Apr 28, 2012 04:03
Вопрос в том, когда происходит настоящая юность? В той юности, хронологической, биологической -- только хотелось делать "что-то такое". Заразительно хотелось делать "что-то такое". Не театр, конечно, а вообще -- что-то такое. Были принципы, полученные из книг, были светлые лица сподвижников (все они сошли с дистанции за отсутствием общего дела, литература в том месте и в то время оказалась без внешнего магнитного поля, а на личном продержалась недолго). Может быть, сейчас и есть настоящая юность и когда мои актеры говорят со сцены мои слова об Умберто Эко о теъ трех придурках из Маятника Фуко, которые объединены настоящей дружбой и делом, что я чувствую? Возвращаю ли я момент интеллектуального братства тех нас, двадцатилетних, с пухлыми лицами и идеалами, которые из многих выветрятся, а останутся только во мне и почему я считаю, что только во мне? Или я через этот момент констатирую себя сегодня?
Но почему я испытываю не только радость, но и горечь? Что жизнь конечна, что мои возможности как художника ограничены? Ведь ее не было в юности или я просто боюсь?
МК учит меня чему-то в диалогах. Чему, не всегда понимаю. Когда я говорю, что "так", как Х, написать я не могу, он говорит "брось ты это дело".
Это двигает к свободе -- вот это брось ты это дело. Не сравнивай себя. Будь свободнее в отношении себя. Не то, что ты можешь, я в тебя верю -- а именно выбрось это из головы. Возьми вот так рукой и покажи, что ты выбросила, говорит. Потому что что такое ты -- рамки о себе. Можешь ли ты поставить спектакль, можешь ли ты написать такую-то пьесу, или как Сьюзен Зонтаг -- свой опус магнум все хотела, а не написала. Все равно речь не о тебе. Или не вполне о тебе. Ты -- ограничивает.