Воинское искусство ("Тихоокеанская премьера")
"Послушайте, мичман, я расскажу вам одну басню про японский флот". Так начинается один из лучших прогонов Переслегина, по крайней мере, по моему скромному мнению. Это из книги "Тихоокеанская премьера": 1905 год, Япония только что победила в Русско-японской войне, и адмирал Того разговаривает с мичманом Ямамото, будущим командующим японского флота. Адмирал Ямамото вспоминает их разговор во время Второй мировой войны; в значительной степени, он происходит в голове Ямамото, и не исключено, что молодой Ямамото просто выдумал тот случай.
Как бы то ни было, вот моя любимая часть:
" - ...А то как ведь это обычно получается? Окончил молодой мичман училище, хорошо окончил... выбирает назначение. Куда? Конечно, артиллерийским офицером на "Микасу", - по лицу адмирала прошла темноватая тень, - я хотел сказать, на "Фудзи". Служит. Отменно служит, механизмы башни выучил как дважды два, ротой комадует, на учениях стреляет - любо-дорого посмотреть. И конечно, ему дают следующее звание. Башней уже управлять как-то не по чину. И идёт наш бедолага артиллерийским помошником.
Это назвается "забудьте всё, чему вас учили раньше". Потому как теперь все эти поворотные механизмы, заевшие шкивы и самовзрывающаяся шимоза нашего лейтенанта не интересуют. И начинает он почитывать английские журнальчики и конструировать из фанеры "файринг директоры", досаждая своему командиру просьбами укрепить шатающийся боевой марс и снять с того всё лишнее.
А потом лейтенанту дадут ещё одну "звёздочку" и сделают старшим офицером. И придётся ему разбираться в командных подштанниках, запасах леща для офицеров и драке, которую учинил пьяный боцман во время визита вежливости в Сан-Франциско.
На этом большинство ломается. Но наш ведь не из таких. Он прослужит года три-четыре, приобретёт опыт купца-хозяйственника... тут как раз его назначат командиром на миноносец.
До сего дня он кораблём не командовал и "как это делается" не знает даже приблизительно. А кроме того, на эсминцах он не служил. Там ведь всё по-другому. И приходится нашему лейтенанту, вернее, уже капитану, снова учится. И со временем он начинает разбираться в шхерах, торпедных треугольниках и особенностях швартовки с ходу. А дальше? Дальше-то что, мичман?
- Его переводят на броненосец. Как опытного и умелого командира истребителя.
- Примем для определённости, что войны нет, следовательно, броненосец большую часть времени стоит в Сасебо, а в праздники отдаёт визиты вежливости или принимает делегации союзников. Придётся капитану теперь освоить курс хороших манер и основы военно-морской дипломатии.
(...)
На свой страх и риск мичман нарочито громко продолжит:
- Сначала он, конечно, сунется к артиллеристам - поучить.
- Да, там ему вежливо ответят, что на таких дистанциях, на которых стреляли в его молодости, они добиваются 75 процентов попаданий с закрытыми глазами, и он уйдёт, неожиданно осознав себя пожилым человеком. На море это происходит как-то сразу: ещё вчера ты думал о том дне, когда встанешь на мостик и заменишь эту старую перечницу - бывшего капитана, который пришёл на флот во времена пароходо-фрегатов и воспитывался на впечатляющих примерах стрельбы мониторов Севера по деревянным броненосцам американского Юга, если вообще не на опыте Крымской войны, и до сих пор, увидев противника, порывается скомандовать: "Паруса ставить! Левый галс! Приготовиться к абордажу!" - и Того замолчал.
Ямамото, мысленно продолжая этот разговор, подумает, что наш "уже капитан" напьётся у себя в командирской каюте, потому что нет никаких сил снова начинать с нуля. Старость - не возраст, это такое состояние души, когда очень трудно затевать любое новое дело. Но он вспомнит об Империи, долге, о сыне и возьмёт себя в руки...
- За последующие годы он, думаю, выучит штурманское дело, - холодно заметит Того, - Потому как командир броненосца, который всецело полагается на штурмана, заканчивает чаще всего позорной отставкой.
(...)
- И его наконец произведут в адмиралы, - усмехнувшись, заметит Ямамото...
- И тут как раз начнётся война, - эхом откликнется Того. - И вот ранним утром он обнаружит на встречном курсе неприятельскую эскадру. И скорость сближения будет не 20 узлов, как это получилось у меня с русскими, а все пятьдесят. И нужно будет дать команду - всего одну, чтобы вступить в бой в максимально выгодной конфигурации. Гладь воды. Наши корабли и их корабли. Дым, видимость, угол поворота башни, расстояние. Нет времени ни считать, ни прикидывать. Сейчас должен "сыграть" опыт, талант, умение. И он мучительно вспоминает свою жизнь, надеясь, что что-то из прошлого подскажет ему два слова: курс и скорость. Как же, он ведь профессионал. Он учился морскому делу всю жизнь!"
Как бы то ни было, вот моя любимая часть:
" - ...А то как ведь это обычно получается? Окончил молодой мичман училище, хорошо окончил... выбирает назначение. Куда? Конечно, артиллерийским офицером на "Микасу", - по лицу адмирала прошла темноватая тень, - я хотел сказать, на "Фудзи". Служит. Отменно служит, механизмы башни выучил как дважды два, ротой комадует, на учениях стреляет - любо-дорого посмотреть. И конечно, ему дают следующее звание. Башней уже управлять как-то не по чину. И идёт наш бедолага артиллерийским помошником.
Это назвается "забудьте всё, чему вас учили раньше". Потому как теперь все эти поворотные механизмы, заевшие шкивы и самовзрывающаяся шимоза нашего лейтенанта не интересуют. И начинает он почитывать английские журнальчики и конструировать из фанеры "файринг директоры", досаждая своему командиру просьбами укрепить шатающийся боевой марс и снять с того всё лишнее.
А потом лейтенанту дадут ещё одну "звёздочку" и сделают старшим офицером. И придётся ему разбираться в командных подштанниках, запасах леща для офицеров и драке, которую учинил пьяный боцман во время визита вежливости в Сан-Франциско.
На этом большинство ломается. Но наш ведь не из таких. Он прослужит года три-четыре, приобретёт опыт купца-хозяйственника... тут как раз его назначат командиром на миноносец.
До сего дня он кораблём не командовал и "как это делается" не знает даже приблизительно. А кроме того, на эсминцах он не служил. Там ведь всё по-другому. И приходится нашему лейтенанту, вернее, уже капитану, снова учится. И со временем он начинает разбираться в шхерах, торпедных треугольниках и особенностях швартовки с ходу. А дальше? Дальше-то что, мичман?
- Его переводят на броненосец. Как опытного и умелого командира истребителя.
- Примем для определённости, что войны нет, следовательно, броненосец большую часть времени стоит в Сасебо, а в праздники отдаёт визиты вежливости или принимает делегации союзников. Придётся капитану теперь освоить курс хороших манер и основы военно-морской дипломатии.
(...)
На свой страх и риск мичман нарочито громко продолжит:
- Сначала он, конечно, сунется к артиллеристам - поучить.
- Да, там ему вежливо ответят, что на таких дистанциях, на которых стреляли в его молодости, они добиваются 75 процентов попаданий с закрытыми глазами, и он уйдёт, неожиданно осознав себя пожилым человеком. На море это происходит как-то сразу: ещё вчера ты думал о том дне, когда встанешь на мостик и заменишь эту старую перечницу - бывшего капитана, который пришёл на флот во времена пароходо-фрегатов и воспитывался на впечатляющих примерах стрельбы мониторов Севера по деревянным броненосцам американского Юга, если вообще не на опыте Крымской войны, и до сих пор, увидев противника, порывается скомандовать: "Паруса ставить! Левый галс! Приготовиться к абордажу!" - и Того замолчал.
Ямамото, мысленно продолжая этот разговор, подумает, что наш "уже капитан" напьётся у себя в командирской каюте, потому что нет никаких сил снова начинать с нуля. Старость - не возраст, это такое состояние души, когда очень трудно затевать любое новое дело. Но он вспомнит об Империи, долге, о сыне и возьмёт себя в руки...
- За последующие годы он, думаю, выучит штурманское дело, - холодно заметит Того, - Потому как командир броненосца, который всецело полагается на штурмана, заканчивает чаще всего позорной отставкой.
(...)
- И его наконец произведут в адмиралы, - усмехнувшись, заметит Ямамото...
- И тут как раз начнётся война, - эхом откликнется Того. - И вот ранним утром он обнаружит на встречном курсе неприятельскую эскадру. И скорость сближения будет не 20 узлов, как это получилось у меня с русскими, а все пятьдесят. И нужно будет дать команду - всего одну, чтобы вступить в бой в максимально выгодной конфигурации. Гладь воды. Наши корабли и их корабли. Дым, видимость, угол поворота башни, расстояние. Нет времени ни считать, ни прикидывать. Сейчас должен "сыграть" опыт, талант, умение. И он мучительно вспоминает свою жизнь, надеясь, что что-то из прошлого подскажет ему два слова: курс и скорость. Как же, он ведь профессионал. Он учился морскому делу всю жизнь!"