Отрывок на будущее, про трансформеры и ОЧБРы
Я думал о кусках текстов, которые могут мне понадобиться, если я вдруг захочу поговорить о трансформерах (а когда я не хотел?).
Вот отрывок из старой эмигрантской фантастики 1925 года, которую я, надо сказать, не осилил, но вот эта реплика осталась со мной:
" - Я вам объясню свою мысль… - удовлетворенно скосил глаза Штральгаузен, глядя вслед уходящей Бените. - Ведь теперь, после того, как тайна превращения материи в энергию технически к нашим услугам, мы перешагнули прежнее заблуждение, будто техника - простая служанка промышленности. Уже восемь лет, Frau Штейн, как мир промышленной техники стал только одной незначительной областью всего великого целого - того, что профессор новой магии Коллис называет пантехникой. Да, мы подошли к магическому периоду техники, к техномагии, это вне всяких сомнений. Человек в старое время при помощи изобретений копировал то, что по частям находилось у него самого в организме: рычаги рук и ног, зрительные стекла глаз, мембрану уха… Все было развито, усилено, усовершенствовано… Но все было разбито на части, раздроблено… Старая техника не могла сложить подобные части в одно органическое целое. Она не могла их связать, вдохнуть в них то, что вы до сих пор называете душой. Для старой техники было только важно доведение наших отдельных свойств до грандиозных размеров: вместо рук - подъемные краны, вместо скромного глаза - телескоп в 100 дюймов в диаметре… И техномагия, как протест против смешения всей техники с технологией, ставит перед собою основной задачей заниматься именно не таким мертвым анализом, а творческим синтезом. Цель которого - достижение полной одушевленности.
- Что же? Снова что-нибудь вроде гомункулуса? - Ариадна говорила робко, смущенно. Но глаза светились, обычная грусть сменилась живым интересом.
- Нет, именно не гомункулуса! - пренебрежительно улыбнулся Штральгаузен. - Наивные времена гомункулуса безвозвратно прошли. Мы пойдем к достижению одушевленности новыми путями. Сначала добьемся воспроизведения материальных образов живого обычного человека, затем - созданием одухотворенного великана, руки которого будут подъемными кранами, а глаза телескопами. Первый путь мне уже ясен - мы скоро преодолеем его. Ну, а что касается второго…"
Казалось бы, причём здесь японская массовая культура? Но, в общем, автор сам не знал, насколько глубоко он выразился.
Почему-то у меня эта фраза, со всей её "пантехнологией" (или, может быть, лучше "метатехнология"?) ассоциируется с японскими роботами-трансформерами, помимо общей ОЧБРовщины "рук-подъёмных кранов" и "глаз-телескопов".
Как бы, меня одновременно завораживает то, как японцы пытаются показать, как это работает, и осознание, что это никак работать не может, если не считать ту самую "техномагию". С другой стороны, на то это и фантастический жанр.
В реальном мире инженеры имеют дело с ситуацией, когда есть функция, есть конструкция, выполняющая эту функцию, и её надо вписать в определённый объём. По крайней мере, я так себе это представляю. Идея трансформеров состоит в том, что в один объём у нас помещено как минимум три функции - А, Б и та, что обеспечивает переход конструкции из состояния А в состояние Б. И всё это в одном объёме, повторяю, и для самого минимального трансформера, у которого есть только два фиксированных состояния (допустим, самолёт и робот), с возможностью переключаться между ними. Но учитывая, что речь о японской массовой культуре, там этим дело не ограничивается; там может быть функция А, Б, В и ещё Г (когда наш аппарат стыкуется с другим аппаратом и образует с ним единую конструкцию, выполняя какую-то новую функцию в получившемся механическом организме). Это точно какая-то неведомая нам сейчас пантехнология; когда "хард" сам по себе становится чем-то текучим и адаптивным, подобно нынешнему "софту".
Ещё мне это напоминает ракетные самолёты, которыми грезил Цандер. Идея была в том, что когда самолёт поднимается в верхние слои атмосферы, он трансформируется в ракету, "съедая" свои ставшие ненужными крылья и превращая их материал в рабочее тело для реактивного двигателя.
"Во время полета ракетою необходимо втягивать несущих поверхностей (пропеллера, двигатель и другие части аэроплана), расплавлять их в особом сосуде или котле и выбрасывать расплавляемый металл для увеличения действия ракеты. Для этой цели аэроплан должен иметь соответственную конструкцию: должен снабжаться троссами и приспособлениями для производства всех необходимых движений. Согласно произведенных расчетов, вес разбираемого аэроплана будет лишь немногим выше веса обыкновенного аэроплана".
Звучит как чистое безумие, потому что мы не просто тащим в стратосферу крылья, мы ещё тащим механизм для обеспечения трансформации в ракету, для складывания крыльев, втягивания их внутрь и утилизации в специальной топке; и на всё это мы тратим топливо. Современная техника так работать не может. С другой стороны, природа способна реализовать нечто похожее - гусеница буквально расплавляет своё тело, чтобы собрать из него бабочку. Если бы человечество было способно создать такие машины, это был бы, наверное, ещё один пример "пантехнологии".
Вот отрывок из старой эмигрантской фантастики 1925 года, которую я, надо сказать, не осилил, но вот эта реплика осталась со мной:
" - Я вам объясню свою мысль… - удовлетворенно скосил глаза Штральгаузен, глядя вслед уходящей Бените. - Ведь теперь, после того, как тайна превращения материи в энергию технически к нашим услугам, мы перешагнули прежнее заблуждение, будто техника - простая служанка промышленности. Уже восемь лет, Frau Штейн, как мир промышленной техники стал только одной незначительной областью всего великого целого - того, что профессор новой магии Коллис называет пантехникой. Да, мы подошли к магическому периоду техники, к техномагии, это вне всяких сомнений. Человек в старое время при помощи изобретений копировал то, что по частям находилось у него самого в организме: рычаги рук и ног, зрительные стекла глаз, мембрану уха… Все было развито, усилено, усовершенствовано… Но все было разбито на части, раздроблено… Старая техника не могла сложить подобные части в одно органическое целое. Она не могла их связать, вдохнуть в них то, что вы до сих пор называете душой. Для старой техники было только важно доведение наших отдельных свойств до грандиозных размеров: вместо рук - подъемные краны, вместо скромного глаза - телескоп в 100 дюймов в диаметре… И техномагия, как протест против смешения всей техники с технологией, ставит перед собою основной задачей заниматься именно не таким мертвым анализом, а творческим синтезом. Цель которого - достижение полной одушевленности.
- Что же? Снова что-нибудь вроде гомункулуса? - Ариадна говорила робко, смущенно. Но глаза светились, обычная грусть сменилась живым интересом.
- Нет, именно не гомункулуса! - пренебрежительно улыбнулся Штральгаузен. - Наивные времена гомункулуса безвозвратно прошли. Мы пойдем к достижению одушевленности новыми путями. Сначала добьемся воспроизведения материальных образов живого обычного человека, затем - созданием одухотворенного великана, руки которого будут подъемными кранами, а глаза телескопами. Первый путь мне уже ясен - мы скоро преодолеем его. Ну, а что касается второго…"
Казалось бы, причём здесь японская массовая культура? Но, в общем, автор сам не знал, насколько глубоко он выразился.
Почему-то у меня эта фраза, со всей её "пантехнологией" (или, может быть, лучше "метатехнология"?) ассоциируется с японскими роботами-трансформерами, помимо общей ОЧБРовщины "рук-подъёмных кранов" и "глаз-телескопов".
Как бы, меня одновременно завораживает то, как японцы пытаются показать, как это работает, и осознание, что это никак работать не может, если не считать ту самую "техномагию". С другой стороны, на то это и фантастический жанр.
В реальном мире инженеры имеют дело с ситуацией, когда есть функция, есть конструкция, выполняющая эту функцию, и её надо вписать в определённый объём. По крайней мере, я так себе это представляю. Идея трансформеров состоит в том, что в один объём у нас помещено как минимум три функции - А, Б и та, что обеспечивает переход конструкции из состояния А в состояние Б. И всё это в одном объёме, повторяю, и для самого минимального трансформера, у которого есть только два фиксированных состояния (допустим, самолёт и робот), с возможностью переключаться между ними. Но учитывая, что речь о японской массовой культуре, там этим дело не ограничивается; там может быть функция А, Б, В и ещё Г (когда наш аппарат стыкуется с другим аппаратом и образует с ним единую конструкцию, выполняя какую-то новую функцию в получившемся механическом организме). Это точно какая-то неведомая нам сейчас пантехнология; когда "хард" сам по себе становится чем-то текучим и адаптивным, подобно нынешнему "софту".
Ещё мне это напоминает ракетные самолёты, которыми грезил Цандер. Идея была в том, что когда самолёт поднимается в верхние слои атмосферы, он трансформируется в ракету, "съедая" свои ставшие ненужными крылья и превращая их материал в рабочее тело для реактивного двигателя.
"Во время полета ракетою необходимо втягивать несущих поверхностей (пропеллера, двигатель и другие части аэроплана), расплавлять их в особом сосуде или котле и выбрасывать расплавляемый металл для увеличения действия ракеты. Для этой цели аэроплан должен иметь соответственную конструкцию: должен снабжаться троссами и приспособлениями для производства всех необходимых движений. Согласно произведенных расчетов, вес разбираемого аэроплана будет лишь немногим выше веса обыкновенного аэроплана".
Звучит как чистое безумие, потому что мы не просто тащим в стратосферу крылья, мы ещё тащим механизм для обеспечения трансформации в ракету, для складывания крыльев, втягивания их внутрь и утилизации в специальной топке; и на всё это мы тратим топливо. Современная техника так работать не может. С другой стороны, природа способна реализовать нечто похожее - гусеница буквально расплавляет своё тело, чтобы собрать из него бабочку. Если бы человечество было способно создать такие машины, это был бы, наверное, ещё один пример "пантехнологии".