Продолжаем публикации сельский футурполис от Максима Калашникова и К в контексте Подкарпатской Руси.
Михаил ДРОНЬ, Тверь
СЕЛО И СОЦИАЛИЗМ
Глава I. Крестьянские хозяйства, личные подворья или сельскохозяйственные предприятия?
В годы «перестройки» и «реформ» активно поддерживалась идея о том, что панацеей - универсальным лекарством от всех накопившихся бед в агропромышленном комплексе, является развитие крестьянских (фермерских) хозяйств. На достижение этой заветной цели и были направлены усилия практических всех без исключения сменяющихся друг за другом правительств и министров сельского хозяйства.
Постепенно идея стала даже приобретать черты, свойственные непоколебимой догме, безмятежно кочуя среди бесконечного количества «программ» по «спасению села». Окончательно уверовав в то, что только крестьянские хозяйства могут спасти вымирающую деревню и заменить-таки на внутреннем рынке импортное продовольствие, в недрах пока ещё «партии власти» родился очередной «проект» - давать остающимся без работы российским трудящимся надел земли вместо пособия. Да ещё не где-нибудь, а в Сибири! Бюрократическая смекалка не знает границ, и чем меньше тот или иной бюрократ соприкасается с повседневной действительностью народной жизни, тем больше проектов по «спасению» рождается в его голове.
Но если мы хоть немного приглядимся к суровой экономической реальности в сельском хозяйстве, то всё встанет на свои места: с головы на ноги. Для примера, возьмём статистические данные по Тверской области - типичного нечернозёмного региона европейского части России.
По данным Тверьстата, «в 2001 году во всех категориях хозяйств посевная площадь превысила 898,9 тыс. гектаров, в том числе под зерновыми культурами было занято 200,3 тыс. гектаров, льном-долгунцом - 22,09 тыс. гектаров, картофелем - 49,2 тыс. гектаров и овощами - 10,6 тыс. гектаров. На начало 2002 года зарегистрировано 3,5 тыс. фермерских хозяйств. Им предоставлено 81,4 тыс. гектаров земли», то есть порядка 10% от общей посевной площади.
И какова же в этих условиях эффективность крестьянских (фермерских) хозяйств? «В общем объёме производства сельхозпродукции удельный вес фермерских хозяйств составляет менее 2%, личных подсобных хозяйств населения - более 60%». Вердикт Тверьстата категоричен: «сельскохозяйственные предприятия остаются основными производителями товарной продукции и поставщиками сырья для перерабатывающей промышленности».
Вот так, имея в своём распоряжении целых 10% от общей посевной площади, крестьянские (фермерские) хозяйства не смогли произвести даже 2% от общего объёма производства сельскохозяйственной продукции. Более наглядного свидетельства их экономической малоэффективности и придумать было бы трудно.
По производству основных видов животноводческой продукции суммарные цифры ещё резче демонстрируют преимущества сельскохозяйственных предприятий. Так в 2006 году, в реализации мяса в живом весе на долю сельхозпредприятий приходилось 74,1% от общего объёма произведённой продукции, на хозяйства населения - 23%, а на долю крестьянских фермерских хозяйств - 2,9%; в производстве молока на долю сельхозпредприятий приходилось 59,8%, на хозяйства населения - 37%, а на долю крестьянских фермерских хозяйств - 3,2%; в производстве яиц на долю сельхозпредприятий приходилось 56,5%, на хозяйства населения - 43,2%, а на долю крестьянских фермерских хозяйств - всего 0,3%.
Реалии деревни свидетельствуют об экономической малоэффективности крестьянских (фермерских) хозяйств. Однако и относительно высокие общие показатели «хозяйств населения» также обманчивы. Если за высокими процентами сельскохозяйственных предприятий скрываются преимущества не численности работников, но сочетания современной агротехники, научных знаний и разделения труда внутри каждого отдельного предприятия, то за высокими процентами общих показателей «хозяйств населения» стоят распылённые тысячи отдельных мелких приусадебных огородов и вложение кропотливого повседневного труда десятков тысяч селян и городских дачников. То есть высокие валовые показатели личных подсобных хозяйств достигаются исключительно за счёт никем неучтённых затрат человеко-часов.
Наглядный пример эффективности сельскохозяйственных предприятий и обманчивости общих высоких показателей «хозяйств населения» продемонстрировала ситуация с сокращением поголовья кур-несушек. «В результате сокращения среднемесячного поголовья кур-несушек на 16% и их продуктивности на 5,9%, производство яиц в птицеводческих предприятиях Тверской области за январь-июнь 2006 года к аналогичному периоду 2005 года уменьшилось на 22,9%. Спад поголовья кур-несушек был вызван, главным образом, перепрофилированием ОАО «Птицефабрика «Верхневолжская» с производства яиц на создание репродуктора по производству племенного бройлерного молодняка для комплектования» (из доклада департамента экономики и промышленной политики о социально-экономическом положении Тверской области за I полугодие 2006 года). Таким образом, всего одно сельхозпредприятие - птицефабрика «Верхневолжская», до недавнего времени производило пятую часть всех яиц в регионе. Поэтому основная проблема в развитии сельского хозяйства заключается вовсе не в отсутствии поддержки крестьянским (фермерским) хозяйствам и личному подворью дачников и селян, но в недостаточной распространённости подобных крупных предприятий по выращиванию кур-несушек, бройлерного молодняка и крупного рогатого скота, зерновым и техническим культурам, овощам и картофелю.
Глава II. Три проблемы, стоящие перед сельскохозяйственными предприятиями, и пути их решения.
Проблема №1. Долги сельскохозяйственных предприятий по кредитам.
Включение России в мировой рынок в начале 1990-х годов привело и к втягиванию российского сельского хозяйства в глобальную экономическую систему. На внутреннем рынке тут же проявилась конкуренция со стороны импортной аграрной продукции.
Однако себестоимость российской продукции выше, чем у её импортных аналогов. И здесь решающий фактор - это природно-климатические условия. Современная Россия обладает самой большой территорией в мире, но из 17,1 млн. кв. километров территории страны только на 35% население может жить без специальных мер защиты от неблагоприятных условий климата и природной среды. Так по расчётам температуры на душу населения, рассчитанной на основе данных средних январских температур, взвешенной относительно распределения населения, оказалось, что Россия - самая холодная страна в мире: -12,6 градусов по Цельсию. По этому показателю она обогнала даже Канаду (-8,9 градусов по Цельсию). Продолжительные холода обуславливают значительное удорожание сельскохозяйственного строительства и повышение расходов энергетических ресурсов, по сравнению со странами с более мягким климатом. Не случайно, что у нас почти 2/3 всех пригодных для сельского хозяйства земель относятся к зоне с рискованным земледелием: на получение меньшего объёма продукции необходимо затратить большее количество труда и энергии. В рыночной экономике климат преобразуется в своеобразный «климатический налог», который выражается удорожанием строительства в 2-3 раза по сравнению со странами Европы, обуславливает низкую продуктивность сельского хозяйства, повышает цену отопления, способствует утяжелению рациона из-за тройного увеличения потребления жиров и углеводов. Вот почему себестоимость продукции российского сельского хозяйства на мировом рынке сельхозпродукции всегда будет относительно высокой.
Окончательно сельское хозяйство в 1990-е годы сделала убыточным экономическая политика российского правительства, которая косвенно была направлена на поощрение импорта продовольствия. Государство, начиная с 1996 года активно «раскручивало» рынок ГКО, пик которого пришёлся на 1997-1998 годы. Смысл для правящего класса заключался в следующем: государство брало в долг всё больше и больше, а чтобы инвесторы давали деньги, оно обеспечивало хороший процент и неуклонно возвращало истёкшие долги. Причём возвращало их из всё новых заимствований. Так доходность ГКО на срок 1-6 месяцев в середине июля 1998 года превышала 150% годовых, а по некоторым сделкам доходила и до 160%! Как только рынок убедился в российских государственных гарантиях и в том, что ГКО - это бумаги сверхдоходные и сверхнадёжные, то все, включая западных инвесторов, начали продавать валюту и покупать на вырученные рубли ГКО. На некоторое время рубль стал как бы «супервалютой» и укрепился до значений 6 рублей за доллар. Но когда национальная валюта крепнет, то банкирам и капиталистам выгоднее всего купить на неё иностранную валюту, а на иностранную валюту - товары потребления, в том числе продукты питания, за границей. Это дешевле, нежели производить их здесь, в России за «дорогие» рубли.
Поэтому, чтобы покрывать отрицательное сальдо доходов и расходов, где расходы существенно превышали доходы, сельскохозяйственные предприятия - бывшие колхозы стали либо разоряться, либо залезать в долговую кабалу к банковскому капиталу, под залог того единственного, что у них ещё оставалось: собственного имущества.
Всё это постепенно привело к тому, что, например, в первом полугодии 2006 года в Тверской области сумма кредиторской задолженности, подлежащая реструктуризации, составляла уже 386 млн. рублей, в том числе по основному долгу 220 млн. рублей. Задолженность по налогам и сборам, страховым взносам в государственные внебюджетные фонды составляла 198 млн. рублей, из которых сумма долга по взносам во внебюджетные фонды - 110 млн. рублей. Задолженность по бюджетным ссудам (кредитам) составляла 18 млн. рублей, по поставщикам и подрядчикам - 4 млн. рублей. Сумма пеней и штрафов в отсрочке составляла 166 млн. рублей, которые будут списываться пропорционально погашению основного долга. Таким образом, общая задолженность сельскохозяйственных предприятий достигла порядка 672 млн. рублей, что соответствовало почти половине всего оборота сельхозпродукции региона за год!
Кризис августа 1998 года привёл к некоторому улучшению положения российских товарных сельскохозяйственных производителей по сравнению с резким обвалом 1990-х годов.
После того, как 17 августа ГКО рухнули из-за того, что государство не смогло в какой-то момент вернуть долг, так как строило «пирамиду» - гасило старые ГКО не из прибыли и не из налогов, а из всё новых привлечённых платежей по ГКО, то одновременно было разрушено и основание «сильного» рубля. Банки начали скупать валюту. Уже к концу августа рубль обесценился на 50% - упал с 6,2 рубля за доллар более чем до 9 рублей. К концу сентября доллар стоил уже 16 рублей, а к концу 1998 года приблизился к отметке 21 рубль за доллар. Итого меньше чем за полгода рубль подешевел примерно в 3,3 раза.
Девальвация (обесценивание) национальной валюты означает, что импорт начинает резко дорожать. Если раньше вы, например, на 6 рублей могли закупить за границей «Сникерсов» или бекона на 1 доллар, то теперь, имея 6 рублей, вы можете закупиться только на 30 центов. Многие категории импорта становятся невыгодными. Второй составляющей оживления сельскохозяйственного производства после кризиса августа 1998 года стало «падение» зарплат, которые выплачиваются в рублях. После кризиса человек как получал 6000 рублей, так и продолжал их получать. Однако в долларах это означало падение покупательной способности с 1000 до 300 долларов, то есть в 3 раза. Всё это привело к тому, что крупному капиталу стало выгоднее производить товары пищевой промышленности в России: за дешёвый рубль, и за низкую заработную плату. Себестоимость российской сельскохозяйственной продукции снизилась, и это сделало производство отдельных видов сельхозпродукции конкурентоспособным. Капиталы начали перетекать из импорта/экспорта продовольствия в аграрное производство на местах. Здесь надо помнить, что в 1998 году можно было найти «лишние» капиталы для вложений, так как дефолт был исключительно российским явлением, а мировая экономии чувствовала себя в то время относительно не плохо.
Таким образом, к началу 2000-х годов в агропромышленном комплексе сложилась следующая ситуация. Подавляющее большинство бывших советских колхозов и совхозов к этому времени полностью разорилось и прекратило своё существование, а их имущество было либо распродано в годы «реформ» за долги «с молотка», либо банально расхищено. Бывшие сельские рабочие в них постепенно маргинализировались и живут, в основном, за счёт государственной пенсии и торговли последними остатками былого колхозного имущества, а почти вся молодёжь переехала в города на учёбу и работу.
Меньшинство бывших советских колхозов и совхозов, преобразовавшись в сельскохозяйственные предприятия, и сейчас активно занимается аграрным производством, но постоянное балансирование на грани разорения заставляет их работать, в основном, на погашение ранее взятых кредитов. Сельские рабочие в них, как правило, влачат нищенское или полунищенское существование и стремятся, по мере возможности, перебраться на работу в города.
Лишь крайне небольшая часть сельскохозяйственных предприятий, главным образом те из них, что находятся вблизи крупных городских центров, и в особенности около Москвы и Петербурга, работает довольно успешно, принося своим владельцам ощутимую прибыль. Однако тяжесть набранных в 1990-е годы кредитных гирь, тянет и их ко дну. В них средний рабочий получает по сельским меркам довольно высокую заработную плату, но масштабных средств на развитие аграрного производства: на обновление машинно-тракторного парка, приобретение удобрений, горюче-смазочных материалов и т.п., таким сельхозпредприятиям уже не хватает.
Вот почему мы выдвигаем тезис списания долгов сельскохозяйственных предприятий по кредитам. Подобная мера приведёт к некоему состоянию tabula rasa, чистого листа в агропромышленном комплексе. А это несёт прямые выгоды для сельских товаропроизводителей: с одной стороны, «на ладан дышащее» меньшинство сельскохозяйственных предприятий сможет без особого ущерба для собственной рентабельности повысить крайне низкий материальный уровень своих работников и начать, за счёт средств шедших ранее на погашение кредитных задолженностей, постепенно вкладывать в расширение производства; а с другой - небольшая часть успешных сельскохозяйственных предприятий получит возможность сразу же вложить высвободившиеся средства в дальнейшее развитие - закупку техники, удобрений и пр.
Проблема №2. Диспаритет цен между сельскохозяйственными и промышленными товарами.
Ещё перед советской экономикой 1920-х годов встала во весь рост проблема диспаритета цен на промышленную и сельскохозяйственную продукции, получившая название «ножниц цен». Рост промышленного производства после семи лет разрухи сначала мировой империалистической, а потом и гражданской войны шёл очень медленно, постоянно отставая от бурного возрождения частного сельского хозяйства. Из-за этого между двумя секторами экономики возник перекос, выражавшийся в «ножницах» между высокими ценами на промышленные товары и низкими - на сельскохозяйственные. Поскольку многие крестьяне не в состоянии были покупать промышленные товары, то и не имели серьёзных побуждений продавать свою продукцию, «ножницы» постоянно угрожали «обрезать» экономические связи между городом и деревней и разрушить сложившийся в результате революции политический союз рабочих и крестьян. Ликвидировать «ножницы» в чрезвычайно тяжёлых экономических условиях 1920-х годов можно было только путём систематического снижения цен на промышленные товары, а не повышения цен на сельхозпродукцию. Но для этого потребовалась рационализация, модернизация и концентрация промышленного производства, которой невозможно было добиться без общего планирования народного хозяйства.
В наши дни, после реставрации капиталистических отношений в экономике, эта старая проблема вновь стала животрепещущей и актуальной. Однако если в советском обществе 1920-х годов прибыль, «вырезанная» из сельского хозяйства подобными «ножницами», шла почти целиком и полностью на дальнейшее развитие государственной индустрии и тем самым приводила к росту благосостояния трудящихся, то сейчас эта прибыль целиком и полностью оседает в карманах отдельных капиталистов - собственников перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию компаний.
В сельском хозяйстве цены диктует перерабатывающее звено, так как оно непосредственно создаёт готовый продукт. Собственники перерабатывающих предприятий, как и капиталисты в любой другой сфере производства, стремятся лишь к одному - максимальной прибыли. Поэтому им выгодно держать закупочные цены на как можно более низком уровне, но продают они уже готовый продукт по среднерыночной цене. И это в лучшем случае. Если монополисты по производству того или иного вида сельхозпродукции захватывают рынок в своём или в ряде регионов, то соответственно и цены начинают зависеть, во многом, только от аппетитов монополий и общей покупательной способности жителей региона.
Так, например, ситуация с молоком в Тверской области следующая. Себестоимость 1 литра молока на тверском животноводческом комплексе «Литвинки» составила в 2008 году 5 рублей 87 копеек. Сдавало же сельскохозяйственное предприятие молоко на молокозаводы региона в среднем по цене 7 рублей 68 копеек за литр. То есть прибыль предприятия с одного литра молоко составила всего 1 рубль 81 копейку. И это притом, что животноводческий комплекс «Литвинки» обладает современным высокотехнологичным доильным оборудованием, соответствующим европейским стандартам стадом крупного рогатого скота и сбалансированными качественными кормами. В то же время в магазинах города цена одного пакета молока в 2008 году колебалась от 20 рублей за литр и выше. Чистая прибыль здесь для собственников молокозаводов составила порядка 6-8 рублей с одного литра, естественно, за вычетом расходов, связанных с пастеризацией молока, его упаковкой, транспортными расходами по доставке и магазинной наценки.
Сходным образом обстоит дело и с производством яиц. Себестоимость одного десятка яиц на птицефабрике «Завидовская» Конаковского района в конце 2007 года составила немногим более 8 рублей. Реализовывало же предприятие десяток яиц торговым компаниям города Москвы, Тверской и Московской областей по цене 10 рублей. В то же время эти торговые компании продавали через свою розничную сеть десяток яиц по цене не менее чем 25 рублей за десяток. Чистая прибыль для торговых компаний, за вычетом накладных расходов, составила почти 10 рублей с одного десятка яиц, то есть порядка 100%!
Такое положение не даёт возможности успешно работающим сельскохозяйственным предприятиям ни систематически повышать материальный достаток своих работников, ни вкладывать свободные средства в дальнейшее развитие производства. Ещё один существенный аспект проблемы «ножницы цен» состоит в том, что оплата сверхприбылей собственникам перерабатывающих предприятий и торговых компаний ложится целиком и полностью на плечи городского рабочего класса, трудящихся.
Поэтому национализация перабатывающих предприятий и торговых компаний позволит соединить два очень важных процесса: с одной стороны, поднять закупочные цены на сельхозпродукцию, а с другой - снизить цены для конечного потребителя, городских рабочих. А от этого уже ощутимая выгода, как самим сельскохозяйственным предприятиям, так и рабочим, трудящимся города.
КОМЕНТЫ
***
нужно создавать корпорации,которые контролируют производство продуктов питания начиная от производства, до непосредственной продажи конечному потребителю))
***
Прекрасно зарекомендовали себя белорусские агрогородки : компактные поселения вокруг нескольких сельхозпредприятий. Безусловно здесь нужна поддержка государства. В общем тот же совхоз, только с использованием новейших технологий
***
http://m-kalashnikov.livejournal.com/390545.html
Украина кроме экстерного заселения мусульманами Закарпатье, запланировала еще одну беду...
Янукович начинает терять позиции- у него "обицянка цяцянка"!
Августина Волошина и еще 14 Героев Украины могут лишить этого звания
САЙТ ПОДКАРПАТСКАЯ РУСЬ