"Экономика городов" (The Economy of Cities) Дж. Джекобс, история Нового Обсидиана, ч.3
( ...)
"Общее количество получаемого Новым Обсидианом продовольствия складывается из добычи с собственных территорий, из полученных по обмену диких зверей и дикорастущих растений, и, с недавних пор, из мяса и зерна, произведённого в самом городе. Объёмы необходимого продовольствия растут, но доля импорта падает, так город производит всё большее количество еды. (Принадлежащие городу охотничьи территории, надо полагать, дают не больше и не меньше обычного.) Короче говоря, город теперь сам снабжает себя продукцией, которую он раньше был вынужден импортировать. В принципе, почти то же самое когда-то произошло с корзинками, которые сначала импортировались, но потом их научились делать местные мастера, и импорт потерял смысл. Так как Новый Обсидиан раньше импортировал огромное количество продовольствия - по сравнению с теми же корзинками или шкатулками - то замещение импорта собственной продукцией серьёзно повлияло на городскую экономику.
Вместо ненужной еды Новый Обсидиан теперь может импортировать что-то ещё - много чего ещё. Эффект такой, будто бы Новый Обсидиан резко увеличил объёмы внешней торговли, хотя на самом деле они не менялись, просто фокус сместился с продовольствия на другие импортные товары. Эти перемены радикально повлияли и на экономику других племён, ведущих торговлю с Новым Обсидианом. Обычные охотники, приходящие в город за обсидианом, начинают замечать, что сырьё и производственные материалы с их территорий - меха, шкуры, связки тростника, жилы и рога - охотно приобретаются горожанами, в то время как за мешочки с семенами и измождённых, тощих животные былого обсидиана уже не получишь.
Теперь и сами городские торговцы путешествуют всё чаще и заходят всё дальше в поисках необычных материалов для городских мастерских. Вещи, которые ремесленники теперь могут произвести из поступающих новых материалов, приводят к взрывному увеличению городского богатства, взрывному распространению новых видов деятельности, взрывному росту объёмов экспорта, наконец, к взрывному росту самого города. Количество необходимой городу работы и численность населения одновременно и стремительно растут - настолько быстро, что часть обитателей прилегающих территорий превращаются в постоянных жителей города. Городу необходимы рабочие руки. Новый Обсидиан пережил тот важнейший экономический сдвиг, который является уникальной особенностью городов: резкий скачок темпов роста за счёт замещения привозных товаров собственной продукцией, с последующим смещением фокуса импорта.
Торговцы Нового Обсидиана берут с собой в дорогу еду из города. Иногда они приводят обратно незнакомое животное, или приносят многообещающие семена из далёких краёв. И посещающие Новый Обсидиан торговцы из других маленьких городов тоже иногда возвращаются назад с новой едой и рассказами о том, что они видели в метрополии. Так новые одомашненные породы животных и растений изначально распространяются только из города в город. Сельская местность всё ещё представляет собой мир, где дикая еда ходит и растёт сама по себе, и добывают её охотой и собирательством. Разведение животных и растений пока ещё остаётся сугубо городским видом деятельности. Копировать инновации в этой области пока удаётся только жителям других городов, а не охотникам в обычных поселениях.
(…)
Конечно же, реальный Чатал-Хююк обладал доступом к [обсидиану] и торговал этим ценным ресурсом, но у него было что-то ещё, столь же ценное и более уникальное. Там существовала созидательная внутренняя экономика. Именно этим полноценный город отличается от торгового форпоста с доступом к руднику. Жители Чатал-Хююка добавляли новые виды деятельности к старым в рамках внутренней экономики города.
Различные доаграрные поселения, жители которых занимались бартером того или иного ценного местного ресурса, могли временно породить созидательную экономику - её проблеск, вспыхнувший и погасший в ничтожный по историческим меркам миг. Но ни в современном мире, ни в известной нам истории не было такого, чтобы созидательная внутренняя экономика - т.е., проще говоря, городская экономика, как таковая - могла сформироваться самостоятельно, изолированно от других городов. Город не может вырасти за счёт одной лишь торговли с сельскими окрестностями. Существование настоящего города, как можно судить, всегда подразумевает существование целой группы городов, ведущих торговлю друг с другом. Из данного утверждения можно сделать обоснованный вывод, что и в доисторические времена зарождающиеся проблески созидательной экономики смогли бы закрепиться и дать начало полноценному развитию - как это явно случилось в Чатал-Хююке - только при условии, что несколько небольших городов одновременно стали бы друг для друга растущим рынками.
Если моя аргументация верна, то отнюдь не появление сельского хозяйства, при всей его значимости, было самым важным открытием, или, если хотите, событием неолита. Напротив, существование устойчивой, взаимозависимой, созидательной городской экономики сделало возможным появление множества новых видов человеческой деятельности, включая сельское хозяйство.
Как сельское хозяйство могло превратиться в деревенский промысел
Конечно же, в те времена, когда в городах начали разводить одомашненных животных и выращивать одомашненные растения, ни о каком сельском хозяйстве «на селе» речи не шло, не существовало никаких аграрных деревень или иных поселений, специализировавшихся на выращивании продовольствия. В городах сельское хозяйство было всего лишь одним из многих видов экономической деятельности, завязанных на интенсивную торговлю и производство. Мир за пределами городов был миром охоты и собирательства, обширным неосвоенным пространством, где изредка встречались небольшие и примитивные поселения охотников.
Подобно тому, как сейчас новые аграрные технологии разрабатываются в городах, а затем уже внедряются на селе, так и само сельское хозяйство должно было быть однажды перенесено из города в деревню. Наиболее вероятной причиной такого переноса было то, что для животноводства требуется очень много места. Для выращивания зерна достаточно сравнительно небольших участков, и в выдуманном городе типа Нового Обсидиана, да и в настоящем Чатал-Хююке, жители вполне могли себе позволить просто обрабатывать городские поля, как это делали обитатели раннесредневековых европейских городов или первые поселенцы в Бостоне. Но для выпаса скота нужно много земли, и потому возможности неолитического города по содержанию животных в городской черте были бы очень быстро исчерпаны. Решить проблему можно было бы перемещением скота - переносом городских стад и связанных с их выпасом работ на пастбища, отстоящие от города более чем на день пути (относительно скорости перегона скота). Вместе со стадами отселятся пастухи и члены их семей, и эти семьи возьмут с собой всё необходимое для выращивания зерна для собственных нужд, а также кухонные принадлежности и прочие предметы каждодневного обихода. Как следствие, теперь в окрестностях Нового Обсидиана одновременно присутствуют деревни двух типов - старые, практически не изменившиеся поселения охотников, и новые, качественно отличающиеся от них аграрные сёла.
Аграрное село, таким образом, представляло собой узкоспециализированную общину, занятую в одном из сегментов городской деятельности и чем-то схожую с современными моногородами. Эти первые аграрные села производили для города мясо и шерсть. Все остальные продукты, включая зерно, селяне производило для внутреннего потребления. То, что они не производили сами, они получали из города, в обмен на мясо и шерсть. Если в деревне не хватало семян, местные жители, само собой разумеется, пополняли свои запасы с помощью городских хранителей зерна. Когда в городе появлялись технологические инновации, имеющие отношение к сельскому хозяйству, эти инновации внедрялись на селе.
Поначалу на выбор места для новой деревни влияли только соображения, связанные с выпасом скота. Деревни должны были находится на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы их стада не забредали к соседям на пастбища, но не слишком далеко, как друг от друга, так и от города. А как только были изобретены подобные специализированные и экономически несамостоятельные поселения, для них тут же нашлись и другие задачи, и задачи эти, в свою очередь, повлияли на расположение новых деревень. С точки зрения торговцев, например, деревни выгодно было размещать вдоль торговых путей, одну за одной, и чтобы их цепь вытянулась как можно дальше. Деревни обеспечивали торговцев продовольствием, а также многими другими удобствами: как маленький кусочек городской жизни вдали от города. Другие деревни ставились так, чтобы контролировать и охранять удобные места для водопоя, даже если для этого приходилось оставлять в стороне территорию, более подходящую для пастбищ. Охотников заставляли уступать территорию новым поселенцам, а если кто-то пытался сопротивляться, то таким племенам объявляли войну, и, вероятнее всего, их истребляли, порабощали или изгоняли.
В том случае, если изначальный город-прародитель будет уничтожен людьми или стихийным бедствием, оставшиеся сёла, если им вообще удастся пережить катастрофу, будут предоставлены сами себе, существуя в качестве разрозненных фрагментов прежней полноценной экономики. Подобные осиротившие деревни, конечно же, сохраняют свою специализацию - они продолжают делать то, что умеют делать - но обслуживают они теперь исключительно свои собственные потребности. Они не будут развиваться, потому что нет больше города, откуда они могли бы получать новые технологии. Надо полагать, что в доисторическую эпоху уничтожение городов раз за разом порождало такие осиротевшие деревни.
Когда эти деревни теряли часть собственной экономической жизни, они уже никак не могли вернуть или воссоздать утраченное. Я подозреваю, что именно этим объясняется появление кочевых скотоводческих племён. Жителям неолитической деревни, оставшимся без зерна вслед за уничтожением родного города, неоткуда было получить новый семенной фонд. Всё, что у них оставалось - это животноводство и небольшое количество сопутствующих ремёсел, сырьё для которых, в основном, тоже поставляли выращиваемые животные. Таким людям приходилось становится кочевыми скотоводами. Без всякого сомнения, язык, на котором говорили кочевники, позволял и тысячелетия спустя установить их происхождение от той или иной древней городской цивилизации.
А пока деревня всё ещё процветала и пользовалась защитой породившего её города, живущие вокруг охотники-собиратели, не знавшие городской жизни, нередко ассимилировались сельской общиной, превращаясь, надо полагать, в слуг или наложниц местных жителей - практически так же, как подобные племена ранее становились частью города.
Но охотничьи племена, сумевшие избежать ассимиляции, не стали бы развивать сельское хозяйство, пусть даже часть их территории была бы захвачена и использована в качестве пастбищ и для строительства. Иногда они могли нападать на деревни, но украденное у крестьян зерно и скот не превращали охотников и собирателей в земледельцев. В лучшем случае, грабители могли бы использовать (а не просто съесть) добычу в рамках отдельных, самых примитивных форм сельского хозяйства - если сравнивать с тем уровнем, который к тому времени уже был достигнут в городах и связанных с ними аграрных поселениях".