Война Букиниста. Начало
Это начало моего романа "Война Букиниста". Очень прошу, озвучьте Ваше мнение, мне это очень важно. Спасибо.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Букинист вжимался в почву всем телом. Камуфляжная куртка набухала болотной коричневой водой, и он никак не мог отделаться от мысли, что может быть именно в эту секунду ему в мошонку заплывает микроскопический жучок скротус. Очень зловредный жучок, если его вовремя не заметить, а это легко, в паху все мертвеет и остается лишь два выхода: грубая хирургия или еще более грубая смерть.
Букинисту было страшно. Нет, не так. Он испытывал инстинктивный животный ужас. Лежать в гнилой воде этой ублюдочной планеты было сродни самоубийству. Но что делать, если единственный способ выжить - замереть и молиться?
- Ты дурак, Букинист, - шепот справа. Это Квентин, - Университетским мальчикам нечего делать на войне. Какого черта ты полез в добровольцы, щенок?
А действительно, какого черта? Демократическая Директория постоянно вела периферийные войны, это было привычно. По своему правильно и почти никого не касалось, кроме вояк. И уж тем более не касалось его, Букиниста, профессорского сынка из благополучной семьи. Может все дело в этом. Розовому кусту надоело расти в оранжерее, захотелось хлебнуть настоящей жизни. Вот и хлебнул.
Справа зудел Квентин. На самом деле он давно оставил Букиниста в покое, но сейчас опять зудел. Квентин тоже боялся и он забалтывал страх.
Когда земляне собирались отнять планету у зелбраков, они думали, что это легко. Космические корабли против бронзовых клинков. Что может быть легче? Наверное, командир ударного батальона, того, что первым сгинул в этой сельве, мнил себя кем-то вроде Кортеса или Писсаро, мечтал о славе покорителя цивилизаций… Но зелбраки оказались совсем не ацтеками и инками.
… Камуфляж не должен был пропускать влагу. Теоретически, солдат в полной экипировке способен прошагать по дну не слишком глубокого озерца, и выйти сухим на другом берегу. Но местная вода была неправильная. Здесь все было неправильно. В том числе и оружие, каким сейчас обстреливали зелбраки взвод Букиниста.
Воздух над землянами пел. Не тоскливым комариным тенором, он гудел как кафедральный орган, на котором Бах впервые исполнил свою знаменитую фугу.
Эта песня вжимала солдат в болота сильней космических перегрузок. Ведь если поднять голову, то воздух аккуратно ее срежет, как крестьянин капусту.
Иногда Букинист казался ненормальным сам себе. Но даже сейчас, когда половина взвода была уничтожена первым же залпом из засады, когда его собственная жизнь висела на волоске, Букинист изнывал от любопытства. «Ты хуже кошки, - сказал ему однажды отец, - Ты будешь задавать вопросы даже чёрту, сидя на сковороде»
Откуда у варваров оружие, не снившееся земным инженерам? Остальным бойцам этот вопрос не казался важным. Нет проблемы - хорошо, есть проблема - будем решать. Вопросы - удел гражданских бездельников. Но Букинист не был бы собой без этих вопросов. И плевать, что в глазах приятелей он выглядит смешно.
- Заткнись, - сказал он Квентину, - есть план.
- Какой план, ты что, очумел? Выжить бы, а он тут планы строит, кассамеш хэш!
- В этом и весь прикол, - Букинист хрипло засмеялся, сплевывая бурую болотную жижу, - Сработает, будет тебе жизнь. А вот не сработает, тогда и будет кассамеш.
- Если помощь не поторопится, кассамеш будет уже сейчас, - неожиданно трезво сказал Квентин.
Помощь все-таки пришла. Два десантных флая вынырнули откуда-то из-за крон местных секвой и на бреющем прошли над позициями зелбраков, те отступили, не ожидая повторного залпа. От взвода землян уцелело меньше половины, человек двадцать. Они загрузились в третий флай, и звено «архангелов» положило крыло в сторону базы. Букинист откинулся на жестком сиденье и попытался отключиться. Но это ему никак не удавалось, адреналин продолжал кипеть. Хорошо, что не била нервная дрожь.
Из полузабытья Букиниста вывел шепот Квентина:
- Ты не передумал? - Букинист приоткрыл глаза. Лицо приятеля было озарено энтузиазмом. Фантастическая авантюра, самому Букинисту уже казавшаяся совсем безумной, явно вдохновила Квентина. И не одного его. Их будет пятеро.
- Может сказать лейтенанту? - неуверенно сказал Зулус, один из этой пятерки, - Может он даст добро на операцию? А то ведь трибуналом-то дело закончится…
- Папа Бриннер добро ни за что не даст, - хмыкнул Квентин, - Он же осторошшная какашка, наш лейтенант. Да чего ты боишься, Зулус? Выгорит, будем героями. Облажаемся, нас другим трибуналом судить будут, не военным, - он засмеялся.
К базе они подлетели через четверть стандартной единицы. Командир борта привычно отбарабанил отзыв на запрос с земли, и остатки взвода оказались дома.
Но первым делом их погнали на медосмотр. Бегом, шеренгой по двое, выжившие отправились в объятья эскулапов. Никакие прививки не гарантировали полной защиты от биосферы чужой планеты. Тем более, если биосфера столь агрессивна, как здесь. А тут еще и многочасовое купание в болоте… Нет, Букинист сам бы побежал сейчас в медблок, и без устава.
Их ждала врач, молодая женщина. Букиниста она возбуждала, главным образом своей недоступностью. Дочь генерала Зима О’Брайена, все-таки. Их генерала. Квентин однажды поспорил, что соблазнит врачиху. Он так и не признался, что там и как, но в итоге «отец солдатам» прибыл к ним лично, и лично пересчитал Квентину все ребра. Затем вызвал лейтенанта Бриннера к себе и приказал, чтобы «эту недоделанную Казанову» не смели сажать на губу. Они мол, уже утрясли данный вопрос, «как и подобает истинным конквистадорам». Генерала О’Брайена любили.
Перед Жанной О’Брайен пришлось раздеваться донага. Букиниста слегка трясло и он злился. Злился, что не может скрыть возбуждение, получая в ответ лишь равнодушно-насмешливый взгляд. Но что делать - этот чертов скротус не улавливался приборами. Почему, кто его знает, но жучка можно было разглядеть лишь глазами. У врача О’Брайен были зоркие глаза. Букинист оказался чист.
- Следующий, - сказала Жанна и на него больше не смотрела. Красный и взбешенный, он пошел дальше. Потом его запихнули в «газовую камеру», из которой человек вышел живым и вроде как здоровым, а многочисленные вирусы и микробы - нет. Под конец Букинисту загнали обновленный - более действенный - коктейль прививок и отпустили восвояси.
Он пошел в свой казарменный блок. Уселся на свою кровать, одну из дюжины в этом блоке, провел рукой по стене. На стене висел плакат с Верой Эклим. Старомодный двухмерный плакат, с которого известная певичка улыбалась застывшей улыбкой, беззвучно, не подмигивая и не дразня. Все эти современные штуки убили бы тайну этой улыбки, сведя красоту к пошлости. Вера Эклим улыбалась со стены как надежда.
Букинист приложил руку к замку прикроватной тумбочки. Признав своего, замок щелкнул. В тумбочке лежали пять книг, основное имущество Букиниста. Собственно, благодаря ним, он и получил нынешнее имя. То прежнее, которым его звали на гражданке, там и осталось. Иногда Букинисту казалось, что тот другой по-прежнему ходит в престижный универ, либо устроился на фирму, заколачивает пару миллионов демосов в год, ездит на «Бентли» и пытается завести удачное знакомство с Эклим. А он здешний - клон неудачник, которым другой откупился от судьбы.
Как бы не закончилась завтрашняя авантюра, Букинист не вернется сюда. Может, он всё и затеял ради этого: «больше никогда»?
Букинист не мог взять все книги с собой, но одну книжку, вот эту, с оторванной обложкой, он возьмет обязательно. Как талисман. Он взял ее в руки, привычно прочел название: «Русские поэты за пять веков» и впервые за день попытался улыбнуться.
За пару часов до подъема пятеро солдат покинули казармы. Они короткими пробежками двинулись в сторону флаедрома. Хотя идея операции принадлежала Букинисту, командование взял на себя Квентин. Что было естественно: Квентину стукнуло тридцать три, на тринадцать лет больше чем Букинисту. За долгую свою службу, Квентин бывал даже лейтенантом… дважды. Справа от Букиниста перемещался Зулус. Он сливался с окружающей ночью, и только яркие белки глаз выдавали его присутствие.
Здесь же был Эйдзи Кавасаки - Бусидо сан: тихий японец, двадцать пять лет, седьмой дан карате. И, последний из пятерки, Лешка Власов, прозвищем Гусар за то, что бабник.
Им нужен был флай. А для этого необходимо было убрать двух часовых, без смертоубийства. Поэтому, это сделал японец, самый опасный из них, но зато безошибочно умелый.
Машину в воздух поднял Квентин.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Букинист вжимался в почву всем телом. Камуфляжная куртка набухала болотной коричневой водой, и он никак не мог отделаться от мысли, что может быть именно в эту секунду ему в мошонку заплывает микроскопический жучок скротус. Очень зловредный жучок, если его вовремя не заметить, а это легко, в паху все мертвеет и остается лишь два выхода: грубая хирургия или еще более грубая смерть.
Букинисту было страшно. Нет, не так. Он испытывал инстинктивный животный ужас. Лежать в гнилой воде этой ублюдочной планеты было сродни самоубийству. Но что делать, если единственный способ выжить - замереть и молиться?
- Ты дурак, Букинист, - шепот справа. Это Квентин, - Университетским мальчикам нечего делать на войне. Какого черта ты полез в добровольцы, щенок?
А действительно, какого черта? Демократическая Директория постоянно вела периферийные войны, это было привычно. По своему правильно и почти никого не касалось, кроме вояк. И уж тем более не касалось его, Букиниста, профессорского сынка из благополучной семьи. Может все дело в этом. Розовому кусту надоело расти в оранжерее, захотелось хлебнуть настоящей жизни. Вот и хлебнул.
Справа зудел Квентин. На самом деле он давно оставил Букиниста в покое, но сейчас опять зудел. Квентин тоже боялся и он забалтывал страх.
Когда земляне собирались отнять планету у зелбраков, они думали, что это легко. Космические корабли против бронзовых клинков. Что может быть легче? Наверное, командир ударного батальона, того, что первым сгинул в этой сельве, мнил себя кем-то вроде Кортеса или Писсаро, мечтал о славе покорителя цивилизаций… Но зелбраки оказались совсем не ацтеками и инками.
… Камуфляж не должен был пропускать влагу. Теоретически, солдат в полной экипировке способен прошагать по дну не слишком глубокого озерца, и выйти сухим на другом берегу. Но местная вода была неправильная. Здесь все было неправильно. В том числе и оружие, каким сейчас обстреливали зелбраки взвод Букиниста.
Воздух над землянами пел. Не тоскливым комариным тенором, он гудел как кафедральный орган, на котором Бах впервые исполнил свою знаменитую фугу.
Эта песня вжимала солдат в болота сильней космических перегрузок. Ведь если поднять голову, то воздух аккуратно ее срежет, как крестьянин капусту.
Иногда Букинист казался ненормальным сам себе. Но даже сейчас, когда половина взвода была уничтожена первым же залпом из засады, когда его собственная жизнь висела на волоске, Букинист изнывал от любопытства. «Ты хуже кошки, - сказал ему однажды отец, - Ты будешь задавать вопросы даже чёрту, сидя на сковороде»
Откуда у варваров оружие, не снившееся земным инженерам? Остальным бойцам этот вопрос не казался важным. Нет проблемы - хорошо, есть проблема - будем решать. Вопросы - удел гражданских бездельников. Но Букинист не был бы собой без этих вопросов. И плевать, что в глазах приятелей он выглядит смешно.
- Заткнись, - сказал он Квентину, - есть план.
- Какой план, ты что, очумел? Выжить бы, а он тут планы строит, кассамеш хэш!
- В этом и весь прикол, - Букинист хрипло засмеялся, сплевывая бурую болотную жижу, - Сработает, будет тебе жизнь. А вот не сработает, тогда и будет кассамеш.
- Если помощь не поторопится, кассамеш будет уже сейчас, - неожиданно трезво сказал Квентин.
Помощь все-таки пришла. Два десантных флая вынырнули откуда-то из-за крон местных секвой и на бреющем прошли над позициями зелбраков, те отступили, не ожидая повторного залпа. От взвода землян уцелело меньше половины, человек двадцать. Они загрузились в третий флай, и звено «архангелов» положило крыло в сторону базы. Букинист откинулся на жестком сиденье и попытался отключиться. Но это ему никак не удавалось, адреналин продолжал кипеть. Хорошо, что не била нервная дрожь.
Из полузабытья Букиниста вывел шепот Квентина:
- Ты не передумал? - Букинист приоткрыл глаза. Лицо приятеля было озарено энтузиазмом. Фантастическая авантюра, самому Букинисту уже казавшаяся совсем безумной, явно вдохновила Квентина. И не одного его. Их будет пятеро.
- Может сказать лейтенанту? - неуверенно сказал Зулус, один из этой пятерки, - Может он даст добро на операцию? А то ведь трибуналом-то дело закончится…
- Папа Бриннер добро ни за что не даст, - хмыкнул Квентин, - Он же осторошшная какашка, наш лейтенант. Да чего ты боишься, Зулус? Выгорит, будем героями. Облажаемся, нас другим трибуналом судить будут, не военным, - он засмеялся.
К базе они подлетели через четверть стандартной единицы. Командир борта привычно отбарабанил отзыв на запрос с земли, и остатки взвода оказались дома.
Но первым делом их погнали на медосмотр. Бегом, шеренгой по двое, выжившие отправились в объятья эскулапов. Никакие прививки не гарантировали полной защиты от биосферы чужой планеты. Тем более, если биосфера столь агрессивна, как здесь. А тут еще и многочасовое купание в болоте… Нет, Букинист сам бы побежал сейчас в медблок, и без устава.
Их ждала врач, молодая женщина. Букиниста она возбуждала, главным образом своей недоступностью. Дочь генерала Зима О’Брайена, все-таки. Их генерала. Квентин однажды поспорил, что соблазнит врачиху. Он так и не признался, что там и как, но в итоге «отец солдатам» прибыл к ним лично, и лично пересчитал Квентину все ребра. Затем вызвал лейтенанта Бриннера к себе и приказал, чтобы «эту недоделанную Казанову» не смели сажать на губу. Они мол, уже утрясли данный вопрос, «как и подобает истинным конквистадорам». Генерала О’Брайена любили.
Перед Жанной О’Брайен пришлось раздеваться донага. Букиниста слегка трясло и он злился. Злился, что не может скрыть возбуждение, получая в ответ лишь равнодушно-насмешливый взгляд. Но что делать - этот чертов скротус не улавливался приборами. Почему, кто его знает, но жучка можно было разглядеть лишь глазами. У врача О’Брайен были зоркие глаза. Букинист оказался чист.
- Следующий, - сказала Жанна и на него больше не смотрела. Красный и взбешенный, он пошел дальше. Потом его запихнули в «газовую камеру», из которой человек вышел живым и вроде как здоровым, а многочисленные вирусы и микробы - нет. Под конец Букинисту загнали обновленный - более действенный - коктейль прививок и отпустили восвояси.
Он пошел в свой казарменный блок. Уселся на свою кровать, одну из дюжины в этом блоке, провел рукой по стене. На стене висел плакат с Верой Эклим. Старомодный двухмерный плакат, с которого известная певичка улыбалась застывшей улыбкой, беззвучно, не подмигивая и не дразня. Все эти современные штуки убили бы тайну этой улыбки, сведя красоту к пошлости. Вера Эклим улыбалась со стены как надежда.
Букинист приложил руку к замку прикроватной тумбочки. Признав своего, замок щелкнул. В тумбочке лежали пять книг, основное имущество Букиниста. Собственно, благодаря ним, он и получил нынешнее имя. То прежнее, которым его звали на гражданке, там и осталось. Иногда Букинисту казалось, что тот другой по-прежнему ходит в престижный универ, либо устроился на фирму, заколачивает пару миллионов демосов в год, ездит на «Бентли» и пытается завести удачное знакомство с Эклим. А он здешний - клон неудачник, которым другой откупился от судьбы.
Как бы не закончилась завтрашняя авантюра, Букинист не вернется сюда. Может, он всё и затеял ради этого: «больше никогда»?
Букинист не мог взять все книги с собой, но одну книжку, вот эту, с оторванной обложкой, он возьмет обязательно. Как талисман. Он взял ее в руки, привычно прочел название: «Русские поэты за пять веков» и впервые за день попытался улыбнуться.
За пару часов до подъема пятеро солдат покинули казармы. Они короткими пробежками двинулись в сторону флаедрома. Хотя идея операции принадлежала Букинисту, командование взял на себя Квентин. Что было естественно: Квентину стукнуло тридцать три, на тринадцать лет больше чем Букинисту. За долгую свою службу, Квентин бывал даже лейтенантом… дважды. Справа от Букиниста перемещался Зулус. Он сливался с окружающей ночью, и только яркие белки глаз выдавали его присутствие.
Здесь же был Эйдзи Кавасаки - Бусидо сан: тихий японец, двадцать пять лет, седьмой дан карате. И, последний из пятерки, Лешка Власов, прозвищем Гусар за то, что бабник.
Им нужен был флай. А для этого необходимо было убрать двух часовых, без смертоубийства. Поэтому, это сделал японец, самый опасный из них, но зато безошибочно умелый.
Машину в воздух поднял Квентин.