Николай Лесков продолжает вспоминать о том, что происходило на спиритическом сеансе в доме номер 6 по Невскому проспекту, на котором присутсвовал и Федор Михайлович Достоевский:
«Потом приступили к опыту с подьемом стола. Он поднялся на воздух, как мне казалось, вершков на 6-8 (приблизительно 30 см.) и, подержавшись в таком положении около 7-8 секунд, быстро опустился. Через несколько минут все повторилось снова, и на этот раз стол держался в воздухе дольше».
Это могло выгядеть примерно так. Фото с сайта mynet.com
Опытные спириты знали, что круглый столик легко поднять ногой или коленом. На случай обмана у них имелся квадратный стол с наклонёнными наружу ножками и толстой столешницей. Поднять такой стол в одиночку, избежав разоблачения, невозможно. Тем не менее, стол в присутствии медиума два раза поднялся и один раз оставался в воздухе «довольно долго».
Под третий стол положили два звучащих по-разному колокольчика. Колокольчики под столом звонили сначала один, потом оба вместе. Лесков сидел рядом с медиумом. Он исключил возможность того, что Сент-Клер могла незаметно снять узкие сапожки и брать колокольчики пальцами ног. Опыт с гармошкой, которую Бутлеров сунул под стол, держа за один конец, тоже удался, хотя сыграть на свисающих клавишах ногами нельзя. Тогда за музыкальный инструмент взялся Федор Михайлович.
«В руке Достоевского гармония не издала ни одного звука, но зато в это время что-то сильно теребило Аксакову за край ее платья. Тогда медиум через Аксакову предложил оставить гармонию и заменить ее платком, который может быть взят у него из руки. Ф. М. вынул платок и, опустив его под стол, держал за кончик. Через несколько минут он сказал, что платок у него тянет в сторону. Но тут произошло некое маленькое недоразумение, в разъяснениях которого сеанс и окончился».
Бобрыкин не стал скрывать, что «маленькое недоразумение» - это неосторожное высказывание Федора Михайловича. Госпожа Сент-Клер не оценила его шутку, обиделась и прервала сеанс.
Федор Михайлович вскоре помирился с госпожой Сент-Клер и посетил как минимум еще один сеанс. Он поведал лингвисту Бодуэну де Куртенэ, что своими глазами видел большой стол с приборами, «стоявший в воздухе довольно высоко от земли». Руки участников, вытянутые над столом, едва могли касаться столешницы.
Вскоре друзья Достоевского решили организовать свой спиритический сеанс. Здесь медиумом стала подруга знакомых, «женщина серьёзная и искренняя, которую никак нельзя заподозрить в обмане».
«Мне предложили загадать себе какие-нибудь цифры и обещали, что столик под влиянием госпожи Б. Их разгадает, - вспоминал Достоевский. - Я ушел в другую комнату, совершенно пустую, нарочно выдумал цифры позамысловатее, для памяти записал их в несколько рядов на бумажку, тут же свернул ее и спрятал в карман. Все ряды цифр столик повторил без малейшей ошибки».
Далее писатель отмечает: «Нас было трое в комнате: хозяин квартиры, я и дама-медиум. Она сидела на стуле, стол стоял шагах в 10-12 от нее. В комнате было так мало мебели, что она казалось почти пустой. Госпожа Б. И хозяин находились так далеко, что не могли коснуться стола рукой или ногой. В пустоте я тут же заметил бы любое движение. Мне предложили положить на стол носовой платок так, чтобы один угол его лежал на краю стола, а остальные три конца спускались свободно вниз.
Не прошло и несколько минут, как я явственно ощутил легкое подёргивание за один из опущенных краев платка, хотя и видел, что никто к столу не приближался. Затем подергивания до того усилились, что я должен был нажимать очень сильно. Наконец, какая-то невидимая сила ухватилась за самый длинный, средний конец платка и стала тащить его так крепко, что я еле удержал его обеими руками. Я видел отлично, как платок вытянулся в воздухе, в горизонтальном направлении, точно его держал кто-то за средний конец, и как на нем незаметно обозначались продольные полосы, выступающие при сильном натяжении».
Позже Достоевский сказал Бодуэну де Куртенэ, что хочет серьёзно заняться спиритизмом.
После смерти Достоевского Вагнер обратился с письменной просьбой к его вдове. Он просил разрешения вызвать дух Федора Михайловича, чтобы узнать «изменились ли его взгляды там, где утоляется жажда истины». Анна Григорьевна ответила решительным отказом.