, причём, не стесняясь, хорошо и очень хорошо: и вязать, и на швейной машинке - от носков до свитеров со сложными узорами, от шифона до джинсы на цигейковой подкладке. И расходников в закромах выше крыши, кто-то будет после меня всё разбирать и чертыхаться.
Но - не хочу и не могу себя заставить. Легче купить, чувствуя при этом, что поддерживаешь какую-нибудь бабулю ста рублями.
Про «после меня»: невероятно трудно опустошить квартиру, в которой прошли твои школьные и студенческие годы, где каждая тарелка напоминает о родителях, и где теперь тебе ничего не нужно. Ни-че-го, даже чешский сервиз на двенадцать персон.
И вот они с ребёнком поехали крушить оставшееся, и он цепляется за каждую вещь: «ещё книги надо перевезти…»
Я не хочу ничего этого знать и видеть, даже когда все были живы, это было грустно, а теперь и подавно. И книг этих не хочу: что ты с ними будешь делать? - Не знаю. Это папины книги. Пусть будут, пусть после меня их выбросят, я не могу.
Оглядываю мысленно свою квартиру и пытаюсь представить, что будет с моими любимыми вещами, которые подбирались и выстраивались в некое уютное и комфортное для меня замкнутое пространство - заветный сундук с яйцом, в котором трепещет ещё моя жизнь на кончике иглы.
Хочу заплакать, но не могу.
Закрываю в голове мрачную картинку и говорю: да бери всё, что хочешь, оттуда!