Об экскаваторах, звуках и немного о запахах
Недавно, повинуясь мимолетной мизантропии и увидев, выйдя с работы, что пробка из машин начинается прямо у выезда с парковки, теряясь где-то за виадуком, я решил ехать домой в объезд через промзону и ухитрился застрять там между двумя железнодорожными переездами.
Медленно темнело, передо мной мигал красными огнями светофор и какой-то служитель этих мест в характерной спецодежде держал двумя руками шлагбаум, чтобы тот ненароком не поднялся. Сзади располагался точно такой же светофор и для пущей уверенности, чтобы я точно не решился нарушить правила дорожного движения, прямо на него выехал и остановился поезд, отрезав путь к отступлению. Справа тянулась серебристая толстая кишка теплотрассы. Из под оцинковки рвался наружу пар, оседая изморозью на стекле машины. Слева же, за каким-то чертом пытался развернуться желтый экскаватор со спущенным колесом.
Расставив в стороны стрелу с ковшом и опоры, подобно канатоходцу, изящно настолько, насколько это возможно для машины подобных габаритов, он вращал своим оборудованием в метре от меня, пытаясь повернуть корпус на уже наросшем от все того же пара льду. На лице водителя механизма не отражалось никаких эмоций. Он просто двигал рычагами настолько равнодушно, что мне невольно показалось, будто экскаватор вращается сам по себе, а в кабине сидит манекен. Потом он поднял глаза и все так же равнодушно посмотрел в мою сторону.
И тут я подумал, что если ковш сейчас зацепит машину, или экскаватор все-таки потеряет равновесие и упадет сверху, то это будет очень естественно, хотя наверняка войдет в десятку самых нелепых смертей, представляемых мной за все время.
Бум!
Даже стало интересно - что люди будут делать первыми, когда узнают подробности - смеяться или плакать? Я, стыдно признаться, смеялся бы.
Представляемый мной звук падения не имел ничего общего со скрежетом металла и куда больше походил на тот, что регулярно раздается у меня дома, поверх потолка.
Одно время я думал, что мои соседи сверху время от времени падают в разных местах своей квартиры, всегда с одинаковым характерным сухим стуком - что-то деревянное (например, голова) и непременно на паркет. Или, на худой конец, на ламинат.
На самом деле, понятия не имею что там - ламинат или паркет, но ставлю на ламинат. Для паркета слишком круто.
В своей жизни я поднимался наверх всего лишь несколько раз, чтобы позвонить в дверь, а успешно лишь единожды. Тогда я говорил с растрепанной худощавой бледной барышней, похожей на тень, уверявшей, что ее унитаз конечно протекает, но никак не способен меня затопить, а пятна на потолке в ванной - это вообще от сырости. В части сырости мы тогда сошлись во мнениях, не сошлись только в ее причинах.
С тех пор я больше ее ни разу не видел. Надо сказать, что и пятна на потолке перестали расти. Зато, через несколько месяцев, с той стороны, время от времени раздавался стук. Если бы этот звук не был таким деревянным, я бы решил, что невзрачная барышня избивает унитаз во имя моего спокойствия. Но не был уверен в трех вещах - в том, что унитаз деревянный, в том, что он перемещается по квартире, так как стук раздается в разных местах и в том, что даже такой близкий человек, как соседка сверху способен пойти на подобное. Я точно не способен.
В любом случае, та невзрачная барышня на глаза больше не попадалась. Зато часто приходится ездить в одном лифте с другой девицей, круглый год одетой в меха разной степени плотности, в зависимости от времени года. У нее огромные в стразах, на мой взгляд безвкусные RnBшные сережки, косметика и такие ногти, что невольно страшно находиться с ней в замкнутом пространстве.
Некоторое время я думал, что это она, заняв место той соседки, время от времени пытается удержать в когтях какие-нибудь сомнительного вида деревянные предметы, которые вываливаются с характерным звуком.
Бум!
Но с трудом представляю, что можно держать в таких руках, кроме сумочки и телефона.
Ну да да, я не толерантен и шовинист. И что с того? Очередной приступ мизантропичного шовинизма случился опять же в лифте, когда пришлось ехать в компании с меховой барышней и ее ногтями. В этот раз с бонусом в виде такого сильного парфюма, что аж глаза заслезились. Те двадцать шесть секунд, что двигался лифт я спрашивал себя, почему многие женщины не могут пахнуть так, чтобы можно было понять это лишь когда находишься рядом с ее шеей? Или эта барышня боялась, что ее могут цапнуть за эту самую шею, скажем, в лифте и заранее перестраховалась? Или она так дезинфецировала пространство лифта от перегарных товарищей, что тут бывают?
Может быть, - подумал также я, - это ее поклонники там наверху падают бревнами, зайдя к ней в гости без соответствующих средств индивидуальной защиты?
Бум!
Прямо над моей головой раздается стук. Опять что-то деревянное свалилось. Между прочим, уже во второй раз за сегодня. Первый был в коридоре тремя часами ранее, когда я шел со стаканом кофе с кухни.
Бум! В полнейшей тишине я слышу, как открывается дверь наверху и спустя некоторое время опять раздается этот звук. Телефон уверяет меня в том, что сейчас половина первого ночи.
Я откидываюсь в кресле и вижу сквозь потолок, как по другую сторону от него меховая особа, растеряв на улице клубы испарений от дешевых духов до почти приемлемых величин, стаскивает с себя верхнюю одежду, парик - один в один такой же, как у всех подобных, стягивает ногти, кладет их на стол вместе с сумочкой и телефоном. Садится на диван, отстегивает какие-то ремешки в районе бедер и снимает длинные деревянные ноги, снизу выкрашенные под сапоги на шпильках. Приставляет их к дивану и расправляет свои настоящие - бледные ноги, изрядно онемевшие в согнутом состоянии. И вообще превращается в ту блеклую соседку сверху. Сидит там, бессмысленно уставившись в пустоту и потихоньку растворяется в темноте.
Уже потом, когда в квартире никого не остается, одна из ног, подчиняясь силе притяжения, соскальзывает с дивана и падает с характерным звуком.
Медленно темнело, передо мной мигал красными огнями светофор и какой-то служитель этих мест в характерной спецодежде держал двумя руками шлагбаум, чтобы тот ненароком не поднялся. Сзади располагался точно такой же светофор и для пущей уверенности, чтобы я точно не решился нарушить правила дорожного движения, прямо на него выехал и остановился поезд, отрезав путь к отступлению. Справа тянулась серебристая толстая кишка теплотрассы. Из под оцинковки рвался наружу пар, оседая изморозью на стекле машины. Слева же, за каким-то чертом пытался развернуться желтый экскаватор со спущенным колесом.
Расставив в стороны стрелу с ковшом и опоры, подобно канатоходцу, изящно настолько, насколько это возможно для машины подобных габаритов, он вращал своим оборудованием в метре от меня, пытаясь повернуть корпус на уже наросшем от все того же пара льду. На лице водителя механизма не отражалось никаких эмоций. Он просто двигал рычагами настолько равнодушно, что мне невольно показалось, будто экскаватор вращается сам по себе, а в кабине сидит манекен. Потом он поднял глаза и все так же равнодушно посмотрел в мою сторону.
И тут я подумал, что если ковш сейчас зацепит машину, или экскаватор все-таки потеряет равновесие и упадет сверху, то это будет очень естественно, хотя наверняка войдет в десятку самых нелепых смертей, представляемых мной за все время.
Бум!
Даже стало интересно - что люди будут делать первыми, когда узнают подробности - смеяться или плакать? Я, стыдно признаться, смеялся бы.
Представляемый мной звук падения не имел ничего общего со скрежетом металла и куда больше походил на тот, что регулярно раздается у меня дома, поверх потолка.
Одно время я думал, что мои соседи сверху время от времени падают в разных местах своей квартиры, всегда с одинаковым характерным сухим стуком - что-то деревянное (например, голова) и непременно на паркет. Или, на худой конец, на ламинат.
На самом деле, понятия не имею что там - ламинат или паркет, но ставлю на ламинат. Для паркета слишком круто.
В своей жизни я поднимался наверх всего лишь несколько раз, чтобы позвонить в дверь, а успешно лишь единожды. Тогда я говорил с растрепанной худощавой бледной барышней, похожей на тень, уверявшей, что ее унитаз конечно протекает, но никак не способен меня затопить, а пятна на потолке в ванной - это вообще от сырости. В части сырости мы тогда сошлись во мнениях, не сошлись только в ее причинах.
С тех пор я больше ее ни разу не видел. Надо сказать, что и пятна на потолке перестали расти. Зато, через несколько месяцев, с той стороны, время от времени раздавался стук. Если бы этот звук не был таким деревянным, я бы решил, что невзрачная барышня избивает унитаз во имя моего спокойствия. Но не был уверен в трех вещах - в том, что унитаз деревянный, в том, что он перемещается по квартире, так как стук раздается в разных местах и в том, что даже такой близкий человек, как соседка сверху способен пойти на подобное. Я точно не способен.
В любом случае, та невзрачная барышня на глаза больше не попадалась. Зато часто приходится ездить в одном лифте с другой девицей, круглый год одетой в меха разной степени плотности, в зависимости от времени года. У нее огромные в стразах, на мой взгляд безвкусные RnBшные сережки, косметика и такие ногти, что невольно страшно находиться с ней в замкнутом пространстве.
Некоторое время я думал, что это она, заняв место той соседки, время от времени пытается удержать в когтях какие-нибудь сомнительного вида деревянные предметы, которые вываливаются с характерным звуком.
Бум!
Но с трудом представляю, что можно держать в таких руках, кроме сумочки и телефона.
Ну да да, я не толерантен и шовинист. И что с того? Очередной приступ мизантропичного шовинизма случился опять же в лифте, когда пришлось ехать в компании с меховой барышней и ее ногтями. В этот раз с бонусом в виде такого сильного парфюма, что аж глаза заслезились. Те двадцать шесть секунд, что двигался лифт я спрашивал себя, почему многие женщины не могут пахнуть так, чтобы можно было понять это лишь когда находишься рядом с ее шеей? Или эта барышня боялась, что ее могут цапнуть за эту самую шею, скажем, в лифте и заранее перестраховалась? Или она так дезинфецировала пространство лифта от перегарных товарищей, что тут бывают?
Может быть, - подумал также я, - это ее поклонники там наверху падают бревнами, зайдя к ней в гости без соответствующих средств индивидуальной защиты?
Бум!
Прямо над моей головой раздается стук. Опять что-то деревянное свалилось. Между прочим, уже во второй раз за сегодня. Первый был в коридоре тремя часами ранее, когда я шел со стаканом кофе с кухни.
Бум! В полнейшей тишине я слышу, как открывается дверь наверху и спустя некоторое время опять раздается этот звук. Телефон уверяет меня в том, что сейчас половина первого ночи.
Я откидываюсь в кресле и вижу сквозь потолок, как по другую сторону от него меховая особа, растеряв на улице клубы испарений от дешевых духов до почти приемлемых величин, стаскивает с себя верхнюю одежду, парик - один в один такой же, как у всех подобных, стягивает ногти, кладет их на стол вместе с сумочкой и телефоном. Садится на диван, отстегивает какие-то ремешки в районе бедер и снимает длинные деревянные ноги, снизу выкрашенные под сапоги на шпильках. Приставляет их к дивану и расправляет свои настоящие - бледные ноги, изрядно онемевшие в согнутом состоянии. И вообще превращается в ту блеклую соседку сверху. Сидит там, бессмысленно уставившись в пустоту и потихоньку растворяется в темноте.
Уже потом, когда в квартире никого не остается, одна из ног, подчиняясь силе притяжения, соскальзывает с дивана и падает с характерным звуком.