(no subject)
и даже если явишься на судно уже пассажиркой, подсадной уткой, третьим лицом, что с того. что изменится. состав ли воды, улыбка ли охранника и моя -в ответ- на входе, ширина палубы, уходящей привычно из под ноги, пляска солнечных зайчиков, когда затягиваешься с утра не первой сигаретой, нет, все неизменно, и язык по привычке выдает верные заклинания, и вяжет во рту привкус крымского (с чего бы) вина. и там, уже на родине, в чухонских предместьях, перемигиваются капитаны. тот, с баржи, отвечает, и идет на обгон. все то же, только ниже классом, минус второй круг ада, машинное маслянистое нутро, не дает спать по ночам, потому что корабли созданы для вина и непристойностей, для крепкого недосыпа, может быть для любви, назовем это так, временем прошедшим, никогда не бывшим, холодок простыней и двойных матрасов. вот что будет нового. кроме вавилонской речи, кроме выпавшей буковки «ы» на клавиатуре, кроме того, что, засыпая на двух матрасах, снова боишься выпасть за борт чертовой куклой. пусть…только не жаркий плацкартный запах, не духота вагонов, не муха проплывающая над головой.
а город все стоит такой неприличный, моложавый, вылизанный как квартира в ожидании гостей, минус граффити, минус столы настольного тенниса, минус потекшая тушь маннергеймовых лошадей. и я уже верю охотно, что ничего не увижу, что место, которое так старательно прячет от меня свои добродетели, наверно, и правда, хранит только высокие лестницы, собачьи площадки, тонкие ноги старушек, и раствор окна, когда ставень колышется на ветру и колокольный звон заполняет уши. и солнце повсюду, и японские туристы со стульчиками тростью. они после смерти попадают сюда. мы попадаем в узкие качели, в солнечный пруд, кладбище велосипедов и неглубокую лужу, которую легко перескочить с шестом, или сесть на шпагат. все запросто как во сне.
а дома так привычно берешь разгон, десятый троллейбусом, пятым трамваем, строем колес, мимо таксистов, туристов, как будто и впрямь есть полномочия, как будто есть обязательства и долговые расписки, но спешить больше некуда, говорить больше не о чем, то, что выпало из черепной коробки, рассыпалось намертво, все. не собрать.