Я уже как-то зарекался в этом блоге читать сборники статей публицистов. Странная штука память, посты в блоге помнятся на порядок лучше, чем многие другие, вроде-как более важные дела, пост про сборники статей был написан лет 13 тому назад, могу воспроизвести наизусть. Впрочем, временной фактор с памятью работает в обратном режиме. Моя теория состоит в том, что у нас в мозгах работает кладовщик. Тот, который начинает работать с первыми признаками нашего (само)сознания, работает замечательно. Все сложено как надо, все на своем месте, любо дорого посмотреть, нажать на кнопочку - и нужные сведения с улыбкой прыгают к нам. Но, к сожалению, когда мы доходим до 40 лет, он увольняется и мы вынуждены искать замену. Любой новый кладовщик не годится старому в подметки. Он работать почти не умеет и никогда уже не научится, со временем он будет работать только хуже. И мало того, что все, чем он занимался, будет тяжело найти, со временем он начнет приводить в беспорядок и плоды работы своего предшественника, так что если вначале мы жалуемся на нового, но прекрасно вспоминаем все, что помещено на нужные места старым, то со временем разница между новой и старой информацией будет становиться все менее осязаемой. Впрочем, я отвлекся. Так вот, сборник статей моего любимого Нахума Барнеа конца 70-х - начала 80-х. Набрел на него в букинистическом. Открыл с немалой долей пессимизма. И прочитал первую. Про то, как Менахем Бегин сердился на автора и вычитал его прямо в буфете Кнессета. Они не сошлись во мнениях, но не поводу одного места из Блаженного Августина, а по поводу того, в чей адрес премьер, уроженец, как известно, Брест-Литовска, отпустил соленое русское трехбуквенное словцо. Барнеа предположил, что подразумевался Шимон Перес. А Мечислав Вольфович это отрицал и утверждал, что разговор шел про более важную персону, про Петра Великого. Чем пробиватель окон в Европу заслужил сей нелицеприятный эпитет и Бегин, и Барнеа умолчали. Можно выдвигать версии, но не вслух, когда-то (а-про-по старые посты), я обещал, что таковые словечки тут употребляться не будут. В общем, после такого введения я, естественно не удержался и купил, есть у меня такая привычка, не удерживаться в книжных.
А все, что я - надо заметить с превеликим удовольствием - прочитал далее создало у меня сильное ощущение, что максима о том, что пять лет меняется все, а за сто лет - ничего, она не только про Россию. Про наши палестины, оказывается, тоже. Судите сами. Там, например, описывается бывший начгенштаба, пошедший в политику во главе центристской партии (привет ему) и страдавший от огромного невезения и поэтому заработавший репутацию шлимазла. Он дал телеинтервью в ресторане гостиницы, а там отказались принимать у него оплату чеком, ибо не узнали и боялись, что чек не оплатится банком (и все естественно было заснято и показано в новостях), потом он позвал журналистов к себе домой, но пропал свет во всем районе и оный министр не смог добиться, чтоб его подключили, веселуха. Описан видный деятель, пытающийся добиться по блату продвижения по службе для мужа любовницы, одной из (какая разница, что он не стоял во главе секретной организации, а даже наоборот и вообще имел проблемы со зрением на один глаз). Описана жена премьера (на тот момент будущего), коей оскорбленный ею журналист предложил подать просьбу на получение гражданства страны Вульгарии. Описан министр, который во время рекламной паузы в телепередаче сплетничает с двумя видными журналистами про своих коллег по правительству, не стесняясь в выражениях, а сразу по возвращении в прямой эфир, пафосно бия себя в грудь, заявляет, что сидящие рядом журналисты свидетели, что он в жизни не сказал дурного слова о своих товарищах по кабинету. Другой министр, которого спрашивают, как он умудряется проходит между каплями, отвечает, что когда дождливо, он не проходит между каплями, он пережидает дома (знаете такого и не одного, правда?). Описан политический тяжеловес, отпкочковашийся от своей базовой партии правого лагеря (куда он опосля вернулся и дошел до самых вершин), и предлагающий второе место в своем новорожденном партийном списке другому известному политику, который тогда начинал отпочковываться от своей базовой партии левого лагеря, на пути далее налево до упора, премьером не стал, но минпрос возглавлял, оба на одну букву, Ш и С. Кроме того, для демонстрации гегелевского принципа единства и борьбы противоположностей (который в предпоследнем правительстве дошел у нас даже до отрицания отрицания), показывается процесс объединения подмосковских коммунистов с черными пантерами Чарли Битона (Бегин именовал его Чарльз, какая прелесть, «Чарльз, они же сталинисты!» -«Да, сталинисты, ну и что?»). Бесплодные усилия организовать торжественную церемонию у Стены плача, на которую у телевидения есть пятнадцать минут, но туда нужно суметь вставить двух раввинов, ашкеназского и сефардского, каждый из коих просит выступить не менее восьми минут из общих пятнадцати, хор, а лучше военный ансамбль, но не в форме, потому, что так просит МИД и без женщин, потому, что так просит коалиция, все это нужно согласовать между мэром и министром, которые, увы, из разных лагерей, а еще в те же пятнадцать минут должен поместится Иегуди Менухин с партитой Баха, а с Менухиным может договариваться только мэр, чем не повод пошантажировать министра, при этом попытки отменить трансляцию из-за дождя не увенчались успехом, в общем, все были просто счастливы, когда узнали, что Иегуди Менухин собирается сказать в прямом эфире несколько слов о Христе и на этом идея с прямой трансляцией приказала долго жить и всем снова стало просто жить. И оказывается, что уже тогда для продвижения новой партии в общественном мнении требовалось, чтобы ее лидеры сочетали политическую невинность, даже девственность, с погонами.
Еще там есть невероятно тяжелый для прочтения эпизод с терактом, проникновением террористов в Мисгав Ам, где поставили защитные умные заборы и предусмотрели практически все возможные опасности. Барнеа замечает (в 1980-м, мой перевод почти дословен), что предусмотрели все, кроме возможности, что заявятся отморозки, которых не остановит знание о многослойной защите, не заинтересуют риски, у которых очень мало ума, невероятно много наглости и столько же везения.
Вместе с тем, если ничего не меняется, то в этом есть и светлая сторона, ибо это значит также и то, что черные полосы должны сменяться белыми, на смену войне должно прийти затишье (не мир, не будем преувеличивать. но пусть хоть затишье, сколько можно), а на смену отчаянию надежда. Как говорится, на этой ноте этсетера этсетера.