моё.
обо мне. много.
когда мы снимали сюжет о Елене Лисовской в её маленькой кухне, мне пришлось с осветительным прибором в вытянутой руке сидеть на горячей плите.
когда в 1997-м году на съёмках подводок на детской площадке под дождём оператор поставил меня в требуемую точку, а именно в собачью какашку, я подумала - чёрт возьми, а ведь это лучший день рождения в моей жизни! но трудоголиком так и не стала.
я всем телом боюсь: трамваев, ездить в автомобилях, огня и горячего. боюсь, когда мои друзья знакомятся между собой, и ещё женских криков, резких мужских голосов, широких усатых дядек.
когда-то я думала, что я самая главная девочка в стране.
когда мне было четыре года, я написала письмо в Президиум Верховного Совета СССР с требованием запретить сигареты, а то мои родители умрут.
мне жутко от: того, что люди делают со зверьми, водой и лесом и от индустрии упаковки.
первое воспоминание: лежу в деревянной кроватке под махровым полотенцем, чтобы свет в глаза не бил, и думаю - какие же вы глупые, если думаете, что я ничего не понимаю!
и ощущение: родилась напоследок, чтобы всем любимым ещё разок насладиться.
родные люди узнаются в первые миллисекунды, один раз даже с затылка.
и ещё почему-то отвращение к сексу и твёрдое решение никогда им не заниматься, когда вырасту.
(мне хотелось, чтобы люди размножались прикладыванием ладошек одна к другой)
(у меня был виртуальный друг по имени Ильсор, синий полупрозрачный мальчик, который приходил ко мне поболтать и помолчать вместе)
самые позорные минуты в моей жизни были в мои восемь лет, когда консилиум врачей смотрел на мою попу.
мои родители были раскованными, а для меня было ужасом всё связанное с попой, грудью и туалетом. откуда это взялось, непонятно. мне было страшно лежать на животе (я люблю лежать на животе!), потому что это как будто я хочу, чтобы пришёл врач со шприцом и сделал укол.
я разговаривала со своей косой перед сном и грызла её. после чернобыля волосы стали выпадать и меня постригли.
маленькая я болела каким-то неизвестным диатезом, из-за которого у меня не было кожи на ладошках и попе. были повязки и жёлтая фурацилиновая мазь, запаха которой я не помню. помню вишневского. с тех пор эти части тела у меня особенные: на ладошках много-много узоров, как у совсем старенького человека, а попа шершавая.
ещё у меня иногда болели ноги. иногда они совсем не работали подолгу.
я вставала, когда звучал Гимн Советского Союза. даже если по радио в шесть утра.
мои любимые слова завораживает и пронзительно.
и - божественный.
меня завораживают эти достижения цивилизации: мгновенная связь через расстояния.
когда мне рассказали, откуда берутся дети, я тут же об этом забыла.
когда в двадцать два года в моей жизни появился секс, я обнаружила неожиданную страстность)
однажды я приехала в гости к мужчине в его летний домик в закарпатье. ранними утрами туда прибегали соседи, чтобы проверить, кто где спит. ёмаё.
в десять лет я очень испугалась переселения в новую квартиру и на всякий случай прокляла будущих жильцов старой. какую-то соль под линолеум сыпала, какие-то заговоры, записки... что-то такое спонтанное. и теперь я уже много лет о них волнуюсь. и мне стыдно очень.
самые горькие слёзы у меня были когда умер мой друг, уличный собака Бим.
горько, подолгу плакала о пятерых людях, уезжающих далеко.
когда-то я видела свою физиономию в телевизоре восемь раз в неделю, а после этого почему-то легко рассталась с телевидением.
два года бегала по улицам с идиотскими вопросами к прохожим. в какой цвет вы бы покрасили небо?
и без телекамеры тоже.
я работала тележурналистом, ассистентом режиссёра, няней, редактором рубрики в газете, художником, художником по оракалу, наборщиком, корректором, оператором термопечати, курьером, секретарём йоговкой организации.
я ничего не умею делать мастерски. рисование и писание - в этом нет моих усилий, это от Бога, а я сама ничего делать не хочу.
в школе я была сначала отличницей, а потом сразу единичницей. аттестата о среднем образовании у меня нет.
сейчас я долго бродила (ночь-туман-дождь) по улицам под фонарями, по глинистым откосам, между заборами, нюхала. есть огромные, очень важные вещи, которые ты можешь делать только один.
видела много разноцветных окон, больше всего понравились синее и лимонное.
если меня отпустить на волю, то я как-то прихожу к воде, сажусь на берегу и втыкаю. и у меня очень меняется на душе.
если бы нужно было есть только одну-единственную еду, я бы ела мандаринки.
у меня невероятные друзья.
у меня есть любимый человек далеко. может быть, я больше никогда его не увижу. но моё сержце не сжимается, а наоборот, как цветочек.
я хочу петь и танцевать. и иногда вдруг как пою! и танцую)
я очень хочу затащить в гости Макса Савченко, а он не затаскивается. И я думаю, что очень грустно будет попасть под трамвай, если Макс так и не придёт.
та же фигня с таней Панибудьлаской. очень хочется побыть с ней вместе.
я почти никогда не слушаю музыку.
внутренняя тишина ко мне приходит только если я задерживаю дыхание.
уже лет пятнадцать я никак не могу привыкнуть к тому, что грудь мешает лежать на животе. и к тому, что друзья неумолимо знакомятся между собой. вобще к неизменным и вечным вещам некоторым. это Паша сегодня заметил)
сейчас я испугалась своего возраста.
я люблю пить тёплую кипячёную воду. люблю плоские крыши.
всё важное в жизни я всегда решала с помощью писем.
мои рисунки и записки детские. конец текста.
когда мы снимали сюжет о Елене Лисовской в её маленькой кухне, мне пришлось с осветительным прибором в вытянутой руке сидеть на горячей плите.
когда в 1997-м году на съёмках подводок на детской площадке под дождём оператор поставил меня в требуемую точку, а именно в собачью какашку, я подумала - чёрт возьми, а ведь это лучший день рождения в моей жизни! но трудоголиком так и не стала.
я всем телом боюсь: трамваев, ездить в автомобилях, огня и горячего. боюсь, когда мои друзья знакомятся между собой, и ещё женских криков, резких мужских голосов, широких усатых дядек.
когда-то я думала, что я самая главная девочка в стране.
когда мне было четыре года, я написала письмо в Президиум Верховного Совета СССР с требованием запретить сигареты, а то мои родители умрут.
мне жутко от: того, что люди делают со зверьми, водой и лесом и от индустрии упаковки.
первое воспоминание: лежу в деревянной кроватке под махровым полотенцем, чтобы свет в глаза не бил, и думаю - какие же вы глупые, если думаете, что я ничего не понимаю!
и ощущение: родилась напоследок, чтобы всем любимым ещё разок насладиться.
родные люди узнаются в первые миллисекунды, один раз даже с затылка.
и ещё почему-то отвращение к сексу и твёрдое решение никогда им не заниматься, когда вырасту.
(мне хотелось, чтобы люди размножались прикладыванием ладошек одна к другой)
(у меня был виртуальный друг по имени Ильсор, синий полупрозрачный мальчик, который приходил ко мне поболтать и помолчать вместе)
самые позорные минуты в моей жизни были в мои восемь лет, когда консилиум врачей смотрел на мою попу.
мои родители были раскованными, а для меня было ужасом всё связанное с попой, грудью и туалетом. откуда это взялось, непонятно. мне было страшно лежать на животе (я люблю лежать на животе!), потому что это как будто я хочу, чтобы пришёл врач со шприцом и сделал укол.
я разговаривала со своей косой перед сном и грызла её. после чернобыля волосы стали выпадать и меня постригли.
маленькая я болела каким-то неизвестным диатезом, из-за которого у меня не было кожи на ладошках и попе. были повязки и жёлтая фурацилиновая мазь, запаха которой я не помню. помню вишневского. с тех пор эти части тела у меня особенные: на ладошках много-много узоров, как у совсем старенького человека, а попа шершавая.
ещё у меня иногда болели ноги. иногда они совсем не работали подолгу.
я вставала, когда звучал Гимн Советского Союза. даже если по радио в шесть утра.
мои любимые слова завораживает и пронзительно.
и - божественный.
меня завораживают эти достижения цивилизации: мгновенная связь через расстояния.
когда мне рассказали, откуда берутся дети, я тут же об этом забыла.
когда в двадцать два года в моей жизни появился секс, я обнаружила неожиданную страстность)
однажды я приехала в гости к мужчине в его летний домик в закарпатье. ранними утрами туда прибегали соседи, чтобы проверить, кто где спит. ёмаё.
в десять лет я очень испугалась переселения в новую квартиру и на всякий случай прокляла будущих жильцов старой. какую-то соль под линолеум сыпала, какие-то заговоры, записки... что-то такое спонтанное. и теперь я уже много лет о них волнуюсь. и мне стыдно очень.
самые горькие слёзы у меня были когда умер мой друг, уличный собака Бим.
горько, подолгу плакала о пятерых людях, уезжающих далеко.
когда-то я видела свою физиономию в телевизоре восемь раз в неделю, а после этого почему-то легко рассталась с телевидением.
два года бегала по улицам с идиотскими вопросами к прохожим. в какой цвет вы бы покрасили небо?
и без телекамеры тоже.
я работала тележурналистом, ассистентом режиссёра, няней, редактором рубрики в газете, художником, художником по оракалу, наборщиком, корректором, оператором термопечати, курьером, секретарём йоговкой организации.
я ничего не умею делать мастерски. рисование и писание - в этом нет моих усилий, это от Бога, а я сама ничего делать не хочу.
в школе я была сначала отличницей, а потом сразу единичницей. аттестата о среднем образовании у меня нет.
сейчас я долго бродила (ночь-туман-дождь) по улицам под фонарями, по глинистым откосам, между заборами, нюхала. есть огромные, очень важные вещи, которые ты можешь делать только один.
видела много разноцветных окон, больше всего понравились синее и лимонное.
если меня отпустить на волю, то я как-то прихожу к воде, сажусь на берегу и втыкаю. и у меня очень меняется на душе.
если бы нужно было есть только одну-единственную еду, я бы ела мандаринки.
у меня невероятные друзья.
у меня есть любимый человек далеко. может быть, я больше никогда его не увижу. но моё сержце не сжимается, а наоборот, как цветочек.
я хочу петь и танцевать. и иногда вдруг как пою! и танцую)
я очень хочу затащить в гости Макса Савченко, а он не затаскивается. И я думаю, что очень грустно будет попасть под трамвай, если Макс так и не придёт.
та же фигня с таней Панибудьлаской. очень хочется побыть с ней вместе.
я почти никогда не слушаю музыку.
внутренняя тишина ко мне приходит только если я задерживаю дыхание.
уже лет пятнадцать я никак не могу привыкнуть к тому, что грудь мешает лежать на животе. и к тому, что друзья неумолимо знакомятся между собой. вобще к неизменным и вечным вещам некоторым. это Паша сегодня заметил)
сейчас я испугалась своего возраста.
я люблю пить тёплую кипячёную воду. люблю плоские крыши.
всё важное в жизни я всегда решала с помощью писем.
мои рисунки и записки детские. конец текста.