выплывает из памяти: гурзуфская Вера
Это была наша первая с Таней совместная дальняя поездка - в Гурзуф, летом. Там до нас отдыхала моя сестра с подругой и вот к этой Вере, у которой они жили, нас и направили. Денег у нас было очень, ну совсем мало, а про нее было сказано, что она сдает дешево. Нас встретила маленькая, худющая, прокаленная солнцем тётя (ей было, я думаю, лет сорок, а нам 28 и 22). На робкое "нам подешевле" она отвела нас в сарай, обклеенный изнутри газетами с топчаном у одной из стен: "Живите". О деньгах сказала, что потом разберемся (и, забегая вперед, не хотела брать платы вообще и согласилась на 10 рублей - за почти месяц, при "нормальной" плате порядка 100 р. ).
А место, где она нас разместила, было сказочное. Не сарай, конечно, хотя и про него плохого слова не скажешь: от редкого дождя защищал, ночи были теплые, не было электричества - так читать можно и днем, на пляже... Главное - что при нем был небольшой мощеный камнем дворик, и все это вместе было отгорожено от мира такой густой полосой кустарника, что, возвращаясь, с моря мы не сразу научились находить свое жилье за этой живой стеной.
Нам было хорошо - по причинам, которые не нужно объяснять. То, что мы могли чего-то поесть в приморской столовой раз в день, а фрукты собирали оброненные более зажиточными отдыхающими, мыли и ели, воспринималось как забавное приключения. А моря и солнца было сколько хочешь.
Но рассказ-то про Веру.
Боевая была женщина. Рассказывала, как приезжал в Крым Хрущев, а ей в чем-то (забыл в чем) отказывало местное начальство. Так она прорвалась через цепь охраны и сумела таки изложить Первому Секретарю свою нужду, и получила нужное. Или с неменьшей гордостью, как пришла первой в столовую, заплатила за курицу с гарниром и, получив, как обычно в столовых, одну из низшего ранга косточек с минимумом мышечной ткани, напустилась на повара: "А я ножку хочу! Где ножка - я первая, вы не могли ее никому отдать". И здесь добилась своего.
Где-то она работала. И, как все в Крыском приморье, летом сдавала все, что можно, сама ночуя в каком-то сарае. И содержала молодого альфонса - глупого и наглого. Но хорошо сложенного.
Выпив с ним вина, начинала обличать его неверность, иногда и прогоняла, но потом пускала обратно.
Больше ничего о ней и не вспоминается.
Должно быть, уже померла, но точно не знаю. А кстати, как быть в таких случаях с молитвенным поминанием, когда не знаешь - за здравие или за упокой?