Псалом 87
У этого псалма необычное надписание:
«Песнь. Псалом, Сынов Кореевых. Начальнику хора на Махалаф, для пения. Учение Емана Езрахита». Я про выделенные слова. Непонятное «махалаф» обычно толкуется как название неизвестного музыкального инструмента. В словаре издательства «Библеист» сказано: деревянного, по Библейскому словарю В.П.Вихлянцева слово значит «унылый, грустный».
В Септуагинте несколько иначе: ὠ̨δὴ ψαλμου̃ τοι̃ς υἱοι̃ς Κορε εἰς τὸ τέλος ὑπὲρ μαελεθ του̃ ἀποκριθη̃ναι συνέσεως Αιμαν τω̨̃ Ισραηλίτη̨. Во-первых, перед «махалафом» появляется εἰς τὸ τέλος, которое в славянском переводе звучит как «в конец». Во-вторых, после загадочного слова - του̃ ἀποκριθη̃ναι (слав. : еже отвещати, т.е. в ответ). Юнгеров к тому же поясняет, что св. отцы (Афанасий Вел., Григорий Нисский) по переводам Акилы и Симмаха придавали слову «махалаф» значение «лик, ликование, радостная хоровая песнь». Получалось, как пишет Юнгеров: радостная хоровая песнь «о конечных вопросах».
При таком переводе и осмыслении становится понятным включение этого псалма в Шестопсалмие и возможность видеть в нем прозрение пасхального утра через ночь сошествия в ад.
Но это - уже христианская традиция. Если же заглянуть в то время, когда преследуемый Давид (или его современник с его слов) пел о своем страхе и надежде, то покинутость Богом он сравнивал с участью умершего, и видно, какой видели ее тогда евреи:
«Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы,
между мертвыми брошенный, - как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты. …
Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя?
или во гробе будет возвещаема милость Твоя, и истина Твоя - в месте тления?
разве во мраке познают чудеса Твои, и в земле забвения - правду Твою?»
Тут всё недвусмысленно. Разве что одно место, сглаженное в Синодальном переводе («между мертвыми брошенный»), но сохраненное в греческом и славянском:
«в мертвых свободь» (ἐν νεκροι̃ς ἐλεύθερος), звучит загадочно. Кстати, и по-еврейски там буквально: свободный.
Может быть, здесь суть не в том, чтобы «свободный» перетолковать в понятное в контексте «брошенный», а в том, что саму индивидуальную свободу древний еврей понимал как отрезанность от целого (народа)?
«Песнь. Псалом, Сынов Кореевых. Начальнику хора на Махалаф, для пения. Учение Емана Езрахита». Я про выделенные слова. Непонятное «махалаф» обычно толкуется как название неизвестного музыкального инструмента. В словаре издательства «Библеист» сказано: деревянного, по Библейскому словарю В.П.Вихлянцева слово значит «унылый, грустный».
В Септуагинте несколько иначе: ὠ̨δὴ ψαλμου̃ τοι̃ς υἱοι̃ς Κορε εἰς τὸ τέλος ὑπὲρ μαελεθ του̃ ἀποκριθη̃ναι συνέσεως Αιμαν τω̨̃ Ισραηλίτη̨. Во-первых, перед «махалафом» появляется εἰς τὸ τέλος, которое в славянском переводе звучит как «в конец». Во-вторых, после загадочного слова - του̃ ἀποκριθη̃ναι (слав. : еже отвещати, т.е. в ответ). Юнгеров к тому же поясняет, что св. отцы (Афанасий Вел., Григорий Нисский) по переводам Акилы и Симмаха придавали слову «махалаф» значение «лик, ликование, радостная хоровая песнь». Получалось, как пишет Юнгеров: радостная хоровая песнь «о конечных вопросах».
При таком переводе и осмыслении становится понятным включение этого псалма в Шестопсалмие и возможность видеть в нем прозрение пасхального утра через ночь сошествия в ад.
Но это - уже христианская традиция. Если же заглянуть в то время, когда преследуемый Давид (или его современник с его слов) пел о своем страхе и надежде, то покинутость Богом он сравнивал с участью умершего, и видно, какой видели ее тогда евреи:
«Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы,
между мертвыми брошенный, - как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты. …
Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? Разве мертвые встанут и будут славить Тебя?
или во гробе будет возвещаема милость Твоя, и истина Твоя - в месте тления?
разве во мраке познают чудеса Твои, и в земле забвения - правду Твою?»
Тут всё недвусмысленно. Разве что одно место, сглаженное в Синодальном переводе («между мертвыми брошенный»), но сохраненное в греческом и славянском:
«в мертвых свободь» (ἐν νεκροι̃ς ἐλεύθερος), звучит загадочно. Кстати, и по-еврейски там буквально: свободный.
Может быть, здесь суть не в том, чтобы «свободный» перетолковать в понятное в контексте «брошенный», а в том, что саму индивидуальную свободу древний еврей понимал как отрезанность от целого (народа)?