действовать или играть
Вернулся к 16-й ОДИ - на проблематизацию, последнее прочтение перед типографией.
И, как в прошлые разы, задержался на вот этой ситуации: там, в И-16, имитируется И-12, посвященная вузовскому образованию (я ее как раз сейчас тоже читаю в связи со своими замыслами). Имитируется, т.е. как бы по-актерски проигрывается (ну, в первом приближении так можно сказать, они там сами все время театр вспоминают). И вот идет диалог между ГП и "исполнителями" И-12 в рамках И-16. Они говорят: мы имитируем, играем. ГП им: Забудьте! Вы действуете в И-12, решаете тогда поставленные задачи. А вот если ты, Петр, сойдешь со сцены и сядешь в зал, где сидят внешние наблюдатели, то ты сможешь и должен будешь смотреть на это как на имитацию. Понятно: смена позиции изменяет онтологию.
А вот теперь я вспоминаю (как-то уже вспоминал) историю из времен моего юношеского актерства. Напомню. В качестве этюда я выбрал ни много ни мало, как сцену, в которой шекспировский Ричард III охмуряет Анну, вдову и сестру тех, кого он только что прикончил. Ему надо на ней жениться, и он убеждает ее в своей безмерной любви...
Что сделал я (всем на смех, добродушный)? Я был железобетонно логичен: раз я должен убедить, я должен быть предельно искренен в выражении своей любви - что мне было не трудно, потому что в партнершу (как, впрочем, и почти во всех особ женского пола из студии я был влюблен). Я и сыграл одуревшего от любви юношу, рубашку даже на себе порвал.
А вот теперь внимание. Применим к этой ситуации инструкции ГП из И-16. Вроде бы я действовал правильно... Нет! Я должен был действовать не как влюбленный, а как злодей-охмуритель. Операционально разницы никакой. Но в театральной игре (в отличие от оргдеятельностной) есть еще выращивание в себе на время игры другой личности. Если бы я ОЩУТИЛ СЕБЯ Ричардом, то при говорении тех же слов и усилии быть убедительным, натура злодея бы проявилась.
Это по Станиславскому. А, скажем, по Мейерхольду это второе дно можно было бы приемчиком показать...
И, как в прошлые разы, задержался на вот этой ситуации: там, в И-16, имитируется И-12, посвященная вузовскому образованию (я ее как раз сейчас тоже читаю в связи со своими замыслами). Имитируется, т.е. как бы по-актерски проигрывается (ну, в первом приближении так можно сказать, они там сами все время театр вспоминают). И вот идет диалог между ГП и "исполнителями" И-12 в рамках И-16. Они говорят: мы имитируем, играем. ГП им: Забудьте! Вы действуете в И-12, решаете тогда поставленные задачи. А вот если ты, Петр, сойдешь со сцены и сядешь в зал, где сидят внешние наблюдатели, то ты сможешь и должен будешь смотреть на это как на имитацию. Понятно: смена позиции изменяет онтологию.
А вот теперь я вспоминаю (как-то уже вспоминал) историю из времен моего юношеского актерства. Напомню. В качестве этюда я выбрал ни много ни мало, как сцену, в которой шекспировский Ричард III охмуряет Анну, вдову и сестру тех, кого он только что прикончил. Ему надо на ней жениться, и он убеждает ее в своей безмерной любви...
Что сделал я (всем на смех, добродушный)? Я был железобетонно логичен: раз я должен убедить, я должен быть предельно искренен в выражении своей любви - что мне было не трудно, потому что в партнершу (как, впрочем, и почти во всех особ женского пола из студии я был влюблен). Я и сыграл одуревшего от любви юношу, рубашку даже на себе порвал.
А вот теперь внимание. Применим к этой ситуации инструкции ГП из И-16. Вроде бы я действовал правильно... Нет! Я должен был действовать не как влюбленный, а как злодей-охмуритель. Операционально разницы никакой. Но в театральной игре (в отличие от оргдеятельностной) есть еще выращивание в себе на время игры другой личности. Если бы я ОЩУТИЛ СЕБЯ Ричардом, то при говорении тех же слов и усилии быть убедительным, натура злодея бы проявилась.
Это по Станиславскому. А, скажем, по Мейерхольду это второе дно можно было бы приемчиком показать...