Пути-дороги - 2
Рафаэль. Аллегория. Сон рыцаря. Ок. 1504 г. масло, доска тополя 17,1 x 17,3 см
<картинку можно щелчком увеличить>.
Итак, отец Рафаэля - Джованни Санти - как то раз написал поэму «La Vita e le Gesta di Federico di Montefeltro duca d'Urbino, poema in terza rima» (Codice Vat. Ottob. lat. 1305, Vol. I-II), где в прологе говорится о том:
как автор засыпает под сенью бука [замечу в скобках, что на картине рыцарь дремлет под лавром] и слышит голос, который призывает его не терять времени. Он понимает, что он должен отказаться от легкого пути, усыпанного травами и цветами, по которому он до сих пор следовал, чтобы пойти новой, жесткой и каменистой дорогой, ведущей вверх по скалам в храм Аполлона и муз. Там он молится, чтобы пришло вдохновение и страсть сменилась разумом, так чтобы открылся простор высшего смысла его поэмы.
Папина ли поэма повлияла на Рафаэля в выборе темы картины, или что другое - это ещё вопрос.
Ну, предположим, что папа.
Тогда сразу надо сказать, что в 1417 г. Поджо Брачолини нашел поэму Силия Италика (itus Catius Asconius Silius Italicus 25 или 26 - 101 г.н.э.), которая была опубликована уже после смерти Поджо - в 1471 г. (за год до рождения Гвидобальдо).
Поэма в 17 книгах называлась «Пуника», где речь шла о Второй пунической войне. На русский язык стараниями Александра Подосинова пока была переведена и напечатана только первая книга поэмы. А нам нужна пятнадцатая книга, где речь идет о чудесном видении юного Сципиона Африканского.
Там Сципион размышляет, надо ли ему ввязываться в войну с Ганнибалом в Испании. И вот:
Has, lauri residens iuvenis viridante sub umbra,
aedibus extremis volvebat pectore curas,
cum subito assistunt, dextra laevaque per auras
allapsae, baud paulum mortali maior imago,
hinc Virtus, illinc virtuti inimica Voluptas.
altera Achaemenium spirabat vertice odorem,
ambrosias diffusa comas et veste refulgens,
ostrum qua fulvo Tyrium sufFuderat auro;
fronte decor quaesitus acu, lascivaque crebras
ancipiti motu iaciebant lumina flammas.
alterius dispar habitus: frons hirta nee umquam
composita mutata coma; stans vultus, et ore
incessuque viro propior laetique pudoris,
celsa humeros niveae fulgebat stamine pallae.
(в очень вольном изложении), примерно так:
Эти тревожные мысли заполняли ум юноши, когда он сидел под зеленой тенью лаврового дерева, что росло за жилищем; но вдруг две фигуры, ростом намного выше обычных смертных, спустились с неба и встали справа и слева от него: Добродетель (Virtus) с одной стороны, а Удовольствие (Voluptas), враг Добродетели, с другой. Голова Удовольствия благоухала персидскими ароматами и её душистые косы свободно струились; сияющие пурпурные одежды её было расшиты червленым золотом; заколка в её волосах подчеркивала красоту лба; подвижные шаловливые глаза искрились вспышками пламени. Облик другой фигуры был совсем иным: волосы, без всякого заимствованного очарования уложенных локонов , свободно росли над её лбом; глаза были спокойны; лицо и походка были больше схожи с мужскими, она казала собой саму приветливую скромность, а её высокая фигура была облачена в белоснежные одежды.
А далее: Удовольствие говорит, что, мол, сынок, это безумие в твои юные годы идти на войну и губить там свою жизнь, как сгубили её уже многие. Второй раз уже не родишься, и надо идти путем мирной жизни и утех. А Добродетель утверждает, что человек стоит выше всех других животных так же, как боги над смертными. Он рожден для славы, должен смотреть в небо, а не ползать на брюхе. Она обещает Сципиону не пурпурные одежды с парфюмом, а достойную победу над Карфагеном. В результате Сципион выбирает второе - трудный путь борьбы.
Тут надо сразу заметить, что всю эту поучительную историю Силий Италик взял целиком из «Меморабилий» Ксенофонта, где тот вспоминает, как Сократ, в свою очередь, вспоминает рассказ Продика (ок. 465 до н. э.- ок. 395 до н. э.) о Геркулесе на жизненном распутье.
Перевод этой истории на русский, на этот раз, существует:
Геракл в пору перехода из детского возраста в юношеский, когда молодые люди уже становятся самостоятельными и видно бывает, по какому пути пойдут они в жизни, - по пути ли добродетели или порока, - Геракл ушел в пустынное место и сидел в раздумье, по которому пути ему идти. Ему представилось, что к нему подходят две женщины высокого роста, - одна миловидная, с чертами врожденного благородства; украшением ей была чистота тела, стыдливость в очах, скромность наружности, белая одежда; другая была упитанная, тучная и мягкотелая; раскрашенное лицо ее казалось на вид белее и румянее, чем оно было в действительности; фигура казалась прямее, чем была от природы; глаза широко раскрыты; одежда такая, чтобы не скрыть красоты молодости; она часто оглядывала себя, наблюдала также, не смотрит ли кто другой на нее, часто обертывалась даже на свою собственную тень.
Когда они были уже близко от Геракла, то первая продолжала идти прежним шагом, а вторая, желая опередить ее, подбежала к Гераклу и сказала:
- Я вижу, Геракл, ты в раздумье, по какому пути тебе идти в жизни. Так если ты сделаешь своим другом меня, то я поведу тебя по пути самому приятному и легкому; радости жизни ты вкусишь все, а тягостей не испытаешь во весь век свой. Во-первых, ты не будешь заботиться ни о войнах, ни о делах, а всю жизнь будешь думать только о том, какое бы кушанье или напиток тебе найти по вкусу, чем бы усладить взор или слух, чем порадовать обоняние или осязание, с какими мальчиками побольше испытать удовольствия, как помягче спать, как поменьше трудиться, чтобы все это получить. А если когда явится опасение, что не хватит средств на это, не бойся, я не поведу тебя добывать эти средства путем труда и страданий, телесных и душевных: нет, что другие зарабатывают, этим будешь пользоваться ты, не останавливаясь ни перед чем, откуда можно чем-нибудь поживиться: своим друзьям я предоставляю свободу извлекать пользу изо всего.
Выслушав это, Геракл спросил:
- А как тебе имя, женщина?
- Друзья мои, - отвечала она, - зовут меня Счастьем, а ненавистники называют Порочностью.
В это время подошла другая женщина и сказала:
- И я пришла к тебе, Геракл: я знаю твоих родителей и твои природные свойства изучила во время воспитания твоего. Поэтому я надеюсь, что если бы ты пошел путем, ведущим ко мне, то из тебя вышел бы превосходный работник на поприще благородных, высоких подвигов, и я стала бы пользоваться еще большим почетом и славой за добрые деяния. Не буду обманывать тебя вступлениями насчет удовольствий, а расскажу по правде, как боги устроили все в мире. Из того, что есть на свете полезного и славного, боги ничего не дают людям без труда и заботы: хочешь, чтобы боги были к тебе милостивы, надо чтить богов; хочешь быть любимым друзьями, надо делать добро друзьям; желаешь пользоваться почетом в каком-нибудь городе, надо приносить пользу городу; хочешь возбуждать восторг всей Эллады своими достоинствами, надо стараться делать добро Элладе; хочешь, чтобы земля приносила тебе плоды в изобилии, надо ухаживать за землей; думаешь богатеть от скотоводства, надо заботиться о скоте; стремишься возвыситься через войну и хочешь иметь возможность освобождать друзей и покорять врагов, надо учиться у знатоков военному искусству и в нем упражняться; хочешь обладать и телесной силой, надо приучать тело повиноваться рассудку и развивать его упражнениями, с трудами и потом.
Тут Порочность, перебив ее, как говорит Продик, сказала:
- Понимаешь ты, Геракл, о каком трудном и длинном пути к радостям жизни рассказывает тебе эта женщина? А я поведу тебя легким и коротким путем к счастью.
Тогда Добродетель сказала:
- Жалкая тварь! А у тебя что есть хорошего? Какое удовольствие знаешь ты, когда ты не хочешь ничего делать для этого? Ты даже не ждешь, чтобы появилось стремление к удовольствию, а еще до появления его ты уже насыщаешься всем: ешь, не успев проголодаться, пьешь, не успев почувствовать жажду; чтобы еда казалась вкусной, придумываешь разные поварские штуки; чтобы питье казалось вкусным, делаешь себе дорогие вина и летом бегаешь во все концы и разыскиваешь снега; чтобы сон был сладким, делаешь не только постели мягкие, но и подставки под кровати9, потому что тебе хочется спать не от труда, а от нечего делать. Любовную страсть ты возбуждаешь насильственно, раньше появления потребности в ней, придумывая для этого всякие средства и употребляя мужчин как женщин; так ты воспитываешь своих друзей: ночью их бесчестишь, а днем, в самые лучшие часы, укладываешь их спать. Хотя ты и бессмертна, но из сонма богов ты выброшена, а у людей, у хороших, ты в презрении. Самых приятных звуков, - похвалы себе, - ты не слышишь; самого приятного зрелища не видишь, потому что никогда не видала ни одного своего славного деяния. А кто поверит каким-нибудь словам твоим? Кто поможет тебе в какой-нибудь нужде? Кто в здравом уме решится быть в свите твоих почитателей? В молодые годы они немощны телом, в пожилые слабоумны душой; всю молодость они живут без труда, на чужой счет упитанные, а чрез старость проходят трудно: изможденные, они стыдятся своих прежних дел и тяготятся настоящими, ведь чрез радости жизни они промчались в молодости, а тягости отложили на старость. А я живу с богами, живу с людьми, с хорошими; ни одно благое дело, ни божеское, ни человеческое, не делается без меня; я больше всех пользуюсь почетом и у богов и у людей, у кого следует, потому что я - любимая сотрудница художников, верный страж дома хозяевам, благожелательная помощница слугам, хорошая пособница в трудах мира, надежная союзница в делах войны, самый лучший товарищ в дружбе. Друзья мои приятно и без хлопот вкушают пищу и питье, потому что они ждут, чтобы у них появилась потребность в этом. Сон у них слаще, чем у праздных; им не бывает тяжело оставлять его, и из-за него они не пренебрегают своими обязанностями. Молодые радуются похвалам старших, престарелые гордятся уважением молодых; они любят вспоминать свои старинные дела, рады хорошо исполнять настоящие, потому что благодаря мне любезны богам, дороги друзьям, чтимы отечеством. А когда придет назначенный роком конец, не забытые и бесславные лежат они, а воспоминаемые вечно цветут в песнях. Если ты совершишь такие труды, чадо добрых родителей, Геракл, то можно тебе иметь это блаженное счастье!
И эта архетипическая история могла дойти до Рафаэля не в виде переотражений в прологе поэмы его отца Джованни, а просто в переводах с немецкого на латынь знаменитой книги «Корабль дураков» Себастьяна Бранта (1494 г., латинский перевод 1497 г.). Русский перевод есть, но неполный и там этой истории нет.
Я не владею в достаточной мере швабским диалектом немецкого, но в английском, понятном мне, переводе начала 16 века это выглядит так:
Beholde here man dyrect thy syght to se
For in this balade I shall vnto the shewe
The stryfe of vyce and voluptuosyte
Had in comtempt of goodnes and vertue
But do thou so that vertue may subdue
Foule carnall lust whose pleasour is but vayne
Firste full of myrth: endynge in bytter payne
Whyle Hercules lay slepynge (as I rede)
Two wayes he sawe full of diffyculte
The one of pleasour: at ende gyuynge no mede
The other of vertue auaunsynge eche degre
But of both these two wayes whan that he
Had sought the state: the ende, and the strayghtnes
The way he entred of vertue and goodness.
И вот соответствующая картинка:
A concertacion or stryuynge bytwene vertue and voluptuosyte: or carnall lust.
Итак, остается написать третий завершающий, собственно художественный пост об этой «Аллегории» Рафаэля.
<картинку можно щелчком увеличить>.
Итак, отец Рафаэля - Джованни Санти - как то раз написал поэму «La Vita e le Gesta di Federico di Montefeltro duca d'Urbino, poema in terza rima» (Codice Vat. Ottob. lat. 1305, Vol. I-II), где в прологе говорится о том:
как автор засыпает под сенью бука [замечу в скобках, что на картине рыцарь дремлет под лавром] и слышит голос, который призывает его не терять времени. Он понимает, что он должен отказаться от легкого пути, усыпанного травами и цветами, по которому он до сих пор следовал, чтобы пойти новой, жесткой и каменистой дорогой, ведущей вверх по скалам в храм Аполлона и муз. Там он молится, чтобы пришло вдохновение и страсть сменилась разумом, так чтобы открылся простор высшего смысла его поэмы.
Папина ли поэма повлияла на Рафаэля в выборе темы картины, или что другое - это ещё вопрос.
Ну, предположим, что папа.
Тогда сразу надо сказать, что в 1417 г. Поджо Брачолини нашел поэму Силия Италика (itus Catius Asconius Silius Italicus 25 или 26 - 101 г.н.э.), которая была опубликована уже после смерти Поджо - в 1471 г. (за год до рождения Гвидобальдо).
Поэма в 17 книгах называлась «Пуника», где речь шла о Второй пунической войне. На русский язык стараниями Александра Подосинова пока была переведена и напечатана только первая книга поэмы. А нам нужна пятнадцатая книга, где речь идет о чудесном видении юного Сципиона Африканского.
Там Сципион размышляет, надо ли ему ввязываться в войну с Ганнибалом в Испании. И вот:
Has, lauri residens iuvenis viridante sub umbra,
aedibus extremis volvebat pectore curas,
cum subito assistunt, dextra laevaque per auras
allapsae, baud paulum mortali maior imago,
hinc Virtus, illinc virtuti inimica Voluptas.
altera Achaemenium spirabat vertice odorem,
ambrosias diffusa comas et veste refulgens,
ostrum qua fulvo Tyrium sufFuderat auro;
fronte decor quaesitus acu, lascivaque crebras
ancipiti motu iaciebant lumina flammas.
alterius dispar habitus: frons hirta nee umquam
composita mutata coma; stans vultus, et ore
incessuque viro propior laetique pudoris,
celsa humeros niveae fulgebat stamine pallae.
(в очень вольном изложении), примерно так:
Эти тревожные мысли заполняли ум юноши, когда он сидел под зеленой тенью лаврового дерева, что росло за жилищем; но вдруг две фигуры, ростом намного выше обычных смертных, спустились с неба и встали справа и слева от него: Добродетель (Virtus) с одной стороны, а Удовольствие (Voluptas), враг Добродетели, с другой. Голова Удовольствия благоухала персидскими ароматами и её душистые косы свободно струились; сияющие пурпурные одежды её было расшиты червленым золотом; заколка в её волосах подчеркивала красоту лба; подвижные шаловливые глаза искрились вспышками пламени. Облик другой фигуры был совсем иным: волосы, без всякого заимствованного очарования уложенных локонов , свободно росли над её лбом; глаза были спокойны; лицо и походка были больше схожи с мужскими, она казала собой саму приветливую скромность, а её высокая фигура была облачена в белоснежные одежды.
А далее: Удовольствие говорит, что, мол, сынок, это безумие в твои юные годы идти на войну и губить там свою жизнь, как сгубили её уже многие. Второй раз уже не родишься, и надо идти путем мирной жизни и утех. А Добродетель утверждает, что человек стоит выше всех других животных так же, как боги над смертными. Он рожден для славы, должен смотреть в небо, а не ползать на брюхе. Она обещает Сципиону не пурпурные одежды с парфюмом, а достойную победу над Карфагеном. В результате Сципион выбирает второе - трудный путь борьбы.
Тут надо сразу заметить, что всю эту поучительную историю Силий Италик взял целиком из «Меморабилий» Ксенофонта, где тот вспоминает, как Сократ, в свою очередь, вспоминает рассказ Продика (ок. 465 до н. э.- ок. 395 до н. э.) о Геркулесе на жизненном распутье.
Перевод этой истории на русский, на этот раз, существует:
Геракл в пору перехода из детского возраста в юношеский, когда молодые люди уже становятся самостоятельными и видно бывает, по какому пути пойдут они в жизни, - по пути ли добродетели или порока, - Геракл ушел в пустынное место и сидел в раздумье, по которому пути ему идти. Ему представилось, что к нему подходят две женщины высокого роста, - одна миловидная, с чертами врожденного благородства; украшением ей была чистота тела, стыдливость в очах, скромность наружности, белая одежда; другая была упитанная, тучная и мягкотелая; раскрашенное лицо ее казалось на вид белее и румянее, чем оно было в действительности; фигура казалась прямее, чем была от природы; глаза широко раскрыты; одежда такая, чтобы не скрыть красоты молодости; она часто оглядывала себя, наблюдала также, не смотрит ли кто другой на нее, часто обертывалась даже на свою собственную тень.
Когда они были уже близко от Геракла, то первая продолжала идти прежним шагом, а вторая, желая опередить ее, подбежала к Гераклу и сказала:
- Я вижу, Геракл, ты в раздумье, по какому пути тебе идти в жизни. Так если ты сделаешь своим другом меня, то я поведу тебя по пути самому приятному и легкому; радости жизни ты вкусишь все, а тягостей не испытаешь во весь век свой. Во-первых, ты не будешь заботиться ни о войнах, ни о делах, а всю жизнь будешь думать только о том, какое бы кушанье или напиток тебе найти по вкусу, чем бы усладить взор или слух, чем порадовать обоняние или осязание, с какими мальчиками побольше испытать удовольствия, как помягче спать, как поменьше трудиться, чтобы все это получить. А если когда явится опасение, что не хватит средств на это, не бойся, я не поведу тебя добывать эти средства путем труда и страданий, телесных и душевных: нет, что другие зарабатывают, этим будешь пользоваться ты, не останавливаясь ни перед чем, откуда можно чем-нибудь поживиться: своим друзьям я предоставляю свободу извлекать пользу изо всего.
Выслушав это, Геракл спросил:
- А как тебе имя, женщина?
- Друзья мои, - отвечала она, - зовут меня Счастьем, а ненавистники называют Порочностью.
В это время подошла другая женщина и сказала:
- И я пришла к тебе, Геракл: я знаю твоих родителей и твои природные свойства изучила во время воспитания твоего. Поэтому я надеюсь, что если бы ты пошел путем, ведущим ко мне, то из тебя вышел бы превосходный работник на поприще благородных, высоких подвигов, и я стала бы пользоваться еще большим почетом и славой за добрые деяния. Не буду обманывать тебя вступлениями насчет удовольствий, а расскажу по правде, как боги устроили все в мире. Из того, что есть на свете полезного и славного, боги ничего не дают людям без труда и заботы: хочешь, чтобы боги были к тебе милостивы, надо чтить богов; хочешь быть любимым друзьями, надо делать добро друзьям; желаешь пользоваться почетом в каком-нибудь городе, надо приносить пользу городу; хочешь возбуждать восторг всей Эллады своими достоинствами, надо стараться делать добро Элладе; хочешь, чтобы земля приносила тебе плоды в изобилии, надо ухаживать за землей; думаешь богатеть от скотоводства, надо заботиться о скоте; стремишься возвыситься через войну и хочешь иметь возможность освобождать друзей и покорять врагов, надо учиться у знатоков военному искусству и в нем упражняться; хочешь обладать и телесной силой, надо приучать тело повиноваться рассудку и развивать его упражнениями, с трудами и потом.
Тут Порочность, перебив ее, как говорит Продик, сказала:
- Понимаешь ты, Геракл, о каком трудном и длинном пути к радостям жизни рассказывает тебе эта женщина? А я поведу тебя легким и коротким путем к счастью.
Тогда Добродетель сказала:
- Жалкая тварь! А у тебя что есть хорошего? Какое удовольствие знаешь ты, когда ты не хочешь ничего делать для этого? Ты даже не ждешь, чтобы появилось стремление к удовольствию, а еще до появления его ты уже насыщаешься всем: ешь, не успев проголодаться, пьешь, не успев почувствовать жажду; чтобы еда казалась вкусной, придумываешь разные поварские штуки; чтобы питье казалось вкусным, делаешь себе дорогие вина и летом бегаешь во все концы и разыскиваешь снега; чтобы сон был сладким, делаешь не только постели мягкие, но и подставки под кровати9, потому что тебе хочется спать не от труда, а от нечего делать. Любовную страсть ты возбуждаешь насильственно, раньше появления потребности в ней, придумывая для этого всякие средства и употребляя мужчин как женщин; так ты воспитываешь своих друзей: ночью их бесчестишь, а днем, в самые лучшие часы, укладываешь их спать. Хотя ты и бессмертна, но из сонма богов ты выброшена, а у людей, у хороших, ты в презрении. Самых приятных звуков, - похвалы себе, - ты не слышишь; самого приятного зрелища не видишь, потому что никогда не видала ни одного своего славного деяния. А кто поверит каким-нибудь словам твоим? Кто поможет тебе в какой-нибудь нужде? Кто в здравом уме решится быть в свите твоих почитателей? В молодые годы они немощны телом, в пожилые слабоумны душой; всю молодость они живут без труда, на чужой счет упитанные, а чрез старость проходят трудно: изможденные, они стыдятся своих прежних дел и тяготятся настоящими, ведь чрез радости жизни они промчались в молодости, а тягости отложили на старость. А я живу с богами, живу с людьми, с хорошими; ни одно благое дело, ни божеское, ни человеческое, не делается без меня; я больше всех пользуюсь почетом и у богов и у людей, у кого следует, потому что я - любимая сотрудница художников, верный страж дома хозяевам, благожелательная помощница слугам, хорошая пособница в трудах мира, надежная союзница в делах войны, самый лучший товарищ в дружбе. Друзья мои приятно и без хлопот вкушают пищу и питье, потому что они ждут, чтобы у них появилась потребность в этом. Сон у них слаще, чем у праздных; им не бывает тяжело оставлять его, и из-за него они не пренебрегают своими обязанностями. Молодые радуются похвалам старших, престарелые гордятся уважением молодых; они любят вспоминать свои старинные дела, рады хорошо исполнять настоящие, потому что благодаря мне любезны богам, дороги друзьям, чтимы отечеством. А когда придет назначенный роком конец, не забытые и бесславные лежат они, а воспоминаемые вечно цветут в песнях. Если ты совершишь такие труды, чадо добрых родителей, Геракл, то можно тебе иметь это блаженное счастье!
И эта архетипическая история могла дойти до Рафаэля не в виде переотражений в прологе поэмы его отца Джованни, а просто в переводах с немецкого на латынь знаменитой книги «Корабль дураков» Себастьяна Бранта (1494 г., латинский перевод 1497 г.). Русский перевод есть, но неполный и там этой истории нет.
Я не владею в достаточной мере швабским диалектом немецкого, но в английском, понятном мне, переводе начала 16 века это выглядит так:
Beholde here man dyrect thy syght to se
For in this balade I shall vnto the shewe
The stryfe of vyce and voluptuosyte
Had in comtempt of goodnes and vertue
But do thou so that vertue may subdue
Foule carnall lust whose pleasour is but vayne
Firste full of myrth: endynge in bytter payne
Whyle Hercules lay slepynge (as I rede)
Two wayes he sawe full of diffyculte
The one of pleasour: at ende gyuynge no mede
The other of vertue auaunsynge eche degre
But of both these two wayes whan that he
Had sought the state: the ende, and the strayghtnes
The way he entred of vertue and goodness.
И вот соответствующая картинка:
A concertacion or stryuynge bytwene vertue and voluptuosyte: or carnall lust.
Итак, остается написать третий завершающий, собственно художественный пост об этой «Аллегории» Рафаэля.