(тайные общества-братства, материалы)
Игорь Андреев, "В джунглях прапамяти"
"В процессе эволюции самобытной африканской цивилизации первичное “социальное” братство по возрасту постепенно уступало место особого типа содружеству, комплектующемуся путем выстраивания иерархической пирамиды групп сверстников. По сути дела, речь идет о вполне естественной конкуренции между кровнородственным и функционально-возрастными принципами организации этноплеменной общности. Такого типа параструктурой по отношению к “нормальной”, привычной, общепризнанной и достаточно досконально изученной кровнородственной системе родоплеменных вождей и межплеменных “королей” выступают секретные ритуальные сообщества.
Поэтому во Фритаунском университете, например, изучение подобных обществ осуществляется главным образом под углом зрения их роли хранителей народных традиций и своего рода “противовеса” всем иным видам власти и любого социально-психологического подавления “своих” соплеменников, откуда бы оно ни исходило.
Тайные ритуальные корпорации были и остаются важным элементом социального устройства в рамках самобытной африканской цивилизации. Одна из их важнейших функций - контроль за системой местной власти, деятельностью региональных вождей и этнических “королей”, превентивное ограничение автократизма тех и других. Они специфическими средствами осуществляют “традиционное правосудие”, обеспечивая строгое соблюдение обычаев, в том числе выгодных высшим должностным лицам секретных союзов, с целью замены еще сохраняющихся институтов первобытной демократии геронтократией - безоговорочным господством стариков. Последние стремятся укрепить свое положение, удерживая за собой вековые секреты и некоторые функции, предоставляемые в ритуальном обществе старшим по возрасту и по рангу.
При этом перенесенная из возрастных братств и объединений привычка взаимопомощи и взаимозаменяемости в критических ситуациях трансформируется в мистический, окутанный зловещими ритуалами языческий фанатизм.
Эпитет “тайные” отнюдь не словесное украшение описываемого явления. Это одна из его ключевых, сущностных характеристик. Ритуальные товарищества буквально сотканы из эмоций страха, магии и мистики, примитивной секретности и жестокого террора. Впрочем, в самой этой скрытности есть специфическая оборотная сторона - активное афиширование акций, осуществленных братством (в том числе через незатейливый, но надежный механизм слухов и домыслов) при строгом сохранении инкогнито их участников.
Такого рода конспиративность обусловлена прежде всего стремлением скрыть факт косвенного (а иногда и прямого) нарушения кровнородственной солидарности, обезопасить себя от наказания со стороны родовых старейшин, предков и их духов, а также от возможной мести со стороны священных тотемов. Поэтому в церемониях и ритуалах “братья” участвуют переодетыми (причем в “тайной” одежде проявляется тенденция к унификации), называют друг друга “тайными” именами, подчиняются “тайным” командам и вообще обмениваются только “тайными” условными знаками, что сводит на нет риск быть узнанными со стороны непосвященных и гарантирует определенную безопасность от возможных репрессий со стороны авторитарного руководства кровнородственной организации либо карательных органов государства. Не случайно в окутавшей деятельность тайных ритуальных обществ плотной пелене мистицизма и гипнотического ореола на первом месте, как правило, фигурирует феномен невидимости и неузнаваемости, а также различные реальные и мистические средства его достижения.
Другой аспект таинственности ритуальных братств заключается в функции устрашения непосвященных и злостных нарушителей веками установившихся традиций и обычаев. Кровную месть за ритуальные убийства во время жертвенных церемоний или в ходе “тайных” расправ с виновными конкретно некому адресовать, тем более что такое товарищество отнюдь не является совокупностью родственников, по традиции солидарно ответственных за содеянное, а переодевание и ритуальная экипировка деперсонифицируют участников подобных “тайных” репрессий. Именно “скрытность” членства в секретных ритуальных товариществах позволяет его руководителям постоянно получать необходимую информацию о различных аспектах социальной жизни в рамках кровнородственных структур, оперативно и метко осуществлять акты террора и другие действия. Это ускоряет, в принципе, естественное разложение последних, порождая подозрительность, опасение вездесущих “невидимых” глаз и ушей “посвященных”.
Кстати, механизм запугивания - это не только форма регулирования отношений с непосвященными, он пронизывает и внутрикорпоративные связи. В тайных союзах всемерно поддерживается страх перед коллективной местью братства в случае малейшего отступления от его устава и неповиновения руководству.
Так возникло своего рода раздвоение первичной публичной власти через формирование ее “теневой” параллельной структуры, заимствовавшей многие черты исходного кровнородственного механизма социального регулирования".
"Если коротко, то заговор - это высшее проявление социального разума, точнее - та точка, где этот разум перепрыгивает выше себя и становится “антисоциальным”. Несколько человек, способных сговориться между собой за спиной всех остальных (то есть общества как такового) по поводу того, что они будут с обществом делать, имеют все шансы добиться своего - этот кошмар терзал общество с момента его появления.
Договор противоположен Заговору, как публичное - тайному, как явное - скрытому, как совершаемое при свете дня - таящемуся в ночи. Договор - это действие, совершаемое между несколькими людьми, но на глазах общества, при поддержке общества, и с обязательным учётом его интересов. Здесь, собственно, и начинается проблематика “реальной власти”. Власть и Договор возникли как антитеза заговору, в ответ на - действительные, или только возможные - действия заговорщиков. Именно в этом состоит “тайна власти”. Она появилась _второй_" (Константин Крылов, "О конспирологии").
"И вот на голову “исполнителю” надевается священная маска. В ней африканец как бы перестает быть самим собой - таким, каким его привыкли видеть другие и каким он сам привык себя ощущать. Индивид становится совершенно другим, “возвращается” в раннеэволюционный мир зоологии. Иначе говоря, ритуальная маска для него - отнюдь не средство маскировки, а своего рода завещанный предками ключ к психологическому перевоплощению.
Но вот жуткая расправа свершилась. Дело сделано. Вгоняющая в дрожь нервная дробь чутких тамтамов сменяется постепенным переходом на плавно-замедленный, успокаивающий, угасающий, убаюкивающий ритм. Забрызганные кровью “леопарды”, изнемогая после пережитого напряжения, валятся на землю, снимают маски, прочую церемониальную амуницию, “отключаются” и... почти мгновенно засыпают. Затемно в крохотном озерце, сохранившемся со времени сезона дождей, они совершат ритуальное омовение, чтобы снять с души грех и кошмар происшедшей расправы, и как ни в чем не бывало еще до первых петухов возвратятся в родные хижины. Домочадцы несомненно слышали зловещую ритмику ритуальных тамтамов, а потому, естественно, не зная подробностей происшедшего, догадываются, что минувшей ночью тайное общество вершило свое зловещее “правосудие”. Но вопросов, естественно, не задают, дабы не стать его следующей жертвой и не искушать по неосторожности отца, брата или мужа. Спасибо предкам, что не они сами стали объектом их праведного гнева!
Кстати, отнюдь не исключается определенная степень родства между ритуальными палачами и их жертвами, нередко братьями. Во всяком случае, вызов “конкурирующим” кровнородственным отношениям принципиально поощряется неписаным уставом большинства секретных товариществ. Тем самым достигается еще и другая цель: крепче “повязать” новообращенных и продемонстрировать им на деле реальную цену возможного отступничества.
Что же это за мир, населенный какими-то оборотнями: днем - нормальными, по крайней мере с виду, людьми, ночью - жестокими, злобно-агрессивными животными, нелюдями? Где ключ к рациональному (без мистики) пониманию такого рода иррациональных явлений, раскрытия сложного психологического механизма столь удивительных групповых перевоплощений? Не означает ли это, что в глубинах человеческого мозга есть нечто, эффективно резонирующее с далеким-предалеким, еще животным, зоологическим прошлым?
Ветер времени не только загоняет традиционные ритуальные общества во все более глухие уголки континента, но и заставляет их трансформироваться, приспосабливаться к постоянно изменяющимся условиям жизни и деятельности населения стран Тропической Африки. Еще в колониальный период верхушка некоторых ритуальных союзов пошла на тайный контакт с марионеточными властями на местах. Используя свой многовековой авторитет и невидимый постороннему глазу мощный репрессивный аппарат принуждения, она заставляла, например, соотечественников и соплеменников выращивать чуждые местному менталитету экспортные культуры, изготовлять ремесленные изделия, имеющие коммерческий спрос и, таким образом, профанирующие их первоначальный смысл. Колониальные власти добивались таким путем уплаты установленных ими налогов, а лидеры тайных ассоциаций бессовестно и бесконтрольно присваивали себе значительную часть выручки, полученной от скупщиков.
В Сьерра-Леоне ритуальное общество Поро издавна играло и до сих пор продолжает играть кое-где роль тайной судебной коллегии по отношению ко всем племенам, с которыми оно связано. Одной из его важнейших функций издавна было взыскание долгов и наказание неисправных должников; другой - подавление межплеменной розни. В выполнении акций второго рода карательный корпус братства составляли все члены Поро, нейтральных племенных групп, которые ночью, вооруженные, в устрашающих масках, нападали на селения “провинившегося” племени.
Превентивные меры против местнических тенденций родовой верхушки с целью расчистки торговых путей, включая, естественно, контрабандистские тропы, к океанскому побережью, а также взыскания долгов с помощью “замаскированных сыщиков” осуществляет тайное общество Игбо (“Пантера”) в Камеруне и ряде сопредельных стран. На трупах жертв своих расправ его члены оставляли “тайную” метку: они прокусывали им сонную артерию щипцами, по форме копирующими след зубов пантеры...
...Обретение африканскими странами политической независимости еще больше изменило ситуацию на континенте. Но и в ней традиционные тайные союзы нашли свое место порою в самых головоломных раскладах пришедших к власти политических и социальных сил. Наиболее причудливым оно оказалось, пожалуй, в Либерии - стране, основанной потомками африканских рабов, вернувшимися на свою историческую родину с американского континента. Достаточно одного примера: в середине 60-х годов пост верховного руководителя тайного ритуального общества Поро занял... глава государства - президент страны У.-Ш. Табмен, являвшийся по совместительству гроссмейстером местного ордена масонов и протестантским священником".
Елисеев писал о том, что первые кардиналы были выходцами из культа бога войны, и, условно говоря, надевали рясы прямо на татуировки с изображением волчьей головы.
"Однако весьма часто тайные мужские союзы пытались действовать под прикрытием официальных структур. Одной из таких структур, судя по всему, и была Римская Курия - изначально языческая организация, которая состояла из магистратов, выполняющих жреческие функции и именовавшихся кардиналами, имеющими право отворять или же затворять cardo - ворота в иные миры. Она являлась одним из инициаторов охоты на ведьм. Не исключено, что курия и христианизировалась с тем, чтобы противодействовать феминократическому движению, которое усилилось на закате Римской империи" (Александр Елисеев, "Ведьмы и Мертвецы").
Тезисы его статьи с точки зрения моего мира некорректны, но вот этот момент довольно точен.
"Ликвидация неграмотности, просвещение, приток деревенских жителей в города неумолимо подтачивают демографический и психологический фундамент древних механизмов социального регулирования и общественного контроля. К тому же во многих странах деятельность тайных обществ официально запрещена властями, нередко под давлением традиционных вождей, сотрудничающих с правительствами, и западных экспертов по вопросам демократии и прав человека. Под усиленным контролем со стороны этих сил нелегальные ритуальные ассоциации медленно, но неуклонно уходят в темную часть суток и теневую экономику, хотя их эмоционально-психологическое влияние на население все еще остается важным политическим фактором, не считаться с которым неразумно. Организующая роль таких ассоциаций может заключаться в сохранении и перенесении в современность эгалитарных норм общения и обычаев непосредственной демократии, сложившихся на заре человеческой истории, в подавлении неподвластной правоохранительным органам государства коррупции и пресечении злостного обогащения “новых африканцев” за счет соплеменников и родственников. Нередко в далеком прошлом они брали на себя роль этаких коллективных чернокожих робин-гудов, освобождавших обреченных на продажу в заокеанское рабство соплеменников, громивших фактории работорговцев и сжигавших храмы их невольных пособников - католических миссионеров. На них вынуждены были “оглядываться” в своих непомерных амбициях и имущественных претензиях многие архаические правители, не без оснований опасаясь кровавого “импичмента”. Однако сегодня эти древнейшие из известных человечеству примитивных ассоциаций зачастую становятся предметом заумных политических интриг и комбинаций, эффективным средством манипулирования массовым мифологическим сознанием и традиционным поведением в принципиально изменившихся социальных условиях.
Например, в полумиллионном нигерийском университетском городе Иле-Ифе верхушка тайного общества Огбони обладает реальной административной и экономической властью. Именно она “дирижирует” деятельностью мэрии и других городских институтов, поддерживая “свое” предпринимательство, регулируя мистическими средствами ценообразование, вводя запрет и разрешение на определенные виды хозяйственных работ, например, лов рыбы и сбор орехов. У членов этого объединения свои особые дома-явки, куда не могут проникнуть непосвященные. При встрече они обмениваются особым рукопожатием левой рукой со специфическим прищелкиванием пальцами, которое очень трудно воспроизвести, даже если ты его видел неоднократно. Временами барабаны общества особым боем сигнализируют запрет выхода на улицы города женщинам и непосвященным, объявляя своего рода ритуальный “комендантский час”.
Поистине “новым словом” в тысячелетней истории тайных ритуальных союзов стало появление в некоторых университетских городках Нигерии нелегальных студенческих обществ. Им инкриминируют сексуальные оргии, ночные шабаши на кладбищах, кровавые драки, нападения на неугодных профессоров, кражу малых детей с целью вымогательства выкупа. Особая опасность такого рода подпольных организаций заключается в том, что в них очень низкий возрастной ценз. Сюда входят люди молодые, энергичные, с фантазией, имеющие доступ к современным источникам информации и новейшим техническим средствам, включая компьютерно-информационные технологии и электронные средства связи, то есть как раз те, кто призван в ближайшие годы пополнить интеллектуальную элиту страны, но может переродиться в ее “интеллигентный” преступный синдикат.
Стремясь избежать этого, правительство страны усиленно внедряет в тайные студенческие общества своих агентов и информаторов. Однако тысячелетиями отшлифованная “система бдительности”, включающая в себя сменные пароли на различных местных языках и племенных диалектах, изощренные коды, тайные сленги и мистические символы, ставит стараниям властей серьезный барьер... Словом, сам по себе быстрый рост уровня образованности отнюдь не исключает специфического возрождения древних тайных союзов на качественно новой цивилизационной основе. Мертвый, гласит старая латинская пословица, воистину хватает живого!
Там же, в Нигерии, зафиксировано использование двух альтернативных тайных союзов - уже упомянутого Огбони и обвиняемого в ритуальных убийствах Овегбе - противоборствующими, в том числе на выборах, политическими партиями. Кроме того, в штате Бендел учеными выявлены некоторые достаточно убедительные факты существования тесного альянса между преступными авторитетами, коррумпированными элементами в полиции штата и “братвой” местного тайного общества. Причем именно последняя, выиграв нелегкую конкурентную борьбу, подчинила своему суровому влиянию не только обладающих властными прерогативами традиционных вождей, но также низовые репрессивные, правоохранительные, судебные и гражданские службы, лишив тем самым правительство страны возможности активно использовать свой аппарат против набравшей силу сепаратистской этномафии.
В современных тайных ритуальных обществах есть и криминальная ветвь. Помимо разборок из-за дележа сфер влияния, рэкета, контрабанды, “выбивания” долгов здесь практикуется похищение детей и взрослых с целью получения выкупа. Кроме того, эти общества с присущими им ритуалами используются в качестве “крыши” для всякого рода расплодившихся в Африке масонских лож и иных тайных сообществ, импортированных из Европы, а частично из Азии.
Секретные ритуальные общества в современной Тропической Африке - неотъемлемая составная в самобытной цивилизации континента. Поостережемся относить их к числу допотопных ублюдочных социальных реликтов, место которым на свалке истории и которые, мол, в наш просвещенный век сами собой растают на ветрах современности. Пока что они, повторяю, остаются достаточно серьезным инструментом традиционной власти, в лучшем случае автономной и “терпимой” по отношению к центральному правительству, в худшем - выступающей мистифицированной опорой оппозиции, сепаратизма и криминала.
И вообще многое в атрибутике современных мафиозных структур - специфическая мифологическая “калька” с тайных ритуально-мифологических обществ, зарождение и существование которых уходит в глубину тысячелетий".
"В процессе эволюции самобытной африканской цивилизации первичное “социальное” братство по возрасту постепенно уступало место особого типа содружеству, комплектующемуся путем выстраивания иерархической пирамиды групп сверстников. По сути дела, речь идет о вполне естественной конкуренции между кровнородственным и функционально-возрастными принципами организации этноплеменной общности. Такого типа параструктурой по отношению к “нормальной”, привычной, общепризнанной и достаточно досконально изученной кровнородственной системе родоплеменных вождей и межплеменных “королей” выступают секретные ритуальные сообщества.
Поэтому во Фритаунском университете, например, изучение подобных обществ осуществляется главным образом под углом зрения их роли хранителей народных традиций и своего рода “противовеса” всем иным видам власти и любого социально-психологического подавления “своих” соплеменников, откуда бы оно ни исходило.
Тайные ритуальные корпорации были и остаются важным элементом социального устройства в рамках самобытной африканской цивилизации. Одна из их важнейших функций - контроль за системой местной власти, деятельностью региональных вождей и этнических “королей”, превентивное ограничение автократизма тех и других. Они специфическими средствами осуществляют “традиционное правосудие”, обеспечивая строгое соблюдение обычаев, в том числе выгодных высшим должностным лицам секретных союзов, с целью замены еще сохраняющихся институтов первобытной демократии геронтократией - безоговорочным господством стариков. Последние стремятся укрепить свое положение, удерживая за собой вековые секреты и некоторые функции, предоставляемые в ритуальном обществе старшим по возрасту и по рангу.
При этом перенесенная из возрастных братств и объединений привычка взаимопомощи и взаимозаменяемости в критических ситуациях трансформируется в мистический, окутанный зловещими ритуалами языческий фанатизм.
Эпитет “тайные” отнюдь не словесное украшение описываемого явления. Это одна из его ключевых, сущностных характеристик. Ритуальные товарищества буквально сотканы из эмоций страха, магии и мистики, примитивной секретности и жестокого террора. Впрочем, в самой этой скрытности есть специфическая оборотная сторона - активное афиширование акций, осуществленных братством (в том числе через незатейливый, но надежный механизм слухов и домыслов) при строгом сохранении инкогнито их участников.
Такого рода конспиративность обусловлена прежде всего стремлением скрыть факт косвенного (а иногда и прямого) нарушения кровнородственной солидарности, обезопасить себя от наказания со стороны родовых старейшин, предков и их духов, а также от возможной мести со стороны священных тотемов. Поэтому в церемониях и ритуалах “братья” участвуют переодетыми (причем в “тайной” одежде проявляется тенденция к унификации), называют друг друга “тайными” именами, подчиняются “тайным” командам и вообще обмениваются только “тайными” условными знаками, что сводит на нет риск быть узнанными со стороны непосвященных и гарантирует определенную безопасность от возможных репрессий со стороны авторитарного руководства кровнородственной организации либо карательных органов государства. Не случайно в окутавшей деятельность тайных ритуальных обществ плотной пелене мистицизма и гипнотического ореола на первом месте, как правило, фигурирует феномен невидимости и неузнаваемости, а также различные реальные и мистические средства его достижения.
Другой аспект таинственности ритуальных братств заключается в функции устрашения непосвященных и злостных нарушителей веками установившихся традиций и обычаев. Кровную месть за ритуальные убийства во время жертвенных церемоний или в ходе “тайных” расправ с виновными конкретно некому адресовать, тем более что такое товарищество отнюдь не является совокупностью родственников, по традиции солидарно ответственных за содеянное, а переодевание и ритуальная экипировка деперсонифицируют участников подобных “тайных” репрессий. Именно “скрытность” членства в секретных ритуальных товариществах позволяет его руководителям постоянно получать необходимую информацию о различных аспектах социальной жизни в рамках кровнородственных структур, оперативно и метко осуществлять акты террора и другие действия. Это ускоряет, в принципе, естественное разложение последних, порождая подозрительность, опасение вездесущих “невидимых” глаз и ушей “посвященных”.
Кстати, механизм запугивания - это не только форма регулирования отношений с непосвященными, он пронизывает и внутрикорпоративные связи. В тайных союзах всемерно поддерживается страх перед коллективной местью братства в случае малейшего отступления от его устава и неповиновения руководству.
Так возникло своего рода раздвоение первичной публичной власти через формирование ее “теневой” параллельной структуры, заимствовавшей многие черты исходного кровнородственного механизма социального регулирования".
"Если коротко, то заговор - это высшее проявление социального разума, точнее - та точка, где этот разум перепрыгивает выше себя и становится “антисоциальным”. Несколько человек, способных сговориться между собой за спиной всех остальных (то есть общества как такового) по поводу того, что они будут с обществом делать, имеют все шансы добиться своего - этот кошмар терзал общество с момента его появления.
Договор противоположен Заговору, как публичное - тайному, как явное - скрытому, как совершаемое при свете дня - таящемуся в ночи. Договор - это действие, совершаемое между несколькими людьми, но на глазах общества, при поддержке общества, и с обязательным учётом его интересов. Здесь, собственно, и начинается проблематика “реальной власти”. Власть и Договор возникли как антитеза заговору, в ответ на - действительные, или только возможные - действия заговорщиков. Именно в этом состоит “тайна власти”. Она появилась _второй_" (Константин Крылов, "О конспирологии").
"И вот на голову “исполнителю” надевается священная маска. В ней африканец как бы перестает быть самим собой - таким, каким его привыкли видеть другие и каким он сам привык себя ощущать. Индивид становится совершенно другим, “возвращается” в раннеэволюционный мир зоологии. Иначе говоря, ритуальная маска для него - отнюдь не средство маскировки, а своего рода завещанный предками ключ к психологическому перевоплощению.
Но вот жуткая расправа свершилась. Дело сделано. Вгоняющая в дрожь нервная дробь чутких тамтамов сменяется постепенным переходом на плавно-замедленный, успокаивающий, угасающий, убаюкивающий ритм. Забрызганные кровью “леопарды”, изнемогая после пережитого напряжения, валятся на землю, снимают маски, прочую церемониальную амуницию, “отключаются” и... почти мгновенно засыпают. Затемно в крохотном озерце, сохранившемся со времени сезона дождей, они совершат ритуальное омовение, чтобы снять с души грех и кошмар происшедшей расправы, и как ни в чем не бывало еще до первых петухов возвратятся в родные хижины. Домочадцы несомненно слышали зловещую ритмику ритуальных тамтамов, а потому, естественно, не зная подробностей происшедшего, догадываются, что минувшей ночью тайное общество вершило свое зловещее “правосудие”. Но вопросов, естественно, не задают, дабы не стать его следующей жертвой и не искушать по неосторожности отца, брата или мужа. Спасибо предкам, что не они сами стали объектом их праведного гнева!
Кстати, отнюдь не исключается определенная степень родства между ритуальными палачами и их жертвами, нередко братьями. Во всяком случае, вызов “конкурирующим” кровнородственным отношениям принципиально поощряется неписаным уставом большинства секретных товариществ. Тем самым достигается еще и другая цель: крепче “повязать” новообращенных и продемонстрировать им на деле реальную цену возможного отступничества.
Что же это за мир, населенный какими-то оборотнями: днем - нормальными, по крайней мере с виду, людьми, ночью - жестокими, злобно-агрессивными животными, нелюдями? Где ключ к рациональному (без мистики) пониманию такого рода иррациональных явлений, раскрытия сложного психологического механизма столь удивительных групповых перевоплощений? Не означает ли это, что в глубинах человеческого мозга есть нечто, эффективно резонирующее с далеким-предалеким, еще животным, зоологическим прошлым?
Ветер времени не только загоняет традиционные ритуальные общества во все более глухие уголки континента, но и заставляет их трансформироваться, приспосабливаться к постоянно изменяющимся условиям жизни и деятельности населения стран Тропической Африки. Еще в колониальный период верхушка некоторых ритуальных союзов пошла на тайный контакт с марионеточными властями на местах. Используя свой многовековой авторитет и невидимый постороннему глазу мощный репрессивный аппарат принуждения, она заставляла, например, соотечественников и соплеменников выращивать чуждые местному менталитету экспортные культуры, изготовлять ремесленные изделия, имеющие коммерческий спрос и, таким образом, профанирующие их первоначальный смысл. Колониальные власти добивались таким путем уплаты установленных ими налогов, а лидеры тайных ассоциаций бессовестно и бесконтрольно присваивали себе значительную часть выручки, полученной от скупщиков.
В Сьерра-Леоне ритуальное общество Поро издавна играло и до сих пор продолжает играть кое-где роль тайной судебной коллегии по отношению ко всем племенам, с которыми оно связано. Одной из его важнейших функций издавна было взыскание долгов и наказание неисправных должников; другой - подавление межплеменной розни. В выполнении акций второго рода карательный корпус братства составляли все члены Поро, нейтральных племенных групп, которые ночью, вооруженные, в устрашающих масках, нападали на селения “провинившегося” племени.
Превентивные меры против местнических тенденций родовой верхушки с целью расчистки торговых путей, включая, естественно, контрабандистские тропы, к океанскому побережью, а также взыскания долгов с помощью “замаскированных сыщиков” осуществляет тайное общество Игбо (“Пантера”) в Камеруне и ряде сопредельных стран. На трупах жертв своих расправ его члены оставляли “тайную” метку: они прокусывали им сонную артерию щипцами, по форме копирующими след зубов пантеры...
...Обретение африканскими странами политической независимости еще больше изменило ситуацию на континенте. Но и в ней традиционные тайные союзы нашли свое место порою в самых головоломных раскладах пришедших к власти политических и социальных сил. Наиболее причудливым оно оказалось, пожалуй, в Либерии - стране, основанной потомками африканских рабов, вернувшимися на свою историческую родину с американского континента. Достаточно одного примера: в середине 60-х годов пост верховного руководителя тайного ритуального общества Поро занял... глава государства - президент страны У.-Ш. Табмен, являвшийся по совместительству гроссмейстером местного ордена масонов и протестантским священником".
Елисеев писал о том, что первые кардиналы были выходцами из культа бога войны, и, условно говоря, надевали рясы прямо на татуировки с изображением волчьей головы.
"Однако весьма часто тайные мужские союзы пытались действовать под прикрытием официальных структур. Одной из таких структур, судя по всему, и была Римская Курия - изначально языческая организация, которая состояла из магистратов, выполняющих жреческие функции и именовавшихся кардиналами, имеющими право отворять или же затворять cardo - ворота в иные миры. Она являлась одним из инициаторов охоты на ведьм. Не исключено, что курия и христианизировалась с тем, чтобы противодействовать феминократическому движению, которое усилилось на закате Римской империи" (Александр Елисеев, "Ведьмы и Мертвецы").
Тезисы его статьи с точки зрения моего мира некорректны, но вот этот момент довольно точен.
"Ликвидация неграмотности, просвещение, приток деревенских жителей в города неумолимо подтачивают демографический и психологический фундамент древних механизмов социального регулирования и общественного контроля. К тому же во многих странах деятельность тайных обществ официально запрещена властями, нередко под давлением традиционных вождей, сотрудничающих с правительствами, и западных экспертов по вопросам демократии и прав человека. Под усиленным контролем со стороны этих сил нелегальные ритуальные ассоциации медленно, но неуклонно уходят в темную часть суток и теневую экономику, хотя их эмоционально-психологическое влияние на население все еще остается важным политическим фактором, не считаться с которым неразумно. Организующая роль таких ассоциаций может заключаться в сохранении и перенесении в современность эгалитарных норм общения и обычаев непосредственной демократии, сложившихся на заре человеческой истории, в подавлении неподвластной правоохранительным органам государства коррупции и пресечении злостного обогащения “новых африканцев” за счет соплеменников и родственников. Нередко в далеком прошлом они брали на себя роль этаких коллективных чернокожих робин-гудов, освобождавших обреченных на продажу в заокеанское рабство соплеменников, громивших фактории работорговцев и сжигавших храмы их невольных пособников - католических миссионеров. На них вынуждены были “оглядываться” в своих непомерных амбициях и имущественных претензиях многие архаические правители, не без оснований опасаясь кровавого “импичмента”. Однако сегодня эти древнейшие из известных человечеству примитивных ассоциаций зачастую становятся предметом заумных политических интриг и комбинаций, эффективным средством манипулирования массовым мифологическим сознанием и традиционным поведением в принципиально изменившихся социальных условиях.
Например, в полумиллионном нигерийском университетском городе Иле-Ифе верхушка тайного общества Огбони обладает реальной административной и экономической властью. Именно она “дирижирует” деятельностью мэрии и других городских институтов, поддерживая “свое” предпринимательство, регулируя мистическими средствами ценообразование, вводя запрет и разрешение на определенные виды хозяйственных работ, например, лов рыбы и сбор орехов. У членов этого объединения свои особые дома-явки, куда не могут проникнуть непосвященные. При встрече они обмениваются особым рукопожатием левой рукой со специфическим прищелкиванием пальцами, которое очень трудно воспроизвести, даже если ты его видел неоднократно. Временами барабаны общества особым боем сигнализируют запрет выхода на улицы города женщинам и непосвященным, объявляя своего рода ритуальный “комендантский час”.
Поистине “новым словом” в тысячелетней истории тайных ритуальных союзов стало появление в некоторых университетских городках Нигерии нелегальных студенческих обществ. Им инкриминируют сексуальные оргии, ночные шабаши на кладбищах, кровавые драки, нападения на неугодных профессоров, кражу малых детей с целью вымогательства выкупа. Особая опасность такого рода подпольных организаций заключается в том, что в них очень низкий возрастной ценз. Сюда входят люди молодые, энергичные, с фантазией, имеющие доступ к современным источникам информации и новейшим техническим средствам, включая компьютерно-информационные технологии и электронные средства связи, то есть как раз те, кто призван в ближайшие годы пополнить интеллектуальную элиту страны, но может переродиться в ее “интеллигентный” преступный синдикат.
Стремясь избежать этого, правительство страны усиленно внедряет в тайные студенческие общества своих агентов и информаторов. Однако тысячелетиями отшлифованная “система бдительности”, включающая в себя сменные пароли на различных местных языках и племенных диалектах, изощренные коды, тайные сленги и мистические символы, ставит стараниям властей серьезный барьер... Словом, сам по себе быстрый рост уровня образованности отнюдь не исключает специфического возрождения древних тайных союзов на качественно новой цивилизационной основе. Мертвый, гласит старая латинская пословица, воистину хватает живого!
Там же, в Нигерии, зафиксировано использование двух альтернативных тайных союзов - уже упомянутого Огбони и обвиняемого в ритуальных убийствах Овегбе - противоборствующими, в том числе на выборах, политическими партиями. Кроме того, в штате Бендел учеными выявлены некоторые достаточно убедительные факты существования тесного альянса между преступными авторитетами, коррумпированными элементами в полиции штата и “братвой” местного тайного общества. Причем именно последняя, выиграв нелегкую конкурентную борьбу, подчинила своему суровому влиянию не только обладающих властными прерогативами традиционных вождей, но также низовые репрессивные, правоохранительные, судебные и гражданские службы, лишив тем самым правительство страны возможности активно использовать свой аппарат против набравшей силу сепаратистской этномафии.
В современных тайных ритуальных обществах есть и криминальная ветвь. Помимо разборок из-за дележа сфер влияния, рэкета, контрабанды, “выбивания” долгов здесь практикуется похищение детей и взрослых с целью получения выкупа. Кроме того, эти общества с присущими им ритуалами используются в качестве “крыши” для всякого рода расплодившихся в Африке масонских лож и иных тайных сообществ, импортированных из Европы, а частично из Азии.
Секретные ритуальные общества в современной Тропической Африке - неотъемлемая составная в самобытной цивилизации континента. Поостережемся относить их к числу допотопных ублюдочных социальных реликтов, место которым на свалке истории и которые, мол, в наш просвещенный век сами собой растают на ветрах современности. Пока что они, повторяю, остаются достаточно серьезным инструментом традиционной власти, в лучшем случае автономной и “терпимой” по отношению к центральному правительству, в худшем - выступающей мистифицированной опорой оппозиции, сепаратизма и криминала.
И вообще многое в атрибутике современных мафиозных структур - специфическая мифологическая “калька” с тайных ритуально-мифологических обществ, зарождение и существование которых уходит в глубину тысячелетий".