147a. Слушая
Click to viewСлушая “Anarchy in the U.K.” в то время, всё, что я хотел понять: почему эта песня так сильно действует. Теперь у меня есть предположение.
В моём описании того, что у Макларена и Рида получилось сотворить из старого ситуационистского проекта - в 1975 году являвшегося недошедшими до адресата письмами из мифических времён, - Джонни Роттен выступает глашатаем; я предпочитаю думать о нём как о медиуме. Когда он стоял на сцене, раскрыв рот и вытаращив глаза на толпу, разные люди, которые никогда раньше не встречались, которые встречались, но не были друг с другом знакомы, которые никогда не слышали друг о друге, как и Джонни Роттен никогда не слыхал о большинстве из них, - они начинали разговаривать между собой, и он слышал издаваемый ими шум. Неведомая традиция давних высказываний, стихов и событий, тайная история древних желаний и поражений, отразилась в голосе Джонни Роттена - и от того, что этой традиции недоставало культурного одобрения и политической правомерности, от того, что эта история содержала в себе только неоконченные сюжеты, повести с плохим концом, она обладала огромной силой.
Все требования, предъявленные дада к искусству, Мишелем Муром к Богу, требования Леттристского Интернационала, Ситуационистского Интернационала к их времени возродились в качестве требований на символической территории поп-музыки - требований, у которых прорезался неслыханный ранее голос. И от того, что эти требования были абсолютно несоразмерны устройству вынужденной принять их поп-среды - устройству, превращающего развлечение в отчуждение, а искусство делающего иерархическим раскулачиванием, - среда взорвалась. От того, что эта среда охватывала и поп-культуру в целом, неясные и магические события и идеи подхватывались бесчисленным количеством обычных людей, и эти события и идеи содержали код, который ничего не подозревающие люди расшифровывали, код, который расшифровывал их.
Дебор, Хюльзенбек, Балль, Вольман, Щеглов, Мур, Коппе и многие другие, дравшиеся за микрофон Джонни Роттена, наводнили поп-рынок желаниями, которые тот не был приспособлен исполнить. Обычные рок-н-ролльные желания наделать шуму, выйти вперёд, «возвестить о себе», превратились в осознанное желание творить свою собственную историю или упразднить историю, уготованную для тебя заранее. Ситуационисты были уверены, что эта тропа может увести людей дальше от рынка, но случилось не это - скорее люди проникли в рынок ещё дальше и результатом стал полнейший беспорядок. Восстановленная в панке, поп-среда вернула дар, о получении которого даже не подозревала, - вернула с верхом, сотворив произведения искусства, на которые не были способны ни дада, ни Леттристский, ни Ситуационистский Интернационалы. Но даже такой ответный дар не оправдал дар полученный, потому что в данной традиции искусство никогда не было целью, но «лишь поводом, методом поиска специфического ритма и скрытого образа этого времени… поиска возможности его растормошить». Всегда оставаясь внутри поп-среды, символической фабрики, панк был просто искусством - такими же оставались язык, мысль или поступки, проглатываемые ведущими, начавшими игру. По сравнению с требованиями, провозглашёнными предшественниками, панк был пустяковой рефлексией; по сравнению с записями Sex Pistols и их последователей, наследие дада, Леттристского и Ситуационистского Интернационалов кажется эскизами панк-песен; в целом это есть история о желании, вышедшем за пределы искусства и вернувшегося в него, клубное событие, пожелавшее стать общемировым, на мгновение ставшее, а затем переместившееся в очередной клуб. В этом смысле панк претворил в жизнь проекты, стоявшие у его истоков, и достиг их границ.
История продолжилась; она также и преобразилась. Из-за того, что рассказываемая панком история была очень старой и такой несоответствующей месту - история об искусстве и революции, теперь потерявших значение в окружении аттракционов и товаров потребления, - каждый звук, каждое движение казались абсолютно новыми. И сама яркость этой иллюзии, головокружение от неё, уводили историю в прошлое на поиски вдохновителя.
«Ничто не истинно, всё дозволено». Так говорили Ницше, Мишель Мур, многочисленные панки и Дебор, цитируя Рашида ад-Дин ас-Синана, исламского гностика, лидера левантийских ассасинов, сказавшего это на смертном одре в 1192 году, или это был 1193-й, а может и 1194 год - и, апокриф те слова или нет, они стали первой строчкой канона тайной традиции, нигилистским лозунгом, вступлением в отрицание, утопизмом, ходячим словечком. Будь это всё, что содержалось в песнях Джонни Роттена, история замкнулась бы на себе и затихла, поперхнувшись своими клише. Но в наиболее судорожные мгновения Джонни Роттен говорил нечто большее - то, что Хассан ибн Саббах II, предводитель ассасинов Ирана и духовный учитель Синана сказал в 1164 году.
В тот год Хассан ибн Саббах II, наследник первого Хассана ибн Саббаха, основателя ордена ассасинов, провозгласил милленниум. В Аламуте, управляемом им горном владении, он отверг Коран и объявил, что закон недействителен. Со своими подданными, во время намаза он встал спиной к Мекке. В середине Рамадана, в пост, они пировали и веселились. «Они говорили о мире как о несотворённом и о Времени как о бесконечном, - потому что, писал хроникёр, - в мире ничто не постоянно и ничто не предопределено».*
* Lewis, Bernard. The Assassins: A Radical Sect in Islam (1967). 2nd ed. - New York: Oxford, 1987, pp. 71-73.
Это есть абсолютная свобода, награда, которой владели катары, Братья Свободного Духа, лолларды, Иоанн Лейденский, рантеры и Адольф Гитлер: конец света. Это огонь, вокруг которого танцевали дадаисты и необыкновенно плодовитые группы Дебора, и который пожирал их - огонь, который, тем не менее, за шумом Sex Pistols, можно почувствовать в их словах. В дадаистских стихах и манифестах, в détournement Леттристского Интернационала лучших новостей недели, в détournement Ситуационистского Интернационала мировых новостей этот огонь является ориентиром, надлежащим образом отнесённым в примечания, но осторожно обходимым стороной; в музыке Sex Pistols нет никаких примечаний, этот огонь повсюду. Предки танцуют вокруг него; наследники в него бросаются.
В этот момент история возвращается обратно и переписывает сама себя. Вся свобода богохульства XII века, весь его ужас содержатся в музыке Sex Pistols, гораздо явственнее, чем в сочинениях их предшественников. Это то, что происходит на последней минуте “Holidays in the Sun”, и поэтому ни один разумный человек не захочет это слушать или петь ещё одну минуту.
Это тайна, которую рассказали Sex Pistols, и это только часть истории. Другая часть - это тайна, которую Sex Pistols не поведали. Её рассказали их предки, потому что они пережили её - или потому, что они были не панками, а примитивными философами, они узрели эту тайну мельком до её явления, как это получилось у Дебора. «В этом вся наша программа - писал он в 1957 году, - которая всецело мимолётна. Наши ситуации будут недолговечными, без будущего: проходами».