ОТЕЦ 280: 1944 (186)
Повседневные заботы притупляют остроту переживаний. От сына нет известий вот уж более 2-х лет. Но основная забота - получить квартиру, вернуть комнату. И мысли заняты этим.
Она рассказывает о старшем сыне.
- Он всегда был трудным ребенком. Упорный, горячий. Но мальчик был очень правдивый. Это его и погубило. Он потом говорил мне: "Я не мог подумать, что такие люди могут лгать". И я виновата, что таким воспитала. Я всегда приводила слова своего отца:
"Кто в детстве соврет, тот взрослым будет воровать". [Это обведено рамкой]
Первые 5 лет я с ним переписывлась. А потом меня вызвали и сказали: "Еще на 10 лет" и назвали страшную статью: вооруженный налет. Что он, бандит какой-нибудь? И откуда у него оружие?
(Как сумасшедший всегда считает себя нормальным, так и родственники осужденных всегда считают их невинными)
- Но Миша Гельяшин [?] не был сердит на Борю. Хотя того взяли из-за протокола, подписанного Борей. Но ведь Борю обманули.
А он смешной был, Миша. Рыжий, когда покраснеет (часто краснел), делался огненным: рыжие волосы и лицо, залитое румянцем. Он потом поехал в Ногаево. Там засчитывали год за два, работал на Москва-Волга канале и погиб в день пуска. Убило током.
- Боря сначала под Новосибирском в одном лагере с отцом. Им не могли нахвалиться как нормировщиком.
В одну ночь 300 юношей [Эта загадочная фраза также обведена рамкой]
- Я пришла в военкомат: "Неужели за то, что мой сын погиб в бою, я не заслужила иметь угол в Москве, в которой прожила всю свою самостоятельную жизнь".
А мне комиссар: "А мы почем знаем, может быть, он в первом бою поднял руки". [Слова комиссара также бведены рамкой] Здесь я взбесилась: "Чтобы комсомолец, да еще еврей, сам к немцам на смерть пошел".
- Он был спокойный ребенок. Воспитывать его легко было, не то что Борю. И заченм он пошел добровольцем? Вы ведь его знаете, он был книжный человек. Последние письма, которые я от него получила, были в апреле 42 года. Он был командиром пушки. Писал: все мои товарищи очень приличные люди, интеллигенты в полном смысле слова.
Городской ребенок: "Я лопаткой сегодня копал снег стеклянный". Слово лёд забылось с прошлого года.
Совершенно серьезно она сказала:
- Нет, второго ребенка у меня не будет. Я хочу норковую шубу.
- ?
- А ты подсчитай, сколько стоит ребенок.
Она сказала как-то:
- Кончилась война. Я смогу создать такие условия Борису, чтобы его нервы успокоились.
Андрей ей::
- Какая ты глупая. Тебе должны создавать условия. Может быть, ты ему об этом и в глаза говоришь, что хочешь создавать особые условия?
Рассказывая об этом, она говорила:
- И невольно сопоставляешь. Парень не хуже ни физичяески, ни по содержанию. И сравнение не в пользу мужа. От Андрея я чувствую заботу... А от мужа, когда ему выложила письмом все свои горести, получила ответ: одни ответные упреки и оправдания и ни слова ласки.
Она рассказывает о старшем сыне.
- Он всегда был трудным ребенком. Упорный, горячий. Но мальчик был очень правдивый. Это его и погубило. Он потом говорил мне: "Я не мог подумать, что такие люди могут лгать". И я виновата, что таким воспитала. Я всегда приводила слова своего отца:
"Кто в детстве соврет, тот взрослым будет воровать". [Это обведено рамкой]
Первые 5 лет я с ним переписывлась. А потом меня вызвали и сказали: "Еще на 10 лет" и назвали страшную статью: вооруженный налет. Что он, бандит какой-нибудь? И откуда у него оружие?
(Как сумасшедший всегда считает себя нормальным, так и родственники осужденных всегда считают их невинными)
- Но Миша Гельяшин [?] не был сердит на Борю. Хотя того взяли из-за протокола, подписанного Борей. Но ведь Борю обманули.
А он смешной был, Миша. Рыжий, когда покраснеет (часто краснел), делался огненным: рыжие волосы и лицо, залитое румянцем. Он потом поехал в Ногаево. Там засчитывали год за два, работал на Москва-Волга канале и погиб в день пуска. Убило током.
- Боря сначала под Новосибирском в одном лагере с отцом. Им не могли нахвалиться как нормировщиком.
В одну ночь 300 юношей [Эта загадочная фраза также обведена рамкой]
- Я пришла в военкомат: "Неужели за то, что мой сын погиб в бою, я не заслужила иметь угол в Москве, в которой прожила всю свою самостоятельную жизнь".
А мне комиссар: "А мы почем знаем, может быть, он в первом бою поднял руки". [Слова комиссара также бведены рамкой] Здесь я взбесилась: "Чтобы комсомолец, да еще еврей, сам к немцам на смерть пошел".
- Он был спокойный ребенок. Воспитывать его легко было, не то что Борю. И заченм он пошел добровольцем? Вы ведь его знаете, он был книжный человек. Последние письма, которые я от него получила, были в апреле 42 года. Он был командиром пушки. Писал: все мои товарищи очень приличные люди, интеллигенты в полном смысле слова.
Городской ребенок: "Я лопаткой сегодня копал снег стеклянный". Слово лёд забылось с прошлого года.
Совершенно серьезно она сказала:
- Нет, второго ребенка у меня не будет. Я хочу норковую шубу.
- ?
- А ты подсчитай, сколько стоит ребенок.
Она сказала как-то:
- Кончилась война. Я смогу создать такие условия Борису, чтобы его нервы успокоились.
Андрей ей::
- Какая ты глупая. Тебе должны создавать условия. Может быть, ты ему об этом и в глаза говоришь, что хочешь создавать особые условия?
Рассказывая об этом, она говорила:
- И невольно сопоставляешь. Парень не хуже ни физичяески, ни по содержанию. И сравнение не в пользу мужа. От Андрея я чувствую заботу... А от мужа, когда ему выложила письмом все свои горести, получила ответ: одни ответные упреки и оправдания и ни слова ласки.