Лучшая армия
В предыдущем посте я цитировал воспоминания белоэмигранта З. Ю. Арбатова о событиях в Екатеринославе в 1917-1922 гг.
(крестьяне саботировали мобилизацию в Добрармию, на что белые ответили массовыми расстрелами. В результате Махно стал пользоваться большой поддержкой крестьян и даже на некоторое время занял город. Белые отошли за реку).
"....ночью разгулявшийся Махно открывал но правому берегу Днепра артиллерийский огонь, и тогда в ужасе и неописуемом страхе раздетые люди, матери, хватавшие из кроваток спящих детей, падая и разбиваясь на темных лестницах, устремлялись в погреба, так как добровольцы тотчас же отвечали, посылая в темноту, в густо застроенный город десятки шестидюймовых снарядов, многим принесших неожиданную и страшную смерть. Эта пальба по городу вызывала только проклятья на жалкие остатки деникинцев. которые не могли не понимать, что, стреляя темной ночью по городу, они никакого вреда своему противнику Махно не принесут, и в то же время должны были знать, что эти снаряды падают на дома, влетают в квартиры, разрывая целые семьи на мелкие куски."
(Один булкохруст меня как-то уверял, что белые, мол, были жуткими гуманистами и никогда по городам из пушек не стреляли. Хотя я ему тут же нагуглил и привел ему несколько свидетельств обратного, булкохруст остался при прежнем "мнении"....)
Затем махновцев опять выбили белые, на сей раз под командованием ген. Слащева. И опять занялись тем же.
"Попутно с грабежами слащевцы стали извлекать из больниц оставленных махновцами тифозных больных и развешивали их на деревьях. Когда член управы Овсянников направился в штаб к Слащеву с намерением просить его приказа о прекращении этого варварства (о грабежах уже не было и речи. т. к. они получили права гражданства и вошли в быт), генерал Слащев Овсянникова не принял только потому, что, как откровенно сознался один из штабных офицеров, генерал пятый день не переставая пьёт и совершенно одурел..."
Затем произошла польская агрессия, и ряд видных царских генералов, включая Брусилова, призвал русский народ, особенно офицеров, вступать в РККА для борьбы с поляками. Среди подписавших это воззвание был и некий ген. Гутор.
"Мне вспомнился генерал Гутор, когда он, как председатель Одесского военно-окружного полевого суда, часто наезжал к нам с сессией суда и ликвидировал остатки революционных брожений девятьсот седьмого года. Что ни дело, то смертная казнь через повешение, и вдруг этот старый царский вешатель, заодно с большевиками, призывает русский народ к защите советской власти..."
"...направляясь в город, прошла кавалерия, поразительно похожая на еще сохранившуюся в памяти кавалерию генерала Шкуро....Казаки улыбались и говорили, что они против коммуны, но и против поляков и что если бы Деникин не повесил их кубанских вождей из Рады, то они взяли бы Москву, и Россия была бы Россией, но и казачество имело бы свою самостоятельность. А теперь ни ему, ни нам, а чертям-коммунистам!.. Мы, говорили казаки, сейчас все идем на поляков, и вот завтра увидите много старых знакомых!.. С трепетом ожидали мы прихода старых знакомых, ожидая новых грабежей. ...беспрерывной лентой в течение трех дней шли казаки через город, останавливаясь застрявшей к ночи частью на ночлег в город, и не только ни одного ограбления, но ни одного выкрика не было слышно. В старые квартиры на несколько минут, «чтобы повидаться», заворачивали бывшие добровольческие хорунжие, сотники и есаулы, без погон, но с какими-то нашивками на рукаве. ...Буденный с Ворошиловым, оба верхом, с восторженными криками «ура» и «даешь Варшаву!», пропускали мимо себя десятки тысяч сынов Дона и Кубани. За три дня сплошной лентой через Екатеринослав, направляясь на запад, прошло свыше сорока пяти тысяч всадников, и те же самые казаки, которые всего только год тому назад день и ночь грабили город, сейчас проехали по городу, как лучшая из лучших дисциплинированных армий."
(крестьяне саботировали мобилизацию в Добрармию, на что белые ответили массовыми расстрелами. В результате Махно стал пользоваться большой поддержкой крестьян и даже на некоторое время занял город. Белые отошли за реку).
"....ночью разгулявшийся Махно открывал но правому берегу Днепра артиллерийский огонь, и тогда в ужасе и неописуемом страхе раздетые люди, матери, хватавшие из кроваток спящих детей, падая и разбиваясь на темных лестницах, устремлялись в погреба, так как добровольцы тотчас же отвечали, посылая в темноту, в густо застроенный город десятки шестидюймовых снарядов, многим принесших неожиданную и страшную смерть. Эта пальба по городу вызывала только проклятья на жалкие остатки деникинцев. которые не могли не понимать, что, стреляя темной ночью по городу, они никакого вреда своему противнику Махно не принесут, и в то же время должны были знать, что эти снаряды падают на дома, влетают в квартиры, разрывая целые семьи на мелкие куски."
(Один булкохруст меня как-то уверял, что белые, мол, были жуткими гуманистами и никогда по городам из пушек не стреляли. Хотя я ему тут же нагуглил и привел ему несколько свидетельств обратного, булкохруст остался при прежнем "мнении"....)
Затем махновцев опять выбили белые, на сей раз под командованием ген. Слащева. И опять занялись тем же.
"Попутно с грабежами слащевцы стали извлекать из больниц оставленных махновцами тифозных больных и развешивали их на деревьях. Когда член управы Овсянников направился в штаб к Слащеву с намерением просить его приказа о прекращении этого варварства (о грабежах уже не было и речи. т. к. они получили права гражданства и вошли в быт), генерал Слащев Овсянникова не принял только потому, что, как откровенно сознался один из штабных офицеров, генерал пятый день не переставая пьёт и совершенно одурел..."
Затем произошла польская агрессия, и ряд видных царских генералов, включая Брусилова, призвал русский народ, особенно офицеров, вступать в РККА для борьбы с поляками. Среди подписавших это воззвание был и некий ген. Гутор.
"Мне вспомнился генерал Гутор, когда он, как председатель Одесского военно-окружного полевого суда, часто наезжал к нам с сессией суда и ликвидировал остатки революционных брожений девятьсот седьмого года. Что ни дело, то смертная казнь через повешение, и вдруг этот старый царский вешатель, заодно с большевиками, призывает русский народ к защите советской власти..."
"...направляясь в город, прошла кавалерия, поразительно похожая на еще сохранившуюся в памяти кавалерию генерала Шкуро....Казаки улыбались и говорили, что они против коммуны, но и против поляков и что если бы Деникин не повесил их кубанских вождей из Рады, то они взяли бы Москву, и Россия была бы Россией, но и казачество имело бы свою самостоятельность. А теперь ни ему, ни нам, а чертям-коммунистам!.. Мы, говорили казаки, сейчас все идем на поляков, и вот завтра увидите много старых знакомых!.. С трепетом ожидали мы прихода старых знакомых, ожидая новых грабежей. ...беспрерывной лентой в течение трех дней шли казаки через город, останавливаясь застрявшей к ночи частью на ночлег в город, и не только ни одного ограбления, но ни одного выкрика не было слышно. В старые квартиры на несколько минут, «чтобы повидаться», заворачивали бывшие добровольческие хорунжие, сотники и есаулы, без погон, но с какими-то нашивками на рукаве. ...Буденный с Ворошиловым, оба верхом, с восторженными криками «ура» и «даешь Варшаву!», пропускали мимо себя десятки тысяч сынов Дона и Кубани. За три дня сплошной лентой через Екатеринослав, направляясь на запад, прошло свыше сорока пяти тысяч всадников, и те же самые казаки, которые всего только год тому назад день и ночь грабили город, сейчас проехали по городу, как лучшая из лучших дисциплинированных армий."