Заметки к рассказу Н.Гоголя «Коляска»
Посмотрим, как построен этот не хитрый, кажись, дорожный снаряд - где у него свод, где стенки, связки и обвязки, сквозные стягивающие его прутья.
Соответствует ли всё друг другу, как всё соответствовало на генеральском обеде самого рассказа: «Бездна бутылок, длинных с лафитом, короткошейных с мадерою, прекрасный летний день, окна, открытые напролет, тарелки со льдом на столе, отстегнутая последняя пуговица у господ офицеров, растрепанная манишка у владетелей укладистого фрака, перекрестный разговор, покрываемый генеральским голосом и заливаемый шампанским, - все отвечало одно другому.» Да и само имя героя: Пифагор Пифагорович - дважды указывает на всестороннее геометрическое равновесие повествования.
О том, что рассказ идет от первого лица - становится ясно в 21-й фразе, перед тем же обедом: «Очень жаль, что не могу припомнить, по какому обстоятельству случилось бригадному генералу давать большой обед…»
Снаружи рассказ обвязан тонкой лентой конфузного чувства этого анекдотического происшествия. В третьей его фразе от начала - это чувство названо: «тоска такая, как будто бы или проигрался, или отпустил некстати какую-нибудь глупость, - одним словом: нехорошо», и его испытывает герой в третьей фразе от конца: «И глазам офицеров предстал Чертокуцкий, сидящий в халате и согнувшийся необыкновенным образом». [Этаким «жалким червем мира сего» как называл себя Чичиков].
Внутри этого тонкого ободка на 29-й фразе сидит уже гораздо более серьезное, почти скандальное ядро: «Весьма может быть, что он распустил бы и в прочих губерниях выгодную для себя славу, если бы не вышел в отставку по одному случаю, который обыкновенно называется неприятною историею: он ли дал кому-то в старые годы оплеуху или ему дали ее, об этом наверное не помню, дело только в том, что его попросили выйти в отставку.»
Но всё же, это ещё не «Скверный анекдот» в духе Достоевского, а ещё старинный анекдотец.
И Чертокуцкий - это не напившийся и завравшийся болтун-Хлестаков, как может представиться. Да, конечно, коляска пускай стоит не 4000 рублей - приукрасил, но ведь он действительно приезжал на выборы «…в щегольском экипаже» и имел «шестерку действительно отличных лошадей». И приглашал он в гости, хотя уже и в некотором возбуждении, но никак не в полном полете фантазии. На другой день он прячется от гостей не из-за отсутствия хорошей коляски, а из-за не готового обеда. Ведь он же хотел, как генерал, хвастанувший лошадью и давший обед, повторить такой же номер, только на этот раз со своей коляской и своим обедом.
Итак, геометрический винт, на котором крутится рассказ, это фраза Пифагора Пифагоровича Чертоуцкого: «- Ах я лошадь! - сказал он, ударив себя по лбу. - Я звал их на обед. Что делать? далеко они?» А самая макушка свода рассказа - это место перехода, где тема генеральской лошади по кличке Аграфена Ивановна сменяется темой чертокуцкой коляски: «…но я спросил ваше превосходительство для того, чтобы узнать, имеете ли и к другим лошадям соответствующий экипаж».
Повозки и лошади - их появление и сгущения закономерно распределены по рассказу. Вообще всяческие повозки и немного лошадей скапливаются в первой и последней трети рассказа, а главная лошадь по кличке Аграфена Ивановна, и главная коляска Чертокуцкого справедливо занимают самую середину свода.
С 6-й фразы вы уже погоняете лошадей, на 8-й фразе в рассказ въезжает какая-то полубричка и полутележка с гнедой кобылой и жеребенком, а в 15-й фразе - появляются знаменитые полковые дрожки. [Всего в рассказе всякие экипажи упоминаются около 50 раз.]
Чем же знамениты полковые дрожки? Они постоянно проигрываются в карты: их «…можно было назвать полковыми, потому что они, не выходя из полку, успевали обходить всех: сегодня катался в них майор, завтра они появлялись в поручиковой конюшне, а чрез неделю, смотри, опять майорский денщик подмазывал их салом.» Их судьба в некотором роде предшествует и пародирует историю коляски Чертокуцкого, которая ему «…досталась по случаю. Ее купил мой друг, редкий человек, товарищ моего детства, с которым бы вы сошлись совершенно; мы с ним - что твое, что мое, все равно. Я выиграл ее у него в карты».
Более того, эти дрожки со своей темой карт предвещают злосчастную историю игры в вист, бывшею непосредственной причиной главного конфуза. Здесь разрушается текущая ладность и ловкость героя. Вот, кажется ещё всё в порядке: штаб-капитан свободно и плавно рассказывает о своих любовных приключениях. Но вот Чертокуцкий начинает путаться, и выкрикивать не к делу: «Которого полка?», уже вместо дамы [уж не Пиковой ли?] два раза сбросил валета, встает, и уже долго стоит в положении человека, у которого нет в кармане носового платка. И вот совсем уж негодное: «Один помещик, служивший еще в кампанию 1812 года, рассказал такую баталию, какой никогда не было, и потом, совершенно неизвестно по каким причинам, взял пробку из графина и воткнул ее в пирожное». Всё. Перекособочило. Сгущается тоска такая, как будто бы или проигрался, или отпустил некстати какую-нибудь глупость.
Кажется, что лошадино-колясочную арку рассказа обрамляет по краям ещё пара сводов - скандально-конфузных: с какой-то там смутной прошлой оплеухой и вот эта - потери лица в опьянении.
И, конечно, как назло, чёрт! - полковые дрожки появляются в составе повозок с офицерами, приехавшими к Чертокуцкому. Вот они: «…за коляской следовали известные всем полковые дрожки, которыми владел на этот раз тучный майор…» (кстати, из этой чудесной фразы можно расчесть, что всего приехало 15 человек, а езды было из города около часа).
Теперь , в качестве приложения, приведу примеры нескольких других стяжек: офицеры, усы, сон, инфантильность, общий тип иронии.
Связка 15 офицеров: первая, конечно, их «общественные» полковые дрожки, и далее, их комические чинопочитательные серии в разных видах:
…У генерала, полковника и даже майора мундиры были вовсе расстегнуты.., но господа офицеры, сохраняя должное уважение, пребыли с застегнутыми, выключая трех последних пуговиц.
…Впереди ехала открытая двуместная легонькая колясочка; в ней сидел генерал с толстыми, блестевшими на солнце эполетами и рядом с ним полковник. За ней следовала другая, четвероместная; в ней сидел майор с генеральским адъютантом и еще двумя насупротив сидевшими офицерами; за коляской следовали известные всем полковые дрожки, которыми владел на этот раз тучный майор; за дрожками четвероместный бонвояж, в котором сидели четыре офицера и пятый на руках… за бонвояжем рисовались три офицера на прекрасных гнедых лошадях в темных яблоках.
…Между тем экипажи подъехали к крыльцу. Вышел генерал и встряхнулся, за ним полковник, поправляя руками султан на своей шляпе. Потом соскочил с дрожек толстый майор, держа под мышкою саблю. Потом выпрыгнули из бонвояжа тоненькие подпоручики с сидевшим на руках прапорщиком, наконец сошли с седел рисовавшиеся на лошадях офицеры.
…- Ну, ничего нет особенного, - сказал генерал, - коляска самая обыкновенная.
- Самая неказистая, - сказал полковник, - совершенно нет ничего хорошего.
- Мне кажется, ваше превосходительство, она совсем не сто'ит четырех тысяч, - сказал один из молодых офицеров.
- Что?
- Я говорю, ваше превосходительство, что, мне кажется, она не сто'ит четырех тысяч.
- Какое четырех тысяч! она и двух не стоит.
Просто ничего нет.
А вот сквозной штрих усов:
« …в переулках попадались солдаты с такими жесткими усами, как сапожные щетки. Усы эти были видны во всех местах. Соберутся ли на рынке с ковшиками мещанки, из-за плеч их, верно, выглядывают усы. На лобном месте солдат с усами, уж верно, мылил бороду какому-нибудь деревенскому пентюху…»
Чертокуцкий «…носил фрак с высокою талией на манер военного мундира, на сапогах шпоры и под носом усы, потому что без того дворяне могли бы подумать, что он служил в пехоте».
Между тем из конюшни выпрыгнул солдат, послышался стук копыт, наконец показался другой, в белом балахоне, с черными огромными усами, ведя за узду вздрагивавшую и пугавшуюся лошадь, которая, вдруг подняв голову, чуть не подняла вверх присевшего к земле солдата вместе с его усами.
…Там, ваше превосходительство, познакомитесь с хозяйкой дома.- Мне очень приятно, - сказал генерал, поглаживая усы.
…Чертокуцкий, несмотря на весь аристократизм свой, сидя в коляске, так низко кланялся и с таким размахом головы, что, приехавши домой, привез в усах своих два репейника.
…Генерал с офицерами! Ах, боже, мой, у тебя в усах репейник.
Вот тема сна: небывало сонливый городничий (…рассудительного человека, но спавшего решительно весь день: от обеда до вечера и от вечера до обеда) в начале рассказа и сон героя в конце его (Он спал мертвецки).
Инфантильные сближения:
Редко, очень редко какой-нибудь помещик, имеющий одиннадцать душ крестьян, в нанковом сюртуке, тарабанит по мостовой в какой-то полубричке и полутележке, выглядывая из мучных наваленных мешков и пристегивая гнедую кобылу, вслед за которою бежит жеребенок. = - Гости, какие гости? - сказавши это, он испустил небольшое мычание, какое издает теленок, когда ищет мордою сосков своей матери.
Общий тип иронии:
…садики, для лучшего вида, городничий давно приказал вырубить.
На улицах ни души не встретишь, разве только петух.
…городничего, рассудительного человека, но спавшего решительно весь день…
...был один из числа значительных и видных офицеров. По крайней мере, его видали на многих балах и собраниях, где только кочевал их полк; впрочем, об этом можно спросить у девиц Тамбовской и Симбирской губерний.
…Капитал был тотчас употреблен на шестерку действительно отличных лошадей, вызолоченные замки к дверям, ручную обезьяну для дома и француза-дворецкого.
Словом, он был помещик как следует… Изрядный помещик.
Сам генерал был дюж и тучен, впрочем хороший начальник…
И так далее …
Спасибо, великое спасибо Гоголю за его Коляску, в ней альманак далеко может уехать; но мое мнение: даром Коляски не брать; а установить ей цену; Гоголю нужны деньги.
(А.С. Пушкин - П.А. Плетнёву. 11 октября 1835 года)