Скрытые опасности воспитания биороботов (Часть 2)
<< Часть 1 <<
В первой части мы познакомились с особенностями китайского школьного образования, главной из которых является интенсивный прессинг на учеников. Читатель может возразить: похожие проблемы - пускай и не настолько гипертрофированные - мы можем видеть и в российских реалиях, и во многих других странах. Но есть одно но. Китай замечателен тем, что там власти не стесняются браться за решение проблем. Не дожидаясь, пока подрастающее поколение заявит: «Вы украли наши мечты и наше детство своими пустыми словами!»
Поскольку проблема многогранна, предпринимаемые шаги тоже многочисленны и весьма разнообразны. Обещано сокращение домашних заданий. Были введены лимиты на продолжительность внешкольных занятий. Образовательным сервисам было запрещено проводить онлайн-трансляции занятий после 9 вечера. Чтобы убрать постоянное подстёгивание, была запрещена публикация школьных оценок у всех на виду - по сути, одно из институциализированных проявлений гиперконкуренции.
Чтобы убрать разрыв между школами, министерство образования приказало поровну разделять ресурсы между ними в рамках одного муниципалитета. Частные школы больше не могут взять себе способных учеников, если на них уже «заявила права» государственная школа. Кроме того, конкурсная система поступления в популярные частные школы была заменена отбором через лотерею.
Идёт борьба и с квотированием для «своих» выпускников, по крайней мере, в Шанхае. Это позволит претендовать на места в элитных средних школах второй ступени большему числу ребят из менее сильных школ. Пытаются ослабить и сюэцюйфан: вместо бытовавшего чёткого деления теперь по прописке случайным образом назначается одна из близлежащих школ.
Были ли эти меры успешны? В какой-то степени. Но их по-прежнему не хватает, чтобы переломить ситуацию. Где-то получается красиво отчитаться на бумаге о том, что «все школы стали равны» - хотя по факту разница в качестве образовании никуда не делась, о чём прекрасно осведомлены и родители. Практически везде борьба с несправедливым квотированием встречает сильное сопротивление: люди и заведения очень не хотят терять свой статус и свои позиции. Элитарность продолжает существовать ради элитарности. А для этого надо, чтобы в заведение было очень тяжело попасть. Академическая справедливость в таких местах оказывается никому не нужна.
Поскольку ломать - не строить, самые большие «результаты» у правительства получаются в области коммерческого дополнительного образования. Его выбрали в качестве удобного «козла отпущения», на которого валят все нынешние перекосы. Си Цзиньпин неоднократно публично выражал неудовольствие «частниками», называя сектор то «хронической болезнью», то «общественной проблемой». И когда сектор продолжил расти как на дрожжах, не обращая внимание на речи с высоких трибун, Партия решила пойти на радикальные шаги.
В дополнение к запрету на создание новых учебных центров было объявлено, что все заведения дополнительного образования, обучающие предметам школьной программы, должны быть преобразованы в некоммерческие организации. Образовательным онлайн-платформам запретили выход на IPO. Запрещены были и зарубежные инвестиции в такие компании.
Так одним росчерком пера процветающая отрасль была превращена в выжженную землю. Теперь ни один вменяемый инвестор не вложит и юаня в образовательные проекты. С «хронической болезнью» покончено - и с дополнительным образованием тоже.
Все эти действия вызывают смешанное ощущение. Ощущение, что идёт борьба не с причиной, а со следствием. Что многие меры носят показушный характер и частично продиктованы идеологией.
Ультимативный «корень зла» нынешней нездоровой гиперконкуренции - выпускной экзамен, гаокао. Это, пожалуй, единственный доступный молодежи социальный лифт, что превращает гаокао в главное событие первых двух десятков лет жизни.
Причём заранее известно, что билетов на «верхние этажи» совсем мало. Этот критический дефицит - всецело заслуга министерства образования Китая, а не каких-нибудь капиталистов, раздувающих ажиотаж на рынке дополнительного обучения.
Дефицит других социальных лифтов для молодежи - уже проблема, за которую отвечает высшее руководство страны. Их устраивает такая ситуация. И поскольку гаокао признаётся главной целью общеобразовательной системы, «мерой всех вещей», стоит ли удивляться, что гиперконкуренция институциализируется в этой системе на всех уровнях? В провинциальных школах до сих пор над воротами с гордостью вывешивается красное знамя, если какому-то выпускнику удается поступить в престижнейшие Пекинский университет или Цинхуа. Нередки и финансовые стимулы из бюджета муниципалитетов тем школам, ученики которых показывают высокие результаты.
А раз так, вся работа школ строится вокруг того, чтобы эти высокие результаты показать. Цель оправдывает средства в том числе и на уровне учебных заведений. «Мы все можем красиво говорить о всестороннем воспитании подростков, но, в конечном итоге, мы должны переходить к делу и фокусироваться на поступлении наших учеников в хорошие университеты», - признается Сунь Жун, директор одной из школ в Чжэцзяне.
Добавим сюда же сильное неравенство в уровне преподавания между школами. Непрозрачную, преференциальную систему квотирования мест. Искусственные ограничения, задаваемые системой прописки, которые сдерживают и без того невысокую социальную мобильность. И мы получаем систему, в которой дефицит поддерживается почти на всех уровнях при помощи многочисленных механизмов, которые инициативы властей по-прежнему практически не затрагивают.
Мы получаем систему, которая очень далека от социалистических идеалов равенства и братства (со свободой не заладилось с самого начала). Но если система построена на неравенстве, дефиците и разделении детей на победителей и неудачников, вправе ли мы осуждать родителей за то, что они принимают правила этой игры? Как ни клейми их «мелкобуржуазную» логику, по крайней мере, они честны сами перед собой. Чего не скажешь о государстве.
Официальная государственная идеология социалистического равенства не выдержала ни проверки реальностью, ни, как следствие, борьбы за умы людей. Она не в состоянии дать никакой жизнеспособной альтернативы логике гиперконкуренции всех против всех. Даже с учетом немалых издержек последней, вроде детства, променянного на экзаменационные баллы.
Но тогда следующий, достаточно циничный, вопрос - насколько Китаю нужны эти потуги создания «уравниловки» в образовании? И даже не столько «уравниловки», сколько закрытия возможностей хоть как-то улучшить свои результаты?
В конце концов, система хорошо работает уже 40 с лишним лет. Система дала кадры, которые сотворили крупнейшее экономическое чудо современности. Система, как сейчас модно говорить, совершенствует человеческий капитал. В конце концов, конфуцианская этика прямо говорит: нужно учиться, учиться и еще раз учиться. Да и протестантская этика придерживается точно такого же мнения.
А конкуренция? Конкуренция даёт куда более серьезный стимул учиться, чем какие-то старинные, одряхлевшие верования. И конкуренция даёт результат. Это бесспорно. Мы можем спорить об издержках получения этого результата, но не более. Так что система работает. А значит, должен действовать проверенный принцип: не стоит чинить то, что не сломано. Так?
Не совсем. Ведь мы обсудили далеко не все издержки. А издержки преобладающего стереотипа «борьбы за успех» гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. В частности, огромное влияние на решение реформировать образование оказала разворачивающаяся в Китае демографическая катастрофа.
В 2020 суммарный коэффициент рождаемости в стране упал до 1,3. Для воспроизводства поколений необходимо, чтобы он составлял 2,1-2,2. Прошлогоднее значение стало антирекордом в китайской истории; по этому показателю страна опустилась даже ниже Японии, которая давно считается одной из самых проблемных стран в этом плане. Предварительные данные за 1 полугодие 2021 из провинций говорят об ухудшении ситуации: число рождений там продолжает быстро падать, на 10%-20% к прошлому году.
Обсуждение всех причин этой ситуации выходит далеко за рамки нашей темы. Отметим лишь, что бытующий стереотип «успеха» не слишком благоволит деторождению. Дети в этот образ «успеха» не входят. Более того, они являются неявной помехой карабканью по карьерной лестнице и забирают силы и время, которые могли бы пригодиться в конкурентной борьбе.
Роль образования в китайских взглядах на планирование семьи тоже существенна. Дело в том, что в топку учебы бросается не только уйма детского времени, но и приличная часть родительского заработка. Вся эта многомиллиардная индустрия дополнительного образования существовала на деньги родителей, которым не так просто было сводить концы с концами.
Согласно отчету Шанхайской академии общественных наук, в зажиточном шанхайском районе Цзиньгань общая сумма затрат на содержание ребенка до 15 лет составляла в среднем 130 тыс. долларов. Из них львиная доля, 79 тыс. - затраты на образование. Бедные шанхайские семьи, имеющие одного ребенка, тратят на него 70% своего дохода.
Другое, общекитайское исследование подсчитало, что средние расходы на дополнительное образование одного ребенка составляют 120 тыс. юаней в год ($17 400).
Социальная гиперконкуренция диктует, что в будущее ребенка, вернее, в его будущий социальный статус, надо вкладывать как можно больше ресурсов. Что это гораздо более важная цель, чем, скажем, брендовые вещи или отдых за рубежом. Такая самоотверженность, конечно, внушает уважение.
Чем больше вложить в образование ребенка - тем лучше его шансы на «успех». Но если продолжить эту логику, второй ребенок в семье будет означать, что средства на образование придётся разделить между ними. И после этого шага шансы обоих упадут. Нужен ли нам второй ребенок, рассуждают родители, если мы не можем гарантировать ему достойное место в будущем?
В итоге установка на «успех» порождает логику: всё или ничего. С соответствующими последствиями для планирования семьи. Китайцам уже не нужны просто дети. Им нужны «успешные» дети. А вырастить «успех» стоит дорого, и очень немногим по карману обеспечить «успех» для нескольких своих детей.
Хорошо, логика родителей понятна. А вот что с логикой у государства, начавшего репрессии против платного образования? Посмотрим внимательно на принятые ими меры.
Запрет на создание новых учебных организаций? Ограничение предложения при растущем спросе приведет к росту цен. Перевод учреждений на некоммерческую основу? Опять ограничение предложения (не все захотят работать в таком формате) и искусственный дефицит. Запрет на репетиторство по выходным дням? То же самое, ограничение предложения - у репетиторов остаётся меньше времени для подработки. Уничтожение рынка образовательных технологий? Потеря единственного шанса на разработку хорошо масштабируемых методов обучения, которые позволили бы радикально снизить его стоимость.
Неудивительно, что китайские родители отнеслись к войне с дополнительным образованием крайне негативно. Ведь спрос, продиктованный гиперконкуренцией, никуда не делся. Не прошло и недели с момента публикации новых инициатив, как мамы и папы ринулись (кто не успеет, тот опоздает) нанимать частных репетиторов. Очень дорогих по сравнению с групповыми занятиями и онлайн-платформами.
Но даже если забыть про ценовые последствия бездумных запретов, они полностью противоречат логике, руководящей решениями о заведении детей. Родители хотят гарантировать своим детям хорошее будущее - и именно поэтому вкладываются в совершенствование их знаний. Если возможности для совершенствования знаний будут закрыты - исчезнут и возможности улучшить перспективы детей. А как мы уже сказали, «просто» дети, с неизвестно какими социальными перспективами, родителям уже не нужны. Подытоживая, вряд ли предпринятые шаги смогут положительно повлиять на демографический тренд.
Неуклюжие, противоречивые действия государства по обеспечению образовательной «уравниловки» могут быть вызваны еще одной проблемой: неравенством распределения доходов. Серьезной проблемой. Серьезной настолько, что она требует гораздо более продуманных действий, а не ломания дров под идеологизированными лозунгами.
Бум капиталистической экономики породил в Китае вполне закономерное расслоение доходов. Мощный рост среднего уровня жизни достаточно долго маскировал эту проблему. Социалистический, изрядно обветшавший фасад тоже пытался что-то маскировать, но получалось не ахти - бюст Мао не очень натягивался на глобус современной рыночной экономики.
Неравенство, в социалистическую эпоху определяемое положением в бюрократической иерархии, в новой модели экономики стало производным от денежного достатка. По мере роста значимости новой экономики, с одной стороны, и роста уровня жизни, с другой, множились и крепли механизмы, которые работали на закрепление финансового неравенства.
Деньги решают всё. Эта максима справедлива и для либерального Запада, и для современного Китая. И там, и там жизнь представляет собой игру, работающую по принципу «плати-чтобы-выиграть». Китайское школьное образование - не исключение. Покупается и продаётся доступ к лучшим учителям, ко времени, которые они будут на тебя затрачивать, к знаниям и их качеству. Это означает, что значимость экзамена гаокао как социального лифта постепенно терялась: лифт стал брать плату за каждый этаж. А других столь же массовых лифтов, как мы сказали выше, для китайской молодёжи нет и близко.
Само по себе неравенство еще не так страшно. Страшно, когда это неравенство самовоспроизводится, когда оно закрепляется на поколения вперед. Когда ты не можешь изменить своё положение. И страшнее всего это для автократических режимов, неповоротливых, консервативных и предпочитающих лицемерные лозунги взамен честности и открытости. Ибо такие режимы изначально неустойчивы - а снижение социальной мобильности вызывает сильную напряженность в обществе, грозящую такой режим опрокинуть.
С точки зрения этих издержек желание бороться с механизмами «плати-чтобы-выиграть» выглядит объяснимо: речь идёт о политическом самосохранении. Да, бороться со следствием, а не с причиной, да, неэффективно - но это скорее ожидаемо от системы, которая сама себя загоняет в угол нежеланием меняться и противоречиями между реальной жизнью и идеологией.
А противоречия становятся всё более критическими. Взять хотя бы китайский мелкобуржуазный идеал «успеха». По-хорошему, власти должны на него молиться - пока все устремления населения направлены на гонку за «теплыми местами» в корпоративных офисах, на политические вопросы у него уже не остается ни сил, ни желания. Соперничество «всех против всех» - идеальное воплощение старого принципа «разделяй и властвуй».
Но рост уровня жизни замедляется. Становится всё заметнее разрыв между теми, кто преуспел в этой гонке, и теми, кто оказался не у дел. И если многие за участие в гонке не получат значимого выигрыша, вслед за экономическими реалиями могут измениться и преобладающие общественные настроения.
Экономические неурядицы, вызванные пандемией, породили в Китае сразу несколько очень популярных мемов, бросающих вызов гиперконкурентной модели «успеха». Один из них - танпин, буквально «лежать пластом». Он обозначает отказ от участия в «тараканьих бегах» и от конфуцианского идеала трудолюбия, свободу в выборе своего образа жизни и приоритет психологического благополучия над материальным положением.
Другая концепция - нэйцзюань, в переводе «инволюция» или, буквально, замыкание в себе. Происхождение этого термина очень нетривиально. Давным-давно, в 1960-ых американский культуролог Клиффорд Гёрц изучал индонезийское сельское хозяйство в колониальный период. Голландская колониальная администрация организовала там статичную систему, из которой извлекала хороший профит. Индонезийцы, тем временем, из поколения в поколение продолжали вкалывать на рисовых плантациях, не видя никакого прогресса. Но статичность экономической системы сталкивалась с растущей численностью местного населения, и это порождало всё более серьезные противоречия. Гёрц назвал свою монографию «Сельскохозяйственная инволюция: процесс экологических изменений в Индонезии».
Современное китайское прочтение инволюции несколько ушло от Гёрца, но в нём всё так же присутствует стагнация экономики, отсутствие видимых изменений в уровне жизни и изнурительный труд. Причем работники в такой системе наперегонки стараются перещеголять друг друга в самоотдаче и усердии, чтобы урвать кусок «пирога» получше - но размер исходного «пирога» остаётся всё тем же.
Сериал «Маленькая дилемма» даёт очень хорошее объяснение инволюции. Впрочем, сначала пара слов о самом сериале. Он был выпущен в апреле этого года и вошел в тройку самых популярных в Китае. Сериал рассказывает о двух семьях с детьми школьного возраста и проблемах с их обучением. Проблемы показаны настолько жизненно и пугающе, а тяжесть академического бремени - такой невыносимой, что один из пользователей соцсети ”Weibo” назвал сериал «лучшим средством для контрацепции, полезнее, чем презервативы». Тем не менее, другие зрители отмечали, что кино всё равно изрядно приправлено гламуром, и реальность намного суровее...
Постер к сериалу очень удачно визуализирует ситуацию
Так вот, в одной из сцен сериала двое отцов семейств обсуждают систему образования, никак прямо не упоминая нэйцзюань. Представим, что все сидят в театре и смотрят спектакль. Затем кто-то встаёт, чтобы видеть получше. Это вынуждает встать и других - пока не встаёт весь зал. После этого кто-то встаёт на кресло, и всем приходится следовать этому примеру. Но и на этом не останавливается - кто-то достаёт лестницу и вскарабкивается на неё. И в итоге все продолжают смотреть всё тот же самый спектакль - но каждый находится в гораздо менее комфортном положении, чем в самом начале.
Нарастающее разочарование в системе, невозможность вырваться из замкнутого круга и неверие в будущее - это последнее, что партийные лидеры желают видеть в общественных настроениях. Но система порождает именно такой эффект. Начинает появляться усталость от всё более интенсивной конкуренции за место в социальной пирамиде; падение рождаемости - один из ярких симптомов этой усталости.
Чем ожесточеннее гиперконкуренция, чем больше сил вкладывается в эту гонку - тем сильнее разочарование от так и не достигнутых целей. Разочарование, которое вполне может вылиться и в претензии к политическому руководству страны.
По целому ряду причин именно подрастающее поколение сейчас поставлено в условия наиболее интенсивной гиперконкуренции. И оно не вольно распоряжаться собой - за них решают родители, упрямо преследующие стереотипную мечту об «офисном» среднем классе для своих детей. Мечту, которая для большинства не может стать реальностью.
Как будут чувствовать себя эти ребята через 5, 10, 15 лет, вступив во взрослую жизнь? Я не могу это предугадать. Но напоследок хотелось бы вернуться к кинематографу. «Королевская битва» режиссера Киндзи Фукасаку была сверхжестокой метафорой для гиперконкурентной системы, в которую загоняют детей и подростков, заставляя их соперничать друг с другом. Образовательные реалии Японии и Китая во многом близки, как и реалии рынка труда. Разве что в Китае как минимум в образовании ситуация выглядит намного более острой.
Так вот, в фильме группа подростков восстает против правил игры и в итоге убивает их организатора. Аналогии вполне понятны. И всё же события на экране не стали пророческими: спустя 21 год после выхода «Королевской битвы» японская молодежь так и не показала ни намека на политический протест.
Будут ли их китайские сверстники столь же покорны? Возможно. Но Коммунистической Партии Китая очень не хочется испытывать судьбу. И она старается, как умеет - неуклюже, напролом, с лицемерной показушностью - как можно дольше отсрочить момент, когда взрослым придётся отвечать за свои грехи перед детьми.
_______________________________________________________________
Друзья, я начал вести канал в Телеграм: Экономика знаний. Подписывайтесь!