Не ГУЛАГ
"Вследствие скученности и плохого питания (всякие передачи с "воли" были запрещены) в домах заключения свирепствовал брюшной тиф. Больные лежали в камере вместе со здоровыми, причем в камерах находилось по 25 человек. Когда здоровые начинали настаивать, чтобы больным была оказана медицинская помощь и чтобы их перевели в больницу, врач грубо отвечал: "Чем больше вас перемрет, тем лучше...".
В результате среди заключенных оказался большой процент смертности. Тогда в одном из корпусов губернской больницы наделали решеток в окнах и устроили тифозное отделение для арестантов. Тифозных привозили в это отделение целыми возами, как бревна. Люди лежали без сознания, закованные в кандалы, в кандалах и умирали."
"Для женского персонала (т. е. арестанток) был взят старый пустующий дом с заброшенными и темными подвалами и погребами. ... они постоянно заливались водой и там образовывалось вечное болото. Погреба же превратили в карцеры для заключенных.
Новая тюрьма представляла собой нечто ужасное: камеры маленькие, потолки низкие, стены покрыты плесенью и грибами, окна маленькие и узкие, переплетенные частыми решетками. Камеры всегда на замке с открытой и переполненной парашей. Койки и нары отсутствовали, поэтому заключенные спали на грязном полу. Обычно тюремные прогулки не разрешались, поэтому приходилось в этих застенках сидеть до отправки на этап месяц, а то и больше.
Уголовные и политические содержались вместе. Со мной в одной камере помещалось 20 человек, из которых 9 человек тифозных валялись на грязном полу в бессознательном состоянии. Из них - две женщины пребывали в предсмертной агонии, две других - с грудными детьми. За больными не было никакого ухода. Больные испражнялись под себя, и эти испражнения текли под здоровых - вследствие тесноты арестантки лежали очень близко друг к другу."
Затем автора посадили в тот самый карцер.
"Пробыв неделю в яме, наполненной жидкой грязью, я перестала владеть ногами, заработав страшный ревматизм. Когда за мной пришли конвойные, чтобы взять меня на этап, то им пришлось вытаскивать меня из карцера на руках, так как мои ноги представляли из себя плети: они совершенно не действовали. Конвойные отказывались брать меня в этап, приговаривая при этом: "Куда мы возьмем эту старуху? Она в дороге у нас помрет!!!" Тогда наши часовые стали уговаривать конвойных, чтобы они взяли меня: "это она так одряхлела в карцере, в дороге отойдет. Да и не старая она вовсе, ей только 40 лет. А если не возьмете - мы ее опять должны будем запереть в карцере"." ( отсюда)
Это Курск, 1907-й год. Не "подходит" для разоблачений. Был бы 1937-й - смаковали бы из каждого утюга.
Кстати, при кровавом режиме передачи в тюрьмах разрешались, и в кандалах арестантов не держали. Койки или нары имелись.
В результате среди заключенных оказался большой процент смертности. Тогда в одном из корпусов губернской больницы наделали решеток в окнах и устроили тифозное отделение для арестантов. Тифозных привозили в это отделение целыми возами, как бревна. Люди лежали без сознания, закованные в кандалы, в кандалах и умирали."
"Для женского персонала (т. е. арестанток) был взят старый пустующий дом с заброшенными и темными подвалами и погребами. ... они постоянно заливались водой и там образовывалось вечное болото. Погреба же превратили в карцеры для заключенных.
Новая тюрьма представляла собой нечто ужасное: камеры маленькие, потолки низкие, стены покрыты плесенью и грибами, окна маленькие и узкие, переплетенные частыми решетками. Камеры всегда на замке с открытой и переполненной парашей. Койки и нары отсутствовали, поэтому заключенные спали на грязном полу. Обычно тюремные прогулки не разрешались, поэтому приходилось в этих застенках сидеть до отправки на этап месяц, а то и больше.
Уголовные и политические содержались вместе. Со мной в одной камере помещалось 20 человек, из которых 9 человек тифозных валялись на грязном полу в бессознательном состоянии. Из них - две женщины пребывали в предсмертной агонии, две других - с грудными детьми. За больными не было никакого ухода. Больные испражнялись под себя, и эти испражнения текли под здоровых - вследствие тесноты арестантки лежали очень близко друг к другу."
Затем автора посадили в тот самый карцер.
"Пробыв неделю в яме, наполненной жидкой грязью, я перестала владеть ногами, заработав страшный ревматизм. Когда за мной пришли конвойные, чтобы взять меня на этап, то им пришлось вытаскивать меня из карцера на руках, так как мои ноги представляли из себя плети: они совершенно не действовали. Конвойные отказывались брать меня в этап, приговаривая при этом: "Куда мы возьмем эту старуху? Она в дороге у нас помрет!!!" Тогда наши часовые стали уговаривать конвойных, чтобы они взяли меня: "это она так одряхлела в карцере, в дороге отойдет. Да и не старая она вовсе, ей только 40 лет. А если не возьмете - мы ее опять должны будем запереть в карцере"." ( отсюда)
Это Курск, 1907-й год. Не "подходит" для разоблачений. Был бы 1937-й - смаковали бы из каждого утюга.
Кстати, при кровавом режиме передачи в тюрьмах разрешались, и в кандалах арестантов не держали. Койки или нары имелись.