(no subject)
молчала бы и молчала, как будто воды в рот набрала, как будто едкого таллинского бальзама, от которого щиплет губы. привыкнув писать из такой белой горячки, из головы, которая сыпет песком, как мне начать теперь из моего сугубого душевного здоровья, какой лярусс, какие фотографические словари меня спасут.
но вот сейчас высунула голову, долго и без зазрения совести курила в форточку, улыбалась в ночь, свесившись чуть ли не до половины, разглядывала солнечные столбы на реке, вдруг убоялась, что голова перевесит, и можно будет упасть за край, и молодой человек, пристроившийся около водосточной трубы, увидит невольного свидетеля своей малой нужды, но никогда не узнает той пары случайных слов, что я хотела написать. разговор мой недолог. здесь можно было написать про всю истекшую неделю (уже пятница- стало быть, истекла), про все понедельники, вторники, бесконечные среды, но будет другое . больше чем все случайные встречи и невстречи, больше чем виски и ‘кэмел’ по обеим берегам фонтанки (с видом на оную или без) меня интересует другое. как две недели умещаются в двадцать минут , в оба берега, и наоборот(за точность не ручаюсь). завтра все написанное покажется сомнительным (покажется таковым уже во сне, уже когда буду засыпать, видя себя со стороны, на скрипучей кровати без матраса, этаким брошенным в санатории ребенком, погибающим в карантине от краснухи, дифтерита, или чего там еще, и даже мама не придет меня навестить в сосновом лесу, где одни пни, ведь мама не в счет), но сейчас больше всего хотелось бы выйти и пойти вдоль воды, навстречу, как будто эта, так долго лелеемая встреча и в самом деле возможна, как будто не привиделось.
как когда-то летом враз сорвавшись с другой неширокой набережной
долго шагала в отчаянной попытке пересечь залив, не шкловский по льду, но тоже неплохо, с ноутбуком за спиной, пока не стемнело, фотографировала себя на веб-камеру. потом поймала попутку, которая довезла уже до некой развилки, откуда недалеко пешком, но там ждало такси, не сразу поняв, здоровалась с водителем, как со знакомцем. потом долго пеняла никите, что не встретил меня пешком, а выбрал такой простой и удобный транспорт. нет, никогда не умела ценить людей. не умела ценить никого, кроме пары-тройки своих планет(их имена звонкие и шипящие уже навязли на зубах), и вот теперь, этаким новым бартом не устаю удивляться: жизнь как текст, текст как текст, эта бесконечная мебиусова лента, которую я пытаюсь отмотать назад, как историю своих неловких знакомств, которые крутятся задом наперед (и подсмотренный накануне фильм бертолуччи подсказывает : «как машина идущая задним ходом. иди назад. закрой глаза. пятнадцать, четырнадцать, восемь, лучше всего было в восемь»). потому что я - человек немедленный, потому что перво-наперво -падение, пропади оно все пропадом, а потом выныривание, тащу себя за волосы как мюнхгаузен. (из своих немецких оберхаузеновских манифестов вылетаю в коридор по звонку. зачем мне две недели, если вот, в полчаса: нищенкой, подругой, тайной заслугой.
разговор с коваловым, когда сердце мое стучит в два раза быстрее от этих двух свиданий,
неловкие объятия во дворе, отданные свете. столовка, и я посреди, таким дубом со своими ветками руками -ногами, которые торчат из штанов, где собеседники, девочки, плечи, все чертовски ясно. моя тайна раскрыта.
всё вместе, и словно я без одежды. и французское кино, звучащее за стеной. красивые мальчики, умные мальчики, встречи вечером в воскресенье. вчерашний каракс, после которого глаза мои как будто умыты дождем, когда с жадностью смотришь по сторонам, замечая все и заводишь собственный божественный мотор. замечаешь все, старых и молодых, первоклассника в клетчатой кепке, которого мама тащит за руку. а он машет девочке на другой стороне улицы «пока, ань». мама учит: «а-ня, нужно говорить а-ня».
[господи, да почему же я .да почему мне все можно. только потому что я не алиса, маленький колобок. просто потому что мои длинные бестолковые конечности торчат во все стороны, так неприлично, что и помада выглядит лишней. только потому что, ну не нос, а пальцы там какие то, руки ноги, сумма длиннот и параллелей, только потому никто не может отказать мне в выпивке, и я делаю что хочу. только потому я, ненаписавшая толком ни одного хорошего текста, так любима чужим мастером, за пару этих отрезков, прямых, и сумасшедшие лучи в глазах. и за то что путаю ортегу -и -гассета с варгас льосой, клеймана с марголитом, искупление с возвращением. все это непозволительно, невозможно, нельзя.]
а помните, времени нет? так ведь нет же. бесконечное переламывание текстов, как перемывание косточек, откат назад есть не что иное как поиск первопричины. идеальный текст выглядел бы так: голова пошла кругом и ранее, ранее, ранее. но голова все идет, ей не остановиться, никакие солдатские толпы, черные строфы ей не указ. и глядя налево и направо, я взаправду не знаю, на чем остановить свой взгляд, о чем рассказать.
но вот сейчас высунула голову, долго и без зазрения совести курила в форточку, улыбалась в ночь, свесившись чуть ли не до половины, разглядывала солнечные столбы на реке, вдруг убоялась, что голова перевесит, и можно будет упасть за край, и молодой человек, пристроившийся около водосточной трубы, увидит невольного свидетеля своей малой нужды, но никогда не узнает той пары случайных слов, что я хотела написать. разговор мой недолог. здесь можно было написать про всю истекшую неделю (уже пятница- стало быть, истекла), про все понедельники, вторники, бесконечные среды, но будет другое . больше чем все случайные встречи и невстречи, больше чем виски и ‘кэмел’ по обеим берегам фонтанки (с видом на оную или без) меня интересует другое. как две недели умещаются в двадцать минут , в оба берега, и наоборот(за точность не ручаюсь). завтра все написанное покажется сомнительным (покажется таковым уже во сне, уже когда буду засыпать, видя себя со стороны, на скрипучей кровати без матраса, этаким брошенным в санатории ребенком, погибающим в карантине от краснухи, дифтерита, или чего там еще, и даже мама не придет меня навестить в сосновом лесу, где одни пни, ведь мама не в счет), но сейчас больше всего хотелось бы выйти и пойти вдоль воды, навстречу, как будто эта, так долго лелеемая встреча и в самом деле возможна, как будто не привиделось.
как когда-то летом враз сорвавшись с другой неширокой набережной
долго шагала в отчаянной попытке пересечь залив, не шкловский по льду, но тоже неплохо, с ноутбуком за спиной, пока не стемнело, фотографировала себя на веб-камеру. потом поймала попутку, которая довезла уже до некой развилки, откуда недалеко пешком, но там ждало такси, не сразу поняв, здоровалась с водителем, как со знакомцем. потом долго пеняла никите, что не встретил меня пешком, а выбрал такой простой и удобный транспорт. нет, никогда не умела ценить людей. не умела ценить никого, кроме пары-тройки своих планет(их имена звонкие и шипящие уже навязли на зубах), и вот теперь, этаким новым бартом не устаю удивляться: жизнь как текст, текст как текст, эта бесконечная мебиусова лента, которую я пытаюсь отмотать назад, как историю своих неловких знакомств, которые крутятся задом наперед (и подсмотренный накануне фильм бертолуччи подсказывает : «как машина идущая задним ходом. иди назад. закрой глаза. пятнадцать, четырнадцать, восемь, лучше всего было в восемь»). потому что я - человек немедленный, потому что перво-наперво -падение, пропади оно все пропадом, а потом выныривание, тащу себя за волосы как мюнхгаузен. (из своих немецких оберхаузеновских манифестов вылетаю в коридор по звонку. зачем мне две недели, если вот, в полчаса: нищенкой, подругой, тайной заслугой.
разговор с коваловым, когда сердце мое стучит в два раза быстрее от этих двух свиданий,
неловкие объятия во дворе, отданные свете. столовка, и я посреди, таким дубом со своими ветками руками -ногами, которые торчат из штанов, где собеседники, девочки, плечи, все чертовски ясно. моя тайна раскрыта.
всё вместе, и словно я без одежды. и французское кино, звучащее за стеной. красивые мальчики, умные мальчики, встречи вечером в воскресенье. вчерашний каракс, после которого глаза мои как будто умыты дождем, когда с жадностью смотришь по сторонам, замечая все и заводишь собственный божественный мотор. замечаешь все, старых и молодых, первоклассника в клетчатой кепке, которого мама тащит за руку. а он машет девочке на другой стороне улицы «пока, ань». мама учит: «а-ня, нужно говорить а-ня».
[господи, да почему же я .да почему мне все можно. только потому что я не алиса, маленький колобок. просто потому что мои длинные бестолковые конечности торчат во все стороны, так неприлично, что и помада выглядит лишней. только потому что, ну не нос, а пальцы там какие то, руки ноги, сумма длиннот и параллелей, только потому никто не может отказать мне в выпивке, и я делаю что хочу. только потому я, ненаписавшая толком ни одного хорошего текста, так любима чужим мастером, за пару этих отрезков, прямых, и сумасшедшие лучи в глазах. и за то что путаю ортегу -и -гассета с варгас льосой, клеймана с марголитом, искупление с возвращением. все это непозволительно, невозможно, нельзя.]
а помните, времени нет? так ведь нет же. бесконечное переламывание текстов, как перемывание косточек, откат назад есть не что иное как поиск первопричины. идеальный текст выглядел бы так: голова пошла кругом и ранее, ранее, ранее. но голова все идет, ей не остановиться, никакие солдатские толпы, черные строфы ей не указ. и глядя налево и направо, я взаправду не знаю, на чем остановить свой взгляд, о чем рассказать.