(no subject)
Петербург. Семиотика скандала и правды-в вине
Один хороший пользователь ЖЖ задался сегодня вопросом. Ссылку давать не буду - запись подзамочная. Спрашивает пользователь по следам очередного скандала в ЖЖ: пьяное "я" - подлинное ли оно? А слова, которые это пьяное "я" говорит по пьяни, - они означают отношение пьяного "я" к собеседнику? И говорит оно то, что думает на самом деле? Обычно помалкивает, скрывая истинное отношение под маской трезвости, а как нажрется, то, расторможенное горячими напитками, выкладывает как на духу как есть.
I
Я неплохо знаю себя. Изучению своей бесподобной персоны, которая сторонится даже подражания самой себе, я посвятил многие годы своего жизнетворчества. За годы фундаментальных исследований, не одним своим поступком и не только им одним, удалось доказать следующее: алкоголь сообщает мне высокий градус правды. Социальное принуждение и психические травмы, которое принуждение накапливает, ответственное, вежливое и доброе отношение к людям, необходимость где промолчать, а где недоговорить, вовлечение в круг многослойной коммуникации людей, которым чистая правда - нож под сердце, понимание того, что правда мало кому нужна, а нужны воображаемые идентификаты с тем, чем люди не являются, предпочтение, которое отдают возвышающему обману перед правдой в глаза, - все это уходит в небытие с третьей рюмки или пятого бокала. Пью я редко, но много. Когда я пью, то говорю только правду, которую, как человек хорошо воспитанный и образованный, даже интеллигентный местами, трезвым держу при себе. Гуманист я.
Проблема не в том, что я говорю, а кому и о ком. Пьяным я легко путаюсь в именах, социальных функциях, персонах и претензиях к этим персонам. Так, могу назвать Васю - Петей, а Лиду - Таней. Сказать, что эта дура, а тот кретин. Хотя, может, все наоборот. Кретинка - она, а дурак - он. А я - единственный им судья, так как в отличие от судебной власти не конвенции, основанные на умолчании, поддерживаю, а правду говорю.
Более того, я не всегда помню, с кем говорю. Думая, что обращаюсь к объекту своих претензий, я могу говорить с совершенно посторонним для моего конфликта человеком. Если я не называю своего собеседника по имени, он думает, что все мои слова правды предназначены только ему. Люди склонны к преувеличенной оценке собственной персоны, принимая всю информацию только на свой счет. Еще более они склонны к гипертрофированному чувству собственного достоинства. Последнее обстоятельство представляет собой парадокс: как может пострадать такое большое достоинство от всего-навсего одного лишь оскорбления, которое к тому же обращено не тебе? - Не понимаю.
В общем, пьяная правда моя, призванная компенсировать травмы, нанесенные жизнью среди других людей, обращена часто не тем и не тому, кто-что мне эти травмы - травмы ограничения свободы моего высказывания - нанес.
Поэтому всем, кто знает меня, рекомендую: если слышите правду в свой адрес, сторонитесь уверенности, что обращена она вам. Часто это правда сама по себе, нашедшая случайного в вашем лице адресата. А если и не безлична она, то вы - последний, кому эту правду я стал бы говорить.
II
Самое время спросить себя, зачем же я пью. Ведь не только из любви к правде и невозможности осмелиться на нее без бутылки за пазухой? Не из одних только субъективных причин - бессознательного желания говорить только правду? Не только потому, что желаю вынести вовне субъективное присвоение лжи, которую мне навязывают другие? Нет, не только. Есть на то не зависящие от моей психической жизни причины.
Дело в том, что на протяжении многих лет я веду едва ли не безукоризненно здоровый образ жизни. Аполлонический порядок во всем, что касается меня и мира вокруг меня, привычен мне с юности. Выгляжу я от этого много моложе и здоровее своих сверстников, а часто и тех, кто намного моложе меня. Я источаю здоровую уверенность в своей силе и красоте, намекая всем своим видом на жизнь вечную и преодоление смерти при жизни.
Время течет в обратную сторону. Когда я начинаю слепнуть от стремительности, с какой становлюсь насмешкой над временем, объявляют антракт. Кто объявляет перерыв на покурить и выпить, не знаю. Даже по имени. Я называю Его сезонным обстрением здоровья и красоты. Я пью. Помимо своей воли, не распоряжаясь сроками запоя. Пью я до тех пор, пока не прихожу в норму, то есть перестаю отличаться на вид и цвет от подавляющего большинства своих сверстников. Войдя в пределы Добра и Красоты, я - который раз - отправляюсь в аскетический бег на границы Прекрасного. Происходят эти антракты, бывает, пару раз в год. Но были годы, были, по календарной юности, когда уносило меня из аполлонического режима жизни в диониссийский по три, а то и по четыре раза за один отчетно-рефлексивный период.
Смотрю я с высоты своих лет на эти приключения собственной плоти и думаю: ведь это принуждение силой и красотой к пьянству - что может быть более объективным доказательством существования Бога, который каждым градусом, выпитым мной, спрашивает: а ты, парень, не слишком ли зарвался, ты куда вообще собираешься этими здоровыми темпами, а? Сидеть. Пить. Танцевать. Петь. Пить. Лежать. Стоять. Лежать. Кончил? - Свободен, пока можешь есть свою овсянку на воде. Ври себе и другим дальше, но помни: скоро Я, твое Сезонное Обострение Силы и Красоты, за тобой приду снова!
Один хороший пользователь ЖЖ задался сегодня вопросом. Ссылку давать не буду - запись подзамочная. Спрашивает пользователь по следам очередного скандала в ЖЖ: пьяное "я" - подлинное ли оно? А слова, которые это пьяное "я" говорит по пьяни, - они означают отношение пьяного "я" к собеседнику? И говорит оно то, что думает на самом деле? Обычно помалкивает, скрывая истинное отношение под маской трезвости, а как нажрется, то, расторможенное горячими напитками, выкладывает как на духу как есть.
I
Я неплохо знаю себя. Изучению своей бесподобной персоны, которая сторонится даже подражания самой себе, я посвятил многие годы своего жизнетворчества. За годы фундаментальных исследований, не одним своим поступком и не только им одним, удалось доказать следующее: алкоголь сообщает мне высокий градус правды. Социальное принуждение и психические травмы, которое принуждение накапливает, ответственное, вежливое и доброе отношение к людям, необходимость где промолчать, а где недоговорить, вовлечение в круг многослойной коммуникации людей, которым чистая правда - нож под сердце, понимание того, что правда мало кому нужна, а нужны воображаемые идентификаты с тем, чем люди не являются, предпочтение, которое отдают возвышающему обману перед правдой в глаза, - все это уходит в небытие с третьей рюмки или пятого бокала. Пью я редко, но много. Когда я пью, то говорю только правду, которую, как человек хорошо воспитанный и образованный, даже интеллигентный местами, трезвым держу при себе. Гуманист я.
Проблема не в том, что я говорю, а кому и о ком. Пьяным я легко путаюсь в именах, социальных функциях, персонах и претензиях к этим персонам. Так, могу назвать Васю - Петей, а Лиду - Таней. Сказать, что эта дура, а тот кретин. Хотя, может, все наоборот. Кретинка - она, а дурак - он. А я - единственный им судья, так как в отличие от судебной власти не конвенции, основанные на умолчании, поддерживаю, а правду говорю.
Более того, я не всегда помню, с кем говорю. Думая, что обращаюсь к объекту своих претензий, я могу говорить с совершенно посторонним для моего конфликта человеком. Если я не называю своего собеседника по имени, он думает, что все мои слова правды предназначены только ему. Люди склонны к преувеличенной оценке собственной персоны, принимая всю информацию только на свой счет. Еще более они склонны к гипертрофированному чувству собственного достоинства. Последнее обстоятельство представляет собой парадокс: как может пострадать такое большое достоинство от всего-навсего одного лишь оскорбления, которое к тому же обращено не тебе? - Не понимаю.
В общем, пьяная правда моя, призванная компенсировать травмы, нанесенные жизнью среди других людей, обращена часто не тем и не тому, кто-что мне эти травмы - травмы ограничения свободы моего высказывания - нанес.
Поэтому всем, кто знает меня, рекомендую: если слышите правду в свой адрес, сторонитесь уверенности, что обращена она вам. Часто это правда сама по себе, нашедшая случайного в вашем лице адресата. А если и не безлична она, то вы - последний, кому эту правду я стал бы говорить.
II
Самое время спросить себя, зачем же я пью. Ведь не только из любви к правде и невозможности осмелиться на нее без бутылки за пазухой? Не из одних только субъективных причин - бессознательного желания говорить только правду? Не только потому, что желаю вынести вовне субъективное присвоение лжи, которую мне навязывают другие? Нет, не только. Есть на то не зависящие от моей психической жизни причины.
Дело в том, что на протяжении многих лет я веду едва ли не безукоризненно здоровый образ жизни. Аполлонический порядок во всем, что касается меня и мира вокруг меня, привычен мне с юности. Выгляжу я от этого много моложе и здоровее своих сверстников, а часто и тех, кто намного моложе меня. Я источаю здоровую уверенность в своей силе и красоте, намекая всем своим видом на жизнь вечную и преодоление смерти при жизни.
Время течет в обратную сторону. Когда я начинаю слепнуть от стремительности, с какой становлюсь насмешкой над временем, объявляют антракт. Кто объявляет перерыв на покурить и выпить, не знаю. Даже по имени. Я называю Его сезонным обстрением здоровья и красоты. Я пью. Помимо своей воли, не распоряжаясь сроками запоя. Пью я до тех пор, пока не прихожу в норму, то есть перестаю отличаться на вид и цвет от подавляющего большинства своих сверстников. Войдя в пределы Добра и Красоты, я - который раз - отправляюсь в аскетический бег на границы Прекрасного. Происходят эти антракты, бывает, пару раз в год. Но были годы, были, по календарной юности, когда уносило меня из аполлонического режима жизни в диониссийский по три, а то и по четыре раза за один отчетно-рефлексивный период.
Смотрю я с высоты своих лет на эти приключения собственной плоти и думаю: ведь это принуждение силой и красотой к пьянству - что может быть более объективным доказательством существования Бога, который каждым градусом, выпитым мной, спрашивает: а ты, парень, не слишком ли зарвался, ты куда вообще собираешься этими здоровыми темпами, а? Сидеть. Пить. Танцевать. Петь. Пить. Лежать. Стоять. Лежать. Кончил? - Свободен, пока можешь есть свою овсянку на воде. Ври себе и другим дальше, но помни: скоро Я, твое Сезонное Обострение Силы и Красоты, за тобой приду снова!