Пили бы баварское
Воспоминания В. С. Турова (продолжение). Весь текст ниже - цитата.
"Село оказалось совершенно пустое, немцы уже бежали. В домах никого из людей нет. Немцы всех угнали с собой. И вдруг бежит старичок: «Товарищ командир, сюда! Скорее сюда!» Я ничего не понял, но со своими связными побежал за ним. Там лужайка такая, и на ней из песка торчат две пары голых ног. Мне даже вначале показалось, что пальцы этих ног ещё шевелятся…
Быстро стали откапывать, и откопали два обнаженных тела. Старичок показывает: «Вот этот - тракторист, а этот комбайнёр. Им и по восемнадцати лет ещё нет…» А на всю спину и грудь у них вырезаны огромнейшие звезды, и в ранах виднелись белые рёбра и лопатки… И закопали их ещё живыми вниз головой… Мы были поражены. Ведь немцы в своих листовках пишут, что они воюют не с народом, а с коммунистами. А это же мальчишки по сути дела. Вот так мы впервые увидели настоящее лицо фашистов. Тут уже никаких агитаций и никаких слов не нужно… Поэтому мы не называли немцев солдатами. Для нас они были фашисты, гансы, фрицы, а звание «солдат» они не заслужили. И те из немцев, кто считает, что армия Вермахта состояла из солдат, и гордятся своим ветеранским прошлым, пусть они вспомнят эту деревеньку…
...на полу распластавшись, лежала женщина. Мне показалось, огромная, а это на ней большущие юбки. Голова у неё, висок и лоб, прострелена, и оттуда растекается тёмно-красное пятно. Рядом лавка вдоль стены, а на ней тельце грудного ребёночка, с неестественной вытянутой ножкой. Голова его расплющена и вся в крови… На лавке и на стене серо-красное пятно, а весь стол забрызган серо-тёмной массой… Это значит, его за ножку взяли и об стенку головой… Вот так фашисты с нами воевали… Но в селе не оказалось ни одного человека, всех угнали. То ли женщина не успела собраться, то ли она отказалась, но её застрелили, а с ребёнком вот так вот… Подобные случаи мне встречались и потом.
Всех угнанных жителей немцы использовали на очистке дорог от снега. А морозы ведь сильные, снега обильные и вот эти тоннели высотой больше трёх метров. В них мы находили и брошенную технику, и замёрзших людей. Вначале мы думали, что это немцы, и не обращали внимания. И только потом заметили, что это местные жители: старики, женщины, дети… Но лишь некоторых успевали достать ещё живыми, измождёнными, так они рассказывали, как их угоняли. Ни пищи им не давали, ни воды, ничего, и они естественно, только снег ели…
...лежали замёрзшие трупы. Несколько девочек лет по 10-12, простреленные… Несколько мальчишек лет 13-14 с простреленными головами… Женщины, совсем маленькие дети… А в самом конце лежал маленький старичок в кожушке с простреленной грудью. Мне запомнилось, как его реденькая бородка, развевалась по ветру… А ещё дальше бугор какой-то и у него женщина сидела. Она то ли сидя, то ли полулежа, прижимала к полурастёгнутой груди самый дорогой для неё закутанный комочек. Это был ребёнок, может даже грудной. Из его маленького носика надулись розовые кровяные пузыри, а из ротика текла тоненькая красная струйка… И у него и у неё в голове отверстие от пули… Все это видели, и тут уже никакой агитации, никаких слов не требовалось…"
"Село оказалось совершенно пустое, немцы уже бежали. В домах никого из людей нет. Немцы всех угнали с собой. И вдруг бежит старичок: «Товарищ командир, сюда! Скорее сюда!» Я ничего не понял, но со своими связными побежал за ним. Там лужайка такая, и на ней из песка торчат две пары голых ног. Мне даже вначале показалось, что пальцы этих ног ещё шевелятся…
Быстро стали откапывать, и откопали два обнаженных тела. Старичок показывает: «Вот этот - тракторист, а этот комбайнёр. Им и по восемнадцати лет ещё нет…» А на всю спину и грудь у них вырезаны огромнейшие звезды, и в ранах виднелись белые рёбра и лопатки… И закопали их ещё живыми вниз головой… Мы были поражены. Ведь немцы в своих листовках пишут, что они воюют не с народом, а с коммунистами. А это же мальчишки по сути дела. Вот так мы впервые увидели настоящее лицо фашистов. Тут уже никаких агитаций и никаких слов не нужно… Поэтому мы не называли немцев солдатами. Для нас они были фашисты, гансы, фрицы, а звание «солдат» они не заслужили. И те из немцев, кто считает, что армия Вермахта состояла из солдат, и гордятся своим ветеранским прошлым, пусть они вспомнят эту деревеньку…
...на полу распластавшись, лежала женщина. Мне показалось, огромная, а это на ней большущие юбки. Голова у неё, висок и лоб, прострелена, и оттуда растекается тёмно-красное пятно. Рядом лавка вдоль стены, а на ней тельце грудного ребёночка, с неестественной вытянутой ножкой. Голова его расплющена и вся в крови… На лавке и на стене серо-красное пятно, а весь стол забрызган серо-тёмной массой… Это значит, его за ножку взяли и об стенку головой… Вот так фашисты с нами воевали… Но в селе не оказалось ни одного человека, всех угнали. То ли женщина не успела собраться, то ли она отказалась, но её застрелили, а с ребёнком вот так вот… Подобные случаи мне встречались и потом.
Всех угнанных жителей немцы использовали на очистке дорог от снега. А морозы ведь сильные, снега обильные и вот эти тоннели высотой больше трёх метров. В них мы находили и брошенную технику, и замёрзших людей. Вначале мы думали, что это немцы, и не обращали внимания. И только потом заметили, что это местные жители: старики, женщины, дети… Но лишь некоторых успевали достать ещё живыми, измождёнными, так они рассказывали, как их угоняли. Ни пищи им не давали, ни воды, ничего, и они естественно, только снег ели…
...лежали замёрзшие трупы. Несколько девочек лет по 10-12, простреленные… Несколько мальчишек лет 13-14 с простреленными головами… Женщины, совсем маленькие дети… А в самом конце лежал маленький старичок в кожушке с простреленной грудью. Мне запомнилось, как его реденькая бородка, развевалась по ветру… А ещё дальше бугор какой-то и у него женщина сидела. Она то ли сидя, то ли полулежа, прижимала к полурастёгнутой груди самый дорогой для неё закутанный комочек. Это был ребёнок, может даже грудной. Из его маленького носика надулись розовые кровяные пузыри, а из ротика текла тоненькая красная струйка… И у него и у неё в голове отверстие от пули… Все это видели, и тут уже никакой агитации, никаких слов не требовалось…"