Муха
На днях мы слушали джаз. Его исполняли... нет, его играли, потому что как же можно такое исполнять? Не уверена, что у них есть ноты. Думаю, у них есть идея. И задача - слить понимание этой идеи в общий... джаз. Собственно, речь идет о Gregory Privat и его трио. Но не могу отнести себя к знатокам музыки, хотя мне казалось, что их исполнение если не цитирует, то во многом перекликается с творчеством Esbjörn Svensson Trio.
Ну, что ты будешь делать, пошли эти заезженные официальные словосочетания. Я же, собственно, не о том хотела поговорить. Я же об искусстве.
И начну издалека. Помнится, когда я была подростком и училась в художественной школе, то, приезжая на экскурсии в другие города, более осмысленно смотрела на вещи, чем теперь; знала, как что называется, к какому периоду относится, какому художественному направлению, стилю соответствует. Даже чем-то гордилась. Что-то делала. А потом стала простым потребителем, заглатывающим информацию большими ложками, политыми щедро вареньем, и восхищалась: «Ах, как вкусно!». Лень, усталость, память... Просто ною, вот и все. И это понимание всплыло, когда стала изучать Москву (пусть и по Википедии, но хоть что-то) перед поездкой. Кто бы мне сказал лет пять-десять назад, что я сяду добровольно писать конспекты оп истории архитектуры Москвы! (Кстати, многое встает на свои места и становится понятным. Или оказывается до безумия диким - как поступки большевиков... )
А вы знаете, как они играют - эти самые джазовые музыканты? Они выводят свою мысль в эфир руками. Они погружены в эту мысль. И мысль эта везде, во всем зале, на балконе, у каждого кресла. Лезет в каждое ухо...
И тут летит муха. Просто обычная муха. Заблудилась. Волны звуковые ее бедную пугают. Свет, шум - страх! Куда бы деться? Муха летает взад-вперед по сцене и от падающего сверху синего луча светится синей точкой. Совершенно непричастная к самозабвенной работе мыслей и рук. И всё. Вот так всегда и везде. Искусство, которое из кожи вон лезет против законов жизни, стремится делать что-то новое, что-то КРАСИВОЕ, но совершенно искусственное. И жизнь, которой нет ни малейшего дела до искусства. Ей хочется есть, пить, спать, ей страшно или спокойно, или радостно. Она сомнет, сметет, разрушит, прорастет, кончится, появится когда угодно и где угодно. Ей безразличны суждения о красоте или уродстве. Её законы не придуманы. И в то же время именно жизнь «осуществляет» искусство, когда перестает заботиться о себе.
Ну, что ты будешь делать, пошли эти заезженные официальные словосочетания. Я же, собственно, не о том хотела поговорить. Я же об искусстве.
И начну издалека. Помнится, когда я была подростком и училась в художественной школе, то, приезжая на экскурсии в другие города, более осмысленно смотрела на вещи, чем теперь; знала, как что называется, к какому периоду относится, какому художественному направлению, стилю соответствует. Даже чем-то гордилась. Что-то делала. А потом стала простым потребителем, заглатывающим информацию большими ложками, политыми щедро вареньем, и восхищалась: «Ах, как вкусно!». Лень, усталость, память... Просто ною, вот и все. И это понимание всплыло, когда стала изучать Москву (пусть и по Википедии, но хоть что-то) перед поездкой. Кто бы мне сказал лет пять-десять назад, что я сяду добровольно писать конспекты оп истории архитектуры Москвы! (Кстати, многое встает на свои места и становится понятным. Или оказывается до безумия диким - как поступки большевиков... )
А вы знаете, как они играют - эти самые джазовые музыканты? Они выводят свою мысль в эфир руками. Они погружены в эту мысль. И мысль эта везде, во всем зале, на балконе, у каждого кресла. Лезет в каждое ухо...
И тут летит муха. Просто обычная муха. Заблудилась. Волны звуковые ее бедную пугают. Свет, шум - страх! Куда бы деться? Муха летает взад-вперед по сцене и от падающего сверху синего луча светится синей точкой. Совершенно непричастная к самозабвенной работе мыслей и рук. И всё. Вот так всегда и везде. Искусство, которое из кожи вон лезет против законов жизни, стремится делать что-то новое, что-то КРАСИВОЕ, но совершенно искусственное. И жизнь, которой нет ни малейшего дела до искусства. Ей хочется есть, пить, спать, ей страшно или спокойно, или радостно. Она сомнет, сметет, разрушит, прорастет, кончится, появится когда угодно и где угодно. Ей безразличны суждения о красоте или уродстве. Её законы не придуманы. И в то же время именно жизнь «осуществляет» искусство, когда перестает заботиться о себе.