Оккупация и заградотряды
Воспоминания В. С. Турова. Окончание.
"Тот, кто сегодня говорит о советской оккупации прибалтийских республик, нагло врёт! Везде в литовских городах нас встречали аплодисментами, как воинов-освободителей. Я никогда не забуду, как нас восторженно встречали в Каунасе и Мариамполе. Немцы отступили без боя, мы идём строем, а нас приветствуют целые толпы местных жителей. У всех неподдельная радость на лицах, сияют от счастья. Обнимали нас, дарили цветы...
Хутор "казался абсолютно пустым. Потом откуда-то появился старичок и на ломаном русском языке обращается: «Здравствуй товарищ!» - «Ты кто такой?» - «Солдат его Императорского Величества такой-то!» Оказывается, литовец, который служил в царской армии. - «А почему никого не видно?» - «Так все попрятались!» - «А чего? Вас же не обстреливают!» - «Так говорят же, что у вас рожки на головах…» Я не поверил. Но потом из подвала начали вылезать члены его семьи, и ко мне подошла молодая девушка. Сняла с меня пилотку и что-то начала искать в моих волосах. А старичок объяснил: «Немцы говорили, что большевики не люди, а черти с рогами…»
В Прибалтике, на границе с Восточной Пруссией, Туров был в очередной раз ранен. В госпитале познакомился с будущей женой. Ему дали отпуск на месяц. "мы с ней ночью напрямик, по замёрзшему озеру, ушли на станцию. Благо вещей у нас особых не было. У неё - одно чёрное шифоновое платье в маленьком фельдшерском чемоданчике, а у меня - полевая сумка да кобура от пистолета, набитая бинтами. Раненые офицеры собрали нам денег на дорогу."
"Приезжаю домой, и узнаю, что мою старшую сестру Татьяну, якобы за связь с партизанами, немцы расстреляли, а хату нашу спалили… Отец сильно покалечил ногу и ходил на костылях, но начал строить дом. Пола ещё не было, потолка нет, но железная печка уже стояла. Вот так и жили…"
Начало 1945 г. Его признали ограниченно годным к нестроевой службе в военное время. "таких же как я, годных к нестроевой, собрали на 2-месячные курсы по подготовке комендантских работников. Там и одноглазые, и однорукие офицеры, и призванные уже из запаса, и всех нас готовили к тому, что нужно постоянно поддерживать контакт с местным населением и оказывать ему любую помощь. И пресекать любые незаконные действия наших солдат."
Служил он в разных комендатурах 4 года, из "насилий" помнит лишь один случай, когда пьяный "генерал" стрелял (не в немцев, но в немецких кур) из пистолета и был доставлен в комендатуру. Оказалось, это ординарец генерала, сержант, надел генеральский плащ и фуражку. В другом случае в комендатуру позвонил немец, в трубке слышался женский крик. Выехали туда, оказалось - немка рожает. Доставили в госпиталь (госпиталь был армейский, и немку принимать туда не хотели, но Туров заставил).
"Сочиняют всякую чушь и про 227-й приказ, и про заградотряды, и про штрафные роты. Вот у меня два раза соседями были штрафные роты. Несколько дней вместе стояли в обороне, и я беседовал с их командиром . Он рассказывал, что кто на семь, кто на восемь лет осужден, но там ничего такого изуверского не было. Он также разговаривал со своими подчинёнными, как и мы. Только жаловался, что писанины много. Ведь если кто-то отличился, то на него надо сразу характеристику писать. И человек уходит - его освобождают, и судимость с него снимают. И питание у них такое же, как у нас.
Дошло до того, что разные деятели на всех углах трубят, мол, под Сталинградом войска не отступили потому, что позади них стояли заградотряды с пулемётами. Да где бы они располагались?! Возьмите наш батальон, он же со всех сторон был окружён немцами. Из 870 человек в нем осталось 120, а ведь фронт оставался таким же. Но оставшиеся бойцы стояли насмерть. В жутких нечеловеческих условиях: без еды, но самое страшное, без воды, без патронов... Или ещё пример: передний край обороны 62-й Армии Чуйкова проходил в сотнях метров от берега Волги. Куда там было ставить заградотряды? Да если бы за мной стоял хоть один заградотрядчик я был бы только рад! Я поставил бы его на открытые участки обороны. И вот сейчас это всё муссируется, высасывается из пальца, нагло перевирается…".
В 1962-м у него скакнуло давление, и врачи посоветовали срочно уйти из армии, тогда, мол, сможет прожить еще года четыре... А ему 100 лет исполнится через месяц.
"Тот, кто сегодня говорит о советской оккупации прибалтийских республик, нагло врёт! Везде в литовских городах нас встречали аплодисментами, как воинов-освободителей. Я никогда не забуду, как нас восторженно встречали в Каунасе и Мариамполе. Немцы отступили без боя, мы идём строем, а нас приветствуют целые толпы местных жителей. У всех неподдельная радость на лицах, сияют от счастья. Обнимали нас, дарили цветы...
Хутор "казался абсолютно пустым. Потом откуда-то появился старичок и на ломаном русском языке обращается: «Здравствуй товарищ!» - «Ты кто такой?» - «Солдат его Императорского Величества такой-то!» Оказывается, литовец, который служил в царской армии. - «А почему никого не видно?» - «Так все попрятались!» - «А чего? Вас же не обстреливают!» - «Так говорят же, что у вас рожки на головах…» Я не поверил. Но потом из подвала начали вылезать члены его семьи, и ко мне подошла молодая девушка. Сняла с меня пилотку и что-то начала искать в моих волосах. А старичок объяснил: «Немцы говорили, что большевики не люди, а черти с рогами…»
В Прибалтике, на границе с Восточной Пруссией, Туров был в очередной раз ранен. В госпитале познакомился с будущей женой. Ему дали отпуск на месяц. "мы с ней ночью напрямик, по замёрзшему озеру, ушли на станцию. Благо вещей у нас особых не было. У неё - одно чёрное шифоновое платье в маленьком фельдшерском чемоданчике, а у меня - полевая сумка да кобура от пистолета, набитая бинтами. Раненые офицеры собрали нам денег на дорогу."
"Приезжаю домой, и узнаю, что мою старшую сестру Татьяну, якобы за связь с партизанами, немцы расстреляли, а хату нашу спалили… Отец сильно покалечил ногу и ходил на костылях, но начал строить дом. Пола ещё не было, потолка нет, но железная печка уже стояла. Вот так и жили…"
Начало 1945 г. Его признали ограниченно годным к нестроевой службе в военное время. "таких же как я, годных к нестроевой, собрали на 2-месячные курсы по подготовке комендантских работников. Там и одноглазые, и однорукие офицеры, и призванные уже из запаса, и всех нас готовили к тому, что нужно постоянно поддерживать контакт с местным населением и оказывать ему любую помощь. И пресекать любые незаконные действия наших солдат."
Служил он в разных комендатурах 4 года, из "насилий" помнит лишь один случай, когда пьяный "генерал" стрелял (не в немцев, но в немецких кур) из пистолета и был доставлен в комендатуру. Оказалось, это ординарец генерала, сержант, надел генеральский плащ и фуражку. В другом случае в комендатуру позвонил немец, в трубке слышался женский крик. Выехали туда, оказалось - немка рожает. Доставили в госпиталь (госпиталь был армейский, и немку принимать туда не хотели, но Туров заставил).
"Сочиняют всякую чушь и про 227-й приказ, и про заградотряды, и про штрафные роты. Вот у меня два раза соседями были штрафные роты. Несколько дней вместе стояли в обороне, и я беседовал с их командиром . Он рассказывал, что кто на семь, кто на восемь лет осужден, но там ничего такого изуверского не было. Он также разговаривал со своими подчинёнными, как и мы. Только жаловался, что писанины много. Ведь если кто-то отличился, то на него надо сразу характеристику писать. И человек уходит - его освобождают, и судимость с него снимают. И питание у них такое же, как у нас.
Дошло до того, что разные деятели на всех углах трубят, мол, под Сталинградом войска не отступили потому, что позади них стояли заградотряды с пулемётами. Да где бы они располагались?! Возьмите наш батальон, он же со всех сторон был окружён немцами. Из 870 человек в нем осталось 120, а ведь фронт оставался таким же. Но оставшиеся бойцы стояли насмерть. В жутких нечеловеческих условиях: без еды, но самое страшное, без воды, без патронов... Или ещё пример: передний край обороны 62-й Армии Чуйкова проходил в сотнях метров от берега Волги. Куда там было ставить заградотряды? Да если бы за мной стоял хоть один заградотрядчик я был бы только рад! Я поставил бы его на открытые участки обороны. И вот сейчас это всё муссируется, высасывается из пальца, нагло перевирается…".
В 1962-м у него скакнуло давление, и врачи посоветовали срочно уйти из армии, тогда, мол, сможет прожить еще года четыре... А ему 100 лет исполнится через месяц.