«Разрушая границы»
С 19 по 26 февраля на площадке Сахаровского центра проходила Международная театральная лаборатория «Разрушая границы. Работа с документами: Документальный театр и жизнь меньшинств», организованная Сахарницей и Театром имен Йозефа Бойса при поддержке Европейского Союза, Польского культурного центра в Москве, Гёте-института и Фонда независимого радиовещания. Меня в эту неделю одолел кашель и я сходил только на заключительный показ и обсуждение проектов участников лаборатории. Говорить об отдельных проектах не буду - постараюсь к вечеру выложить в Фэйсбуке фотки, а выскажусь в общем.
Я всегда в противоречивом настроении ухожу с представлений документального театра. И сама эта противоречивость мне интересна и мне по-своему нравится.
Я вижу три причины, которые провоцируют вопрос: искусство ли это?
Первая и главная - это всё ужасно сыро и слабо. В документальный театр еще не пришел свой гений, который сделал бы это искусством. Но это очень молодая среда, которая уже сгенерировала массу находок, и в самом сумбурном проекте почти всегда есть какой-то сияющий элемент, когда томление духа вдруг находит эстетическую форму.
Вторая причина - безудержный exploitation, пронизывающий документальный театр сверху донизу. Эксплуатировать прекрасно можно самые гуманистические и возвышенные идеи и чувства - с не меньшим успехом, чем низменные и животные. В самом замысле лаборатории «Документальный театр и жизнь меньшинств» заложено столько благородного пафоса, что сделать из этого что-то художественное невозможно в принципе. Этическое здесь настолько зашкаливающе значимо, что эстетическое совершенно третьестепенно. Зато когда ты это смотришь - и сделано всё, чтобы ты не остался пассивным зрителем, а был втянут в пространство, участвовал в действии, а потом в обсуждении, - ты получаешь массу удовольствия от того, что находишься среди хороших людей, и радуешься, что в этом испоганенном мире нашлось такое маленькое место, где искренне глаголют правда и доброта.
Третья причина - сугубо эстетического характера. Это интенция самого документального театра отказываться от традиционных сценических канонов, жанров, приемов чтобы искать новые формы. Направление «док» намеренно не хочет играть «по правилам». Часто это выражается в том, что механика катарсиса - взрывного завершения переживания, уничтожения противоположно направленных эмоций, лежащих в основе трагедии и комедии, - заменяется различными механизмами экстазиса: зрителя выводят из психического равновесия, чтобы в этом возбужденном, разворошенном состоянии он ушел из зала. Документальный театр - театр открытого финала (по смыслу) и открытого переживания (по технике работы с эмоциями зрителя). Смысловая проблематизация не хочет психологического завершения, ей нужны провокация и энергия гнева, пусть даже обращенная на создателей спектакля. В этом документальный театр похож на авангардистский, но у него есть и важное отличие от множества авангардистских акций - разбуженную мысль и энергию он стремится преобразовать в энергию сознательного социального поступка.
Интерактивность как одна из развивающихся стратегий направления - тоже обоюдоострое «разрушение границ». Это и мудрое понимание, что публика, перемещенная на сцену, может быть не менее интересной, чем профессиональные актеры и авторы, но и зачастую зрелище, не менее плачевное, чем в телевизионных ток-шоу.
Эти три причины обеспечивают объекту нашего любопытства чрезвычайно пограничное положение между искусством и не-искусством. Но они же - становящийся характер, социальный пафос и будоражащая энергетика - делают его явлением, интересным, важным, нужным событием современной жизни, которым вообще-то и должен быть театр.
Адекватным средством художественного осмысления современного мира стало кино. Сегодняшний традиционный, академический, психологический театр деградировал, превратившись в почти чистую, самодовлеющую игру. Там еще играют Аристофана, Шекспира, Мольера, Островского, Уильямса и других «потрясателей сцен» былых эпох - и даже Петрушевскую и Коляду, но преодолевать архаичность самого этого рода искусства становится все труднее и труднее. Упаси меня Боже сказать, что я не вижу хороших спектаклей на московской сцене! Сколько угодно! Но если бы я не увидел ни одного из них, из моей жизни ничего заметного не исчезло бы. А направление «док» все-таки делает усилие быть зеркалом проблем сегодняшнего мира и человека.
Не берусь делать прогнозы ни для театра, «обороняющего» границы, ни для театра, их разрушающего. Замечу только, что самым запоминающимся спектаклем, который я видел за последние два года, был «У нас всё хорошо» Дороты Масловской в постановке Георга Жено в Саратовском ТЮЗе. Это очень похоже на verbatim, но это изумительно яркий и смешной литературный текст. И две потрясающие сценические находки. Зрительный зал вращается, поворачиваясь то к одному, то к другому диванчику, на которых сидят, валяются, что-то делают разные персонажи, рассказывающие о себе. А в конце зал начинает стремительно крутиться как волчок и - не знаю, как сделан этот эффект - там, где раньше была сцена, мы видим другую публику, глядящую на нас! И как бы обнаруживаем, что сценой все время были мы сами… Вот это был аттракцион, шок - и катарсис.
Я всегда в противоречивом настроении ухожу с представлений документального театра. И сама эта противоречивость мне интересна и мне по-своему нравится.
Я вижу три причины, которые провоцируют вопрос: искусство ли это?
Первая и главная - это всё ужасно сыро и слабо. В документальный театр еще не пришел свой гений, который сделал бы это искусством. Но это очень молодая среда, которая уже сгенерировала массу находок, и в самом сумбурном проекте почти всегда есть какой-то сияющий элемент, когда томление духа вдруг находит эстетическую форму.
Вторая причина - безудержный exploitation, пронизывающий документальный театр сверху донизу. Эксплуатировать прекрасно можно самые гуманистические и возвышенные идеи и чувства - с не меньшим успехом, чем низменные и животные. В самом замысле лаборатории «Документальный театр и жизнь меньшинств» заложено столько благородного пафоса, что сделать из этого что-то художественное невозможно в принципе. Этическое здесь настолько зашкаливающе значимо, что эстетическое совершенно третьестепенно. Зато когда ты это смотришь - и сделано всё, чтобы ты не остался пассивным зрителем, а был втянут в пространство, участвовал в действии, а потом в обсуждении, - ты получаешь массу удовольствия от того, что находишься среди хороших людей, и радуешься, что в этом испоганенном мире нашлось такое маленькое место, где искренне глаголют правда и доброта.
Третья причина - сугубо эстетического характера. Это интенция самого документального театра отказываться от традиционных сценических канонов, жанров, приемов чтобы искать новые формы. Направление «док» намеренно не хочет играть «по правилам». Часто это выражается в том, что механика катарсиса - взрывного завершения переживания, уничтожения противоположно направленных эмоций, лежащих в основе трагедии и комедии, - заменяется различными механизмами экстазиса: зрителя выводят из психического равновесия, чтобы в этом возбужденном, разворошенном состоянии он ушел из зала. Документальный театр - театр открытого финала (по смыслу) и открытого переживания (по технике работы с эмоциями зрителя). Смысловая проблематизация не хочет психологического завершения, ей нужны провокация и энергия гнева, пусть даже обращенная на создателей спектакля. В этом документальный театр похож на авангардистский, но у него есть и важное отличие от множества авангардистских акций - разбуженную мысль и энергию он стремится преобразовать в энергию сознательного социального поступка.
Интерактивность как одна из развивающихся стратегий направления - тоже обоюдоострое «разрушение границ». Это и мудрое понимание, что публика, перемещенная на сцену, может быть не менее интересной, чем профессиональные актеры и авторы, но и зачастую зрелище, не менее плачевное, чем в телевизионных ток-шоу.
Эти три причины обеспечивают объекту нашего любопытства чрезвычайно пограничное положение между искусством и не-искусством. Но они же - становящийся характер, социальный пафос и будоражащая энергетика - делают его явлением, интересным, важным, нужным событием современной жизни, которым вообще-то и должен быть театр.
Адекватным средством художественного осмысления современного мира стало кино. Сегодняшний традиционный, академический, психологический театр деградировал, превратившись в почти чистую, самодовлеющую игру. Там еще играют Аристофана, Шекспира, Мольера, Островского, Уильямса и других «потрясателей сцен» былых эпох - и даже Петрушевскую и Коляду, но преодолевать архаичность самого этого рода искусства становится все труднее и труднее. Упаси меня Боже сказать, что я не вижу хороших спектаклей на московской сцене! Сколько угодно! Но если бы я не увидел ни одного из них, из моей жизни ничего заметного не исчезло бы. А направление «док» все-таки делает усилие быть зеркалом проблем сегодняшнего мира и человека.
Не берусь делать прогнозы ни для театра, «обороняющего» границы, ни для театра, их разрушающего. Замечу только, что самым запоминающимся спектаклем, который я видел за последние два года, был «У нас всё хорошо» Дороты Масловской в постановке Георга Жено в Саратовском ТЮЗе. Это очень похоже на verbatim, но это изумительно яркий и смешной литературный текст. И две потрясающие сценические находки. Зрительный зал вращается, поворачиваясь то к одному, то к другому диванчику, на которых сидят, валяются, что-то делают разные персонажи, рассказывающие о себе. А в конце зал начинает стремительно крутиться как волчок и - не знаю, как сделан этот эффект - там, где раньше была сцена, мы видим другую публику, глядящую на нас! И как бы обнаруживаем, что сценой все время были мы сами… Вот это был аттракцион, шок - и катарсис.