Она
Она… Она давно не писала рассказы. Может быть даже, что она разучилась это делать. Я, так же, как и вы, не знаю. В конце - увидим.
Она решила дать волю воображению и не называть цветов. Как в фильме про Хиросиму они были не нужны.
Ты мог бы быть нужен ей. Ты мог бы стать предметом её нежнейшей заботы и, может быть, даже любви. Вполне допустимо, что она прибегала бы к нежности. Понравься она тебе, ты был бы допущен в её личное пространство. Но ты - запретен. Ты неприкосновенен, как золотой запас. Поэтому она ушла.
Она сидит на крохотной скамеечке в четыре доски, горбит спину и зажимает запястья коленками. Её волосы пахнут апельсинами, но ей противен этот запах. Она смотрит, как голуби пьют из еле колышущихся волн, и думает об атомах, шевелящихся в краске наскальных рисунков.
Её сердце ещё способно откликаться добру, но она разучилась доверять людям. Почти всем.
В её кармане - двадцать копеек.
На соседней лавке сидит парень в кедах. Около кеды стоит бутылка с пивом. Её давно стал раздражать запах пива. У парня красивые губы. Жаль, что там этот запах.
Она не может уйти, но у неё нет желания оставаться. Как одна из десятикопеечных монет: редко падает на ребро, а когда упадёт - в какую сторону толкать?
Все мифы для неё - история сотворения мира: один большой и неожиданный взрыв в Космосе. Все миры для неё - один мир, но частички его могут быть не видны.
Она давно уже рада цвету своих вороньих перьев. Она начинает даже не искать понимания. Она думает, что и вправду истинность - это когда открываешь себя, не ожидая отдачи. Но отдача необходима.
Она перестала понимать слова: что это ещё за государство, которое должно? Её учили, что государство создаётся для его граждан, передающих часть прав большому суверену. Но теперь не все права передаются: права на жизнь, на свободу, на слова, на защиту должны гарантировать и соблюдать те, кто для этого избран, избран служить! Слуги! Не суверены! Тогда почему кто-то должен снимать шапку перед слугами?
Она ещё хранит в себе наивность.
Она ещё верит в благородство. Она не думает, что всё - только галька.
Она когда-то рассчитывала цветные шары по теории вероятности. Она знает, что можно опустить ноги в ледяную воду, а потом пройти по огненному песку, потом долго идти пешком.
Он остановил передние колёса у бордюра, открыл дверь, вышел, пискнула сигнализация.
Он подошёл к ней и прижал губами ресницы. Она улыбнулась и кивнула его красивым губам.
Она молчала,…. Ей просто не хотелось говорить. Она не смотрела ему в глаза, потому что ей нечем было ответить его взгляду. Он сел рядом молча. Ему недавно исполнилось двадцать пять лет. Он, в сущности, ещё совсем ребёнок с элементами строгости, как песни Ященко.
Если бы она могла влюбиться в него, её тюрьма бы рухнула. Если бы она могла уйти сейчас, её тюрьма бы рухнула.
Великое противоречие между любовью и позволением любить. Она бесконечно ему доверяет, но не позволяет любить, он сам это делает. Как сотни людей. Но только она не понимает, она не хочет так.
Её тюрьма кончится, когда она сможет без оглядки оторвать его от себя, когда он перестанет любить.
А пока голуби пьют из еле колышущихся волн.
5.06.2007. Т.