(no subject)
А тем временем внизу, в подвалах Запретного Города, человек рассуждал о правительстве. И рассуждал довольно громко.
- Нельзя сражаться за дело! Дело нельзя пощупать!
- Значит, мы сражаемся за крестьян, - ответила Бабочка.
Она даже попятилась. Гнев вырывался из Ринсвинда, как пар из трубы.
- Неужели? А ты когда-нибудь встречалась хотя бы с одним крестьянином?
- Ну… я видела их.
- Прекрасно! И чего же ты хочешь добиться?
- Лучшей жизни для народа, - холодно заявила Бабочка.
- Ты думаешь, что, если затеять заваруху и повесить парочку-троечку негодяев, жизнь сразу изменится к лучшему? Знаешь ли, я сам из Анк-Морпорка, и у нас было побольше мятежей и гражданских войн, чем у вас… тепловатых утиных ног… ну как это… в общем, неважно. И что думаешь, правительство хоть чуточку изменилось? Правительство не затем, чтобы меняться, а затем, чтобы править!
Ответные улыбки выразили вежливое и нервозное непонимание.
- Вот послушайте, - сказал Ринсвинд, вытирая пот со лба. - Все эти люди на полях, которые пасут волов… Если вы устроите революцию, их жизнь станет лучше, я правильно понял?
- Разумеется, - кивнула Бабочка. - Они перестанут быть объектами жестоких прихотей Запретного Города.
- О-о, здорово, - откликнулся Ринсвинд. - Значит, они вроде как станут сами себе хозяева, будут сами управлять, верно?
- Именно, - подтвердила Цветок Лотоса.
- Через Народный Комитет, - уточнила Бабочка.
Ринсвинд прижал обе руки ко лбу.
- Слушайте, что я сейчас скажу, - сказал он. - Не знаю, откуда это взялось, но меня вдруг осенило предвидение!
Столь знаменательное событие произвело неизгладимое впечатление на членов ячейки.
- Внезапно меня посетило предвидение, - продолжал Ринсвинд, - что в Народном Комитете будет не так уж много воловьих пастухов. Практически… я слышу что-то вроде… голоса, который говорит, что большинство членов Народного Комитета - поправьте меня, если я ошибаюсь, - стоят сейчас передо мной! Я прав?
- Сначала, разумеется, так все и будет, - ответила Бабочка. - Крестьяне ведь не умеют читать и писать.
- Полагаю, они не умеют даже правильно возделывать землю, - мрачно кивнул Ринсвинд. - Куда им! Всего-то они занимаются этим каких-то жалких три или четыре тысячи лет!
- Мы, безусловно, считаем, что многое можно улучшить, - согласилась Бабочка. - И мы сможем это сделать, если будем действовать сплоченно.
- Бьюсь об заклад, крестьяне расплачутся от счастья, когда вы наконец покажете им, что надо делать с землей.
Ринсвинд хмуро уставился в пол. Вообще-то, работа воловьих пастухов ему нравилась. Сколько увлекательных занятий на свете: можно пасти волов, можно жить на необитаемом острове… Подумать только - пасешь себе вола, под ногами твоими безопасная хлябь, ты часами можешь смотреть в небо, разглядывать облака и гадать о том, когда твой вол намерен в следующий раз обогатить суглинок. Но всегда найдутся люди, желающие улучшить твою жизнь…
«Как вы можете быть такими хорошими и в то же время такими тупыми?! - хотелось воскликнуть ему. - Самое лучшее, что вы можете сделать для крестьян, это оставить их в покое. Пусть занимаются тем, чем занимались. Когда люди, умеющие читать и писать, начинают бороться за права тех людей, которые этого не умеют, все кончается тем же идиотизмом, только немного в другой форме. А если уж вам так хочется кому-нибудь помочь, постройте большую библиотеку или что-нибудь вроде и оставьте двери открытыми.
Но это Гункунг. Разве можно так думать в Гункунге? Здесь люди впитали с молоком матери: делать надо только то, что прикажут. Орда это сразу поняла.
Орудие империи куда эффективнее плеток, которыми стегают рабов. Это повиновение. Плеть для души. Люди повинуются тому, кто отдает приказы. Ну а свобода для них это когда приказы начинает отдавать кто-то другой, не тот, кто отдавал их прежде.
Вас всех убьют.
Терри Пратчетт "Интересные времена"
- Нельзя сражаться за дело! Дело нельзя пощупать!
- Значит, мы сражаемся за крестьян, - ответила Бабочка.
Она даже попятилась. Гнев вырывался из Ринсвинда, как пар из трубы.
- Неужели? А ты когда-нибудь встречалась хотя бы с одним крестьянином?
- Ну… я видела их.
- Прекрасно! И чего же ты хочешь добиться?
- Лучшей жизни для народа, - холодно заявила Бабочка.
- Ты думаешь, что, если затеять заваруху и повесить парочку-троечку негодяев, жизнь сразу изменится к лучшему? Знаешь ли, я сам из Анк-Морпорка, и у нас было побольше мятежей и гражданских войн, чем у вас… тепловатых утиных ног… ну как это… в общем, неважно. И что думаешь, правительство хоть чуточку изменилось? Правительство не затем, чтобы меняться, а затем, чтобы править!
Ответные улыбки выразили вежливое и нервозное непонимание.
- Вот послушайте, - сказал Ринсвинд, вытирая пот со лба. - Все эти люди на полях, которые пасут волов… Если вы устроите революцию, их жизнь станет лучше, я правильно понял?
- Разумеется, - кивнула Бабочка. - Они перестанут быть объектами жестоких прихотей Запретного Города.
- О-о, здорово, - откликнулся Ринсвинд. - Значит, они вроде как станут сами себе хозяева, будут сами управлять, верно?
- Именно, - подтвердила Цветок Лотоса.
- Через Народный Комитет, - уточнила Бабочка.
Ринсвинд прижал обе руки ко лбу.
- Слушайте, что я сейчас скажу, - сказал он. - Не знаю, откуда это взялось, но меня вдруг осенило предвидение!
Столь знаменательное событие произвело неизгладимое впечатление на членов ячейки.
- Внезапно меня посетило предвидение, - продолжал Ринсвинд, - что в Народном Комитете будет не так уж много воловьих пастухов. Практически… я слышу что-то вроде… голоса, который говорит, что большинство членов Народного Комитета - поправьте меня, если я ошибаюсь, - стоят сейчас передо мной! Я прав?
- Сначала, разумеется, так все и будет, - ответила Бабочка. - Крестьяне ведь не умеют читать и писать.
- Полагаю, они не умеют даже правильно возделывать землю, - мрачно кивнул Ринсвинд. - Куда им! Всего-то они занимаются этим каких-то жалких три или четыре тысячи лет!
- Мы, безусловно, считаем, что многое можно улучшить, - согласилась Бабочка. - И мы сможем это сделать, если будем действовать сплоченно.
- Бьюсь об заклад, крестьяне расплачутся от счастья, когда вы наконец покажете им, что надо делать с землей.
Ринсвинд хмуро уставился в пол. Вообще-то, работа воловьих пастухов ему нравилась. Сколько увлекательных занятий на свете: можно пасти волов, можно жить на необитаемом острове… Подумать только - пасешь себе вола, под ногами твоими безопасная хлябь, ты часами можешь смотреть в небо, разглядывать облака и гадать о том, когда твой вол намерен в следующий раз обогатить суглинок. Но всегда найдутся люди, желающие улучшить твою жизнь…
«Как вы можете быть такими хорошими и в то же время такими тупыми?! - хотелось воскликнуть ему. - Самое лучшее, что вы можете сделать для крестьян, это оставить их в покое. Пусть занимаются тем, чем занимались. Когда люди, умеющие читать и писать, начинают бороться за права тех людей, которые этого не умеют, все кончается тем же идиотизмом, только немного в другой форме. А если уж вам так хочется кому-нибудь помочь, постройте большую библиотеку или что-нибудь вроде и оставьте двери открытыми.
Но это Гункунг. Разве можно так думать в Гункунге? Здесь люди впитали с молоком матери: делать надо только то, что прикажут. Орда это сразу поняла.
Орудие империи куда эффективнее плеток, которыми стегают рабов. Это повиновение. Плеть для души. Люди повинуются тому, кто отдает приказы. Ну а свобода для них это когда приказы начинает отдавать кто-то другой, не тот, кто отдавал их прежде.
Вас всех убьют.
Терри Пратчетт "Интересные времена"