Семь с половиной и один
Семь с половиной и один
Московские высотки как история человеческих смыслов
Ольга Балла
Частный корреспондент. = Четверг, 24 декабря 2009 года, 10.30. - http://www.chaskor.ru/article/sem_s_polovinoj_i_odin_13830.
Александр Васькин (текст), Юлия Назаренко (фото). Сталинские небоскрёбы: от Дворца Советов к высотным зданиям. М.: Спутник+, 2009.
Книга москвоведа Александра Васькина и фотографа Юлии Назаренко - о том, что получилось, когда один грандиозный, но несбывшийся мегазамысел - Дворца Советов - рассыпался на семь более сдержанных, а потому счастливо состоявшихся проектов: так называемых сталинских высоток. Могло бы состояться и больше, да настоящий автор помер.
Истинным создателем высоток был, по мысли авторов, не кто иной, как Сталин. В самом деле, он лично утверждал все проекты, не говоря уже о том, что первые восемь башен, включая не осуществившуюся, в Зарядье, были заложены к его 70-летию, а после его смерти не была начата уже ни одна. В некотором смысле высотки стали в первую очередь персональным проектом лучшего друга архитекторов, его личным высказыванием и посланием потомкам, а уж потом всем остальным - а они вообще-то много чем стали. Именно поэтому все семь домов со шпилями, хотя их проектировали совершенно разные архитекторы, похожи друг на друга, как родные братья, вплоть до уверенной возможности их перепутать.
Суть «сталинского стиля», воплотившись и в строениях Беломорско-Балтийского канала, и в павильонах и пространствах ВДНХ, и в станциях Московского метрополитена, в наиболее концентрированном виде отразилась всё же именно в московских высотках. Семь с половиной (считая Зарядье) советских небоскрёбов стали своего рода разрядкой культурного напряжения, образовавшегося, когда проект Дворца Советов лопнул. Они вобрали в себя не только всю утопическую энергию, не получившую шансов воплотиться в единственном сверхнебоскрёбе, но и вполне конкретные технические наработки, изобретавшиеся в 30-х специально для решения задач высотного строительства.
История советской архитектуры 30-50-х годов показана здесь как неотделимая от истории идеологической и социальной во всех её аспектах: и художественном, и ценностном, и даже техническом. В книге показано, насколько сильно, прямо-таки решающим образом, влияли на облик столицы личные отношения архитекторов с властями и друг с другом, политические амбиции, политическая конъюнктура. Рассказа об этом в книге, пожалуй, даже больше, чем собственно эстетического анализа. И в этом есть свой резон: что здесь явно занимало последнее место, так это как раз эстетика.
Тем удивительнее, что в результате получались «продукты», при всей своей безудержной эклектичности способные претендовать на эстетическую цельность и даже ценность. Отдельный вопрос - положительную или отрицательную.
И вот в решении этого крайне существенного вопроса авторы сильно колеблются.
С одной стороны, они - и книга прямо с этого и начинается - пишут о высотках как о тупике, в который в конце концов упёрлась сталинская архитектура. С другой - высотки им явно нравятся.
Обозначив в начале книги тупиковость высотной затеи, авторы затем - в главах, посвящённых каждой высотке отдельно, - говорят о них едва ли не исключительно в интонациях уважения и симпатии, упрекая их только за одно: за непомерную, до неприличия, дороговизну. Так, гостиница «Ленинградская» «стала своеобразной энциклопедией архитектурных стилей, причём характерных не только для Москвы». «Вот в какой сложный, перенасыщенный архитектурный ансамбль должны были встроить высотку архитекторы. И им это удалось». Здание МИДа «обладает тонко найденным масштабом форм и благодаря этому, при всей своей высоте, удачно вписывается в обширное пространство площади», а «одним из последствий» его строительства «стали коренная реконструкция Смоленской площади и развитие её ансамбля». Строительство университета на Ленинских горах тоже «стало важной отправной точкой развития Юго-Запада Москвы». Где же тут тупики? Сплошные, получается, перспективы. Так и хочется прочитать какое-нибудь квалифицированное возражение на это.
Что тут сказать? Скорее всего, у нас ещё не сложилась сугубо эстетическая (то есть действительно беспристрастная) оптика для рассмотрения плодов формотворчества сталинской эпохи. Всё-таки это пока чересчур близкая история, которую слишком трудно отделить от личных ценностей, а от социальных проблем невозможно и вовсе (кстати, не поэтому ли ещё столько места в книге занимает рассказ о политическом и человеческом «подтексте» каждого проекта?). По-настоящему высотки и их собратья по стилю смогут быть оценены лет через пятьсот, когда лишь узких специалистов будет волновать, кто, зачем и на чьих костях их строил. Если достоят, конечно.
Московские высотки как история человеческих смыслов
Ольга Балла
Частный корреспондент. = Четверг, 24 декабря 2009 года, 10.30. - http://www.chaskor.ru/article/sem_s_polovinoj_i_odin_13830.
Александр Васькин (текст), Юлия Назаренко (фото). Сталинские небоскрёбы: от Дворца Советов к высотным зданиям. М.: Спутник+, 2009.
Книга москвоведа Александра Васькина и фотографа Юлии Назаренко - о том, что получилось, когда один грандиозный, но несбывшийся мегазамысел - Дворца Советов - рассыпался на семь более сдержанных, а потому счастливо состоявшихся проектов: так называемых сталинских высоток. Могло бы состояться и больше, да настоящий автор помер.
Истинным создателем высоток был, по мысли авторов, не кто иной, как Сталин. В самом деле, он лично утверждал все проекты, не говоря уже о том, что первые восемь башен, включая не осуществившуюся, в Зарядье, были заложены к его 70-летию, а после его смерти не была начата уже ни одна. В некотором смысле высотки стали в первую очередь персональным проектом лучшего друга архитекторов, его личным высказыванием и посланием потомкам, а уж потом всем остальным - а они вообще-то много чем стали. Именно поэтому все семь домов со шпилями, хотя их проектировали совершенно разные архитекторы, похожи друг на друга, как родные братья, вплоть до уверенной возможности их перепутать.
Суть «сталинского стиля», воплотившись и в строениях Беломорско-Балтийского канала, и в павильонах и пространствах ВДНХ, и в станциях Московского метрополитена, в наиболее концентрированном виде отразилась всё же именно в московских высотках. Семь с половиной (считая Зарядье) советских небоскрёбов стали своего рода разрядкой культурного напряжения, образовавшегося, когда проект Дворца Советов лопнул. Они вобрали в себя не только всю утопическую энергию, не получившую шансов воплотиться в единственном сверхнебоскрёбе, но и вполне конкретные технические наработки, изобретавшиеся в 30-х специально для решения задач высотного строительства.
История советской архитектуры 30-50-х годов показана здесь как неотделимая от истории идеологической и социальной во всех её аспектах: и художественном, и ценностном, и даже техническом. В книге показано, насколько сильно, прямо-таки решающим образом, влияли на облик столицы личные отношения архитекторов с властями и друг с другом, политические амбиции, политическая конъюнктура. Рассказа об этом в книге, пожалуй, даже больше, чем собственно эстетического анализа. И в этом есть свой резон: что здесь явно занимало последнее место, так это как раз эстетика.
Тем удивительнее, что в результате получались «продукты», при всей своей безудержной эклектичности способные претендовать на эстетическую цельность и даже ценность. Отдельный вопрос - положительную или отрицательную.
И вот в решении этого крайне существенного вопроса авторы сильно колеблются.
С одной стороны, они - и книга прямо с этого и начинается - пишут о высотках как о тупике, в который в конце концов упёрлась сталинская архитектура. С другой - высотки им явно нравятся.
Обозначив в начале книги тупиковость высотной затеи, авторы затем - в главах, посвящённых каждой высотке отдельно, - говорят о них едва ли не исключительно в интонациях уважения и симпатии, упрекая их только за одно: за непомерную, до неприличия, дороговизну. Так, гостиница «Ленинградская» «стала своеобразной энциклопедией архитектурных стилей, причём характерных не только для Москвы». «Вот в какой сложный, перенасыщенный архитектурный ансамбль должны были встроить высотку архитекторы. И им это удалось». Здание МИДа «обладает тонко найденным масштабом форм и благодаря этому, при всей своей высоте, удачно вписывается в обширное пространство площади», а «одним из последствий» его строительства «стали коренная реконструкция Смоленской площади и развитие её ансамбля». Строительство университета на Ленинских горах тоже «стало важной отправной точкой развития Юго-Запада Москвы». Где же тут тупики? Сплошные, получается, перспективы. Так и хочется прочитать какое-нибудь квалифицированное возражение на это.
Что тут сказать? Скорее всего, у нас ещё не сложилась сугубо эстетическая (то есть действительно беспристрастная) оптика для рассмотрения плодов формотворчества сталинской эпохи. Всё-таки это пока чересчур близкая история, которую слишком трудно отделить от личных ценностей, а от социальных проблем невозможно и вовсе (кстати, не поэтому ли ещё столько места в книге занимает рассказ о политическом и человеческом «подтексте» каждого проекта?). По-настоящему высотки и их собратья по стилю смогут быть оценены лет через пятьсот, когда лишь узких специалистов будет волновать, кто, зачем и на чьих костях их строил. Если достоят, конечно.