Метро. Питер. Рассказ брата Полоза.
С разрешения автора, моего напарника брата Полоза, публикую его рассказ о нашей судьбе, нашу исторю и нашу жизнь. Это действительно прекрасно, захватывающе и очень трогательно. Слушайте. Слушайте.
"Рассказ о служении священников станции Пионерская.
Обеты, принимаемые при рукоположении в чин настоятеля довольно несложные. Блюсти веру, не нарушать единство братства, не кривить душой перед господом и святым Петром. Выполнение их, поддержание духа станции и ежедневная рутина храмовых обязанностей поглощают с головой, не оставляя места для рефлексии и пустопорожних мыслей.
Но есть одна вещь, которую хотелось бы объяснить. Бойцы-клирики всегда работают парами и тройками, прикрывая друг друга. Техники и исследователи тоже заняты своим делом не в одиночку. Каждый из нас несет свою долю, разделяя её с другими. А если одолевают сомнения - идет в храм. И мы выслушиваем его и снимаем тяжесть. Такая работа требует строгости к себе, чистоты перед господом и непрестанного, постоянного напряжения, которое невозможно вынести в одиночку.
Наставнику, например, не повезло. У него не было друга, способного поддержать его в минуту сомнения. Возможно, поэтому он и ушел. Просто не выдержал.
У нас другая ситуация. Гораздо более светлая. Мы с настоятельницей сестрой Чиж понимаем, что невозможно служение без надежной опоры рядом. И поддерживаем друг друга.
Сколько помню, Кристина всю жизнь была при храме.
Сначала просто стоявшая у алтаря и внимательно слушавшая мессы прихожанка,
затем послушница, сестра, а затем и настоятельница, она всегда была нашим столпом веры.
Став настоятельницей, она приняла обязанности духовной главы станции и выполняла их с честью. Мы вместе служили в храме, принимали исповеди и освобождали наших прихожан от наваждений. До срока.
Однажды к станции вышло несколько нелюдей из тоннеля. Дежурный поднял тревогу, гермодверь заблокировали. Нелюди бились в неё с возраставшей силой. Обитатели станции, соблюдая обычный порядок при штурме, разошлись по укрытиям. Бойцы-клирики взяли двери в прицелы и приготовились отражать нападение.
Тьма за дверьми разбушевалась сильней обычного. Входные двери сотрясались от ударов, и было понятно, что долго им не выдержать. Защитники укрылись за баррикадой, а мы стали молится в храме.
Гермодверь с оглушительным звоном грохнулась на пол, и тьма затопила станцию.
Выстрелы, крики, оры тварей и хрипы умирающих стали единой адской какофонией, и внезапно затихли. Умирать стало некому.
Визжащие и рычащие твари пронеслись по станции, и покинули её. Их никто не преследовал. Все братья, все сестры за малым исключением были мертвы. Вся станция. И мы были тому виной, потому что слабы оказались и не смогли остановить тьму.
Страшный грех пал на наши души, и не смогли мы жить с ним. Взглянув друг на друга решили - идем в тоннели, искупим смертью собственное бессилие. Прибрали в храме, потушили свечи - к чему они теперь. Отпевать павших не посмели - не смогли смотреть им в глаза, ибо на нас лежала вина в их гибели. Прикоснувшись к алтарю в последний раз, притворили двери храма, чтобы сырость не добралась до свитков, прошли по станции, обходя кровавые отметины на стенах и полу. Тел не было, видно их уже утащили. Переступили через герму, лежавшую на полу, и вышли в тоннель. Свет свечей и мерцание тоннельных грибов помогали нам, и двинулись мы по своему пути навстречу смерти.
Мы плутали в тоннелях, бродили во тьме, стучались в гермодвери. Никто не вышел к нам из темноты и не принес искупления. Мы все еще живы. Неужели господь нас оставил? Поднимаемся на поверхность. Не тоннельные призраки, так хоть радиация пусть прикончит нас. Смотрим на солнце, траву, цветы. Это нереально, за десятки лет нашим домом стала тьма тоннелей. Солнце жжет глаза, мы оглядываемся. И вот вдалеке сквозь шевелящуюся траву проступают силуэты тварей. Они идут к нам. Я - песчинка в твоих руках, господь наш и покровитель. Мы готовы к искуплению.
Удар когтистой лапы швырнул меня на землю. Это конец, мы отправляемся вслед за нашими братьями и сестрами. Господь милосерден.
Но рано было уповать на милость господа. На лицо упала тяжелая тряпка, закрывшая глаза, создание тьмы подхватило меня и потащило куда-то. Это не всё, нас не убили на месте? Что уготовил нам вседержитель? Слова молитвы срываются с губ. Рядом, слышу, молится сестра Чиж. Значит, нас не разлучили. Что ж, встретим все испытания. Повязка срывается с глаз. Мы в руинах. Нас толкают в темный закут и закрывают решеткой. В замке поворачивается ключ. Невероятно. Где мы? Мимо решетки снуют нечистые. Проходит баньши. Его золотистая голова, похожая на карикатурную маску, поворачивается в нашу сторону. Сейчас он закричит, и мы умрем. Баньши отворачивается и проходит мимо. Что это за место? Мы пытаемся оглядеться через решетку. По коридорам ходят люди и уроды, они не убивают друг друга. Похоже, что они здесь живут! Вместе! Невероятно. Урча что-то, к решетке подходит кто-то в заношенном и грязном камуфляже, с которого свисают какие-то тряпки. Человек? Нет? Создание отмыкает нашу темницу и приказывает нам выйти. Мы отказываемся, потому как подчиняться нечистому не пристало нам. Он угрожает нам, грозит смертью. Искренне смеемся в ответ. Мы пришли умирать, убей же нас, говорим. В его руке блистает мачете. С ухмылкой он входит в камеру и подходит к нам. Страх за сестру растет в сердце. Взмахом ножа он отрубает мне ухо. Боль скручивает и бросает меня на колени. Господи, не оставь детей своих! Нас выволакивают из камеры, заковывают в наручники.
Они кричат "На капище! Жертва! В жертву их!". Что ж, наш путь только начинается. Господь мудр, он отмеряет каждому по делам его. А дела наши - бездна греха без края.
Нас притаскивают на капище и швыряют на бетонную плиту. Кривая маска с кровавыми глазами царит над вакханалией. Нас ставят на колени и склоняют принять веру в эту безликую маску, уставившуюся с кровавого шеста. Мы смеемся в ответ и читаем молитву. Господь, покажи им свою силу! Страшный удар сзади ломает мою ногу. Агония боли скручивает судорогой тело, я падаю на алтарь и смотрю вверх. Бетонный потолок и ухмыляющиеся рожи кривляющихся в отвратительном ритуале безумцев. Крик рвется из груди, я проклинаю их маску прямо в её безглазое лицо и призываю на помощь нашего покровителя. Тяжелая туша падает на меня, и когти и зубы впиваются в руку. Сознание туманится, я смотрю, как отвратительная пасть перегрызает мой локоть и уносится во тьму. Рожи вокруг хохочут. Боль оглушающим мешком падает на голову. Господи! Не дай потерять сознание, ибо не могу оставить сестру мою в такую минуту.
И ответил господь, и послал мне знамение во мраке, и услышал я знамение его, и радостно было оно, и было оно сестрой моей.
Ибо молитва была на устах её.
Молилась сестра моя, молилась о скорой смерти для брата своего. И услышал это я и теплом её молитвы согрелся, и отступила боль и облегчились муки, и прояснилось зрение, и увидел я сестру мою, может быть в последний раз. И не мог наглядеться, ибо прекрасна была она в искуплении.
Блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами. Неужели только мне видно сияние её?
И услышал я разговоры исчадий, в темноте вокруг толпившихся, и страх сковал меня.
Ибо планы строили они, и со смехом вещали. И нечестивы были планы эти, и развратны. Входить к ней собрались они, и возлегать с ней без венчания, и рожать их сыновей должна была она в планах этих.
И понял я, что тяжкую долю возложил господь на душу мою, и испытание воздвигнул он передо мной.
Исполнить самому наказание свое - вот что назначил господь мне за грех, что не смог я оборонить станцию. Ибо должен я убить сестру мою. И протянул я руку и коснулся сестры моей.
Волосы на голове твоей, как пурпур, сестра;
Как половинки гранатового яблока - ланиты твои под кудрями твоими;
Господь определил мне полную меру, и увидел я меру эту и устрашился. Ибо никто из тварей не мог помешать мне, отворотил их господь от искупления моего, и открыл мне путь.
Шея твоя - как столп из слоновой кости;
Горло твоё, как цветок хрустальный, сестра.
Рука моя сжимала и терзала хрусталь, и рассыпался он сверкающей пылью, обжигавшей мне пальцы.
И пролилась кровь твоя, и пала на руки мои, и смешалась с моею.
Стала одним кровь твоя и кровь моя, и стали мы связаны в жизни, в смерти и в посмертии.
Не вижу лица твоего, но нет сил более, стал слаб и не могу увидеть глаза твои.
И вздохнула ты последний раз, и затихла.
Мгновения твои завершились, сестра, служение окончено, ты возносишься к повелителю нашему, чиста и непорочна, из тьмы и страдания, что поглотили нас. И великая радость становится в душе моей, ибо спасена ты, и воссоединишься на небесах с любящими тебя. За спиной твоей расправляются крыла огненные, и ангелы господни трубят, приветствуя тебя. Святой Петр отворяет врата, и скрываешься ты в свете небесном. Прощай.
Запомню тебя, и буду хранить память, ибо убил я, и нет меня в царствии владыки нашего.
И пал мне на грудь ужас глубинный, и разодрал легкие, и лишил взгляда, и не мог я больше видеть сестру мою. И подняли меня с алтаря нечестивого, и потащили. Господь не отмерил мне более воздуха на земле и пришел мой срок.
И раздался надо мной глас рыкающий нечеловечьей твари, сказавший тащившему меня "Отпусти его. Видишь, он сейчас..."