"ясное святоотеческое учение о личности"
Из статьи kiprian_sh, с которой я намерен еще долго не расставться: «Мы постараемся проследить, насколько удалось Владимиру Николаевичу справиться с поставленной им задачей, а также зададимся вопросом о невысказанных основаниях, не позволивших богослову и философу, чья эрудиция несравнимо превосходит нашу, пройти мимо впечатляющего количества текстов, вполне ясно излагающих святоотеческое учение о личности».
В самом ли деле ясно? Вот отрывок из письма св. Василия Великого брату Григорию, цитируемый kiprian_sh:
«Поелику многие в таинственных догматах, не делая различия между сущностью вообще и понятием ипостасей, сбиваются на то же значение, и думают, что нет различия сказать: «сущность», или «ипостась» (почему некоторым из употребляющих слова сии без разбора вздумалось утверждать, что как сущность одна, так и ипостась одна, и наоборот, признающие три ипостаси думают, что по сему исповеданию должно допустить и разделение сущностей на равное сему число): то по сей причине, чтобы и тебе не впасть во что-либо подобное, на память тебе вкратце составил я о сем слово. Итак, чтобы выразить в немногих словах, понятие упомянутых речений есть следующее.
Одни именования, употребляемые о предметах многих и численно различных, имеют некое общее значение; таково, например, имя “человек”. Ибо произнесший слово сие, означив этим именованием общую природу, не определил сим речением одного какого-нибудь человека, собственно означаемого сим именованием; потому что Петр не больше есть человек, как и Андрей, и Иоанн, и Иаков. Поэтому общность означаемого, подобно простирающаяся на всех подводимых под то же именование, имеет нужду в подразделении, чрез которое познаем не человека вообще, но Петра или Иоанна.
Другие же именования имеют значение частное, под которым разумеется не общность природы в означаемом, но очертание какого-либо предмета по отличительному его свойству, не имеющее ни малой общности с однородным ему предметом; таково, например, имя Павел или Тимофей. Ибо таковое речение ни мало не относится к общему естеству, но изображает именами понятие о некоторых определенных предметах, отделив их от собирательного значения.
Посему когда вдруг взяты двое или более, - например, Павел, Силуан, Тимофей, - тогда требуется составить понятие о сущности человеков; потому что никто не даст иного понятия о сущности в Павле, иного - в Силуане, а иного - в Тимофее, но какими словами обозначена сущность Павла, те же слова буду приличествовать и другим; ибо подведенные под одно понятие сущности между собою единосущны. Когда же, изучив общее, обратится кто к рассмотрению отличительного, чем одно отделяется от другого, тогда уже понятие, ведущее к познанию одного предмета, не будет во всем сходствовать с понятием другого предмета, хотя в некоторых чертах и найдется между ними нечто общее.
Посему утверждаем так: именуемое собственно выражается речением “ипостась”. Ибо выговоривший слово «человек» неопределенностью значения передал слуху какую-то обширную мысль, так что хотя из сего наименования видно естество, но не означается им подлежащий и собственно именуемый предмет. А выговоривший слово “Павел” в означенном этим именованием предмете указал надлежащее естество. Итак, “ипостась” есть не понятие сущности неопределенное, по общности означаемого ни на чем не останавливающееся, но такое понятие, которое видимыми отличительными свойствами изображает и очертывает в каком-нибудь предмете общее и неопределенное».
Обращаю внимание на две вещи.
Во-первых, исторический контекст. Свт. Василию нужно, говоря современным языком, «развести» понятия сущности и ипостаси, и приведенное рассуждение эту задачу решает. Но отсюда никак не следует, что это рассуждение сохраняет безусловную убедительность в других контекстах. Разве не к этому склоняет нас приведенная kiprian_sh цитата из Слова о св. Духе св. Григория Богослова («соразмеряясь со своим понятием, и Божие назвали мы именами, взятыми из самих себя»). А безусловный характер имеют лишь догматические формулы, про которые уж никак не скажешь, что они ясны и просты для разумного усвоения.
Во-вторых, можно и прямо показать, к чему может привести неоправданно широкое использование этой аргументации. Можно ли мыслить отношения между Лицами Пресв. Троицы по полному подобию отношениям между тремя людьми? Не получим ли мы тогда триадологию из рассказа Л.Толстого «Три старца»: «Трое вас, трое нас, помилуй нас!». Пусть даже и прав Толстой, что такая богословская неискушенность не исключает святости, но это же не делает вероисповедание «старцев» православным.
В самом ли деле ясно? Вот отрывок из письма св. Василия Великого брату Григорию, цитируемый kiprian_sh:
«Поелику многие в таинственных догматах, не делая различия между сущностью вообще и понятием ипостасей, сбиваются на то же значение, и думают, что нет различия сказать: «сущность», или «ипостась» (почему некоторым из употребляющих слова сии без разбора вздумалось утверждать, что как сущность одна, так и ипостась одна, и наоборот, признающие три ипостаси думают, что по сему исповеданию должно допустить и разделение сущностей на равное сему число): то по сей причине, чтобы и тебе не впасть во что-либо подобное, на память тебе вкратце составил я о сем слово. Итак, чтобы выразить в немногих словах, понятие упомянутых речений есть следующее.
Одни именования, употребляемые о предметах многих и численно различных, имеют некое общее значение; таково, например, имя “человек”. Ибо произнесший слово сие, означив этим именованием общую природу, не определил сим речением одного какого-нибудь человека, собственно означаемого сим именованием; потому что Петр не больше есть человек, как и Андрей, и Иоанн, и Иаков. Поэтому общность означаемого, подобно простирающаяся на всех подводимых под то же именование, имеет нужду в подразделении, чрез которое познаем не человека вообще, но Петра или Иоанна.
Другие же именования имеют значение частное, под которым разумеется не общность природы в означаемом, но очертание какого-либо предмета по отличительному его свойству, не имеющее ни малой общности с однородным ему предметом; таково, например, имя Павел или Тимофей. Ибо таковое речение ни мало не относится к общему естеству, но изображает именами понятие о некоторых определенных предметах, отделив их от собирательного значения.
Посему когда вдруг взяты двое или более, - например, Павел, Силуан, Тимофей, - тогда требуется составить понятие о сущности человеков; потому что никто не даст иного понятия о сущности в Павле, иного - в Силуане, а иного - в Тимофее, но какими словами обозначена сущность Павла, те же слова буду приличествовать и другим; ибо подведенные под одно понятие сущности между собою единосущны. Когда же, изучив общее, обратится кто к рассмотрению отличительного, чем одно отделяется от другого, тогда уже понятие, ведущее к познанию одного предмета, не будет во всем сходствовать с понятием другого предмета, хотя в некоторых чертах и найдется между ними нечто общее.
Посему утверждаем так: именуемое собственно выражается речением “ипостась”. Ибо выговоривший слово «человек» неопределенностью значения передал слуху какую-то обширную мысль, так что хотя из сего наименования видно естество, но не означается им подлежащий и собственно именуемый предмет. А выговоривший слово “Павел” в означенном этим именованием предмете указал надлежащее естество. Итак, “ипостась” есть не понятие сущности неопределенное, по общности означаемого ни на чем не останавливающееся, но такое понятие, которое видимыми отличительными свойствами изображает и очертывает в каком-нибудь предмете общее и неопределенное».
Обращаю внимание на две вещи.
Во-первых, исторический контекст. Свт. Василию нужно, говоря современным языком, «развести» понятия сущности и ипостаси, и приведенное рассуждение эту задачу решает. Но отсюда никак не следует, что это рассуждение сохраняет безусловную убедительность в других контекстах. Разве не к этому склоняет нас приведенная kiprian_sh цитата из Слова о св. Духе св. Григория Богослова («соразмеряясь со своим понятием, и Божие назвали мы именами, взятыми из самих себя»). А безусловный характер имеют лишь догматические формулы, про которые уж никак не скажешь, что они ясны и просты для разумного усвоения.
Во-вторых, можно и прямо показать, к чему может привести неоправданно широкое использование этой аргументации. Можно ли мыслить отношения между Лицами Пресв. Троицы по полному подобию отношениям между тремя людьми? Не получим ли мы тогда триадологию из рассказа Л.Толстого «Три старца»: «Трое вас, трое нас, помилуй нас!». Пусть даже и прав Толстой, что такая богословская неискушенность не исключает святости, но это же не делает вероисповедание «старцев» православным.