Время понимать
Ольга Балла-Гертман
Время понимать
Лиз Бехмоарас. Время любить / Перевод с турецкого Аполлинарии Аврутиной. - М.: Книжники, 2023. - 400 с.
В сокращённом виде вышло тут: Лехаим. - 6 августа 2023. - https://lechaim.ru/events/vremya-ponimaty/ Здесь выкладываю полный вариант.
Ну, насчёт Ромео и Джульетты, даже с поправками на XX столетие, аннотация к книге, по обыкновениям жанра, всё-таки сильно преувеличивает - вплоть до искажения. У еврейки Фриды, родившейся в Стамбуле дочери выходцев (скорее уж беженцев) из России, и турка-мусульманина Исмаила, студентов-медиков в просвещённой, вполне светской Турции 1940-х, всё было и гораздо счастливее, и много сложнее… а может быть, в чём-то даже трагичнее. Кстати, и конфликтная ситуация, в которой они оказались, в некоторых отношениях похлеще шекспировской: да, ни их семьи, ни как будто даже турецкие евреи с коренными турками в середине XX века напрямую не враждовали - хотя чужаками друг для друга были безусловно, - но (непредвиденно) смертоносной и (неожиданно) враждебной была вся среда в целом, смертоносным было само время: начало действия в романе приходится на второй год Второй мировой войны (Турция в ней формально была нейтральна, ни один из героев романа в боевых действиях не участвовал - а вот непрямые формы участия в противостоянии воюющих держав очень даже были, в романе мы их увидим; но коснулась война всех героев без исключения и наложила отпечаток на всё, в романе происходящее) и обрывается в первом послевоенном году. Не говоря уже о националистических, расистских, антиеврейских настроениях в тогдашнем турецком обществе («всех постепенно захватывает антисемитизм», - думает Фрида в 1942 году) и преследовании людей левых взглядов.
Все эти конфликты не остались для героев внешними - они разрывают внутреннее пространство обоих, каждый (оба - умные, рефлектирующие, внимательные) это понимает и ничего не может с этим сделать. Отношения Фриды и Исмаила - при всём страстном, непобедимом, априорном, как настоящей страсти и положено, влечении их друг к другу - тоже внутренне конфликтны; и с взаимопониманием у них, представителей всё-таки разных традиций, бывают проблемы из числа, возможно, неустранимых. «…перестань видеть в своих единоверцах центр мира», - говорит герой любимой женщине в одной из трудных ситуаций, что, конечно, с его стороны слепота чудовищная. «Но какое всё это имеет отношение к нам?» - восклицает он, почему-то не видя, что победа или поражение в текущей войне немцев, уничтожающих её народ, для неё в буквальном смысле вопрос жизни и смерти. Прежде чем окончательно и официально соединиться, герои будут вместе на протяжении целых шести лет, и за это время их союз переживёт очень разные испытания и пройдёт очень разные стадии. Иногда будет казаться - в том числе и им самим, - что испытаний он не выдержит.
За свою любовь и возможность быть вместе они - совсем уже не дети, в отличие от героев Шекспира, - подобно своим отдалённым прототипам, тоже заплатили высочайшую (даже не знаю, допустимую ли в конечном счёте) цену. Разве что не собственными жизнями (и не только непоправимо разрушенными отношениями и связями с ближайшим, изначальным кругом) - а вот чужими да. По меньшей мере двумя… ох, нет, не буду спойлерить, а то, пожалуй, ещё и читать не станете. А читать очень стоит.
Даже не столько ради сюжета, - сюжет с его конфликтом, подозреваю, нужен был здесь по большому счёту для того, чтобы собрать вокруг него - притянуть, как к большому магниту - огромные массы жизни. Жизни чрезвычайно интересной, крайне мало известной нашим соотечественникам и современникам, зато прекрасно знакомой автору - турчанке еврейского происхождения - как часть, во всяком случае, фамильной памяти. Перед нами - Стамбул 1940-х, многоплеменной, многоязыкий, многоукладный, полный противоречий и противостояний между разными социальными, политическими, этническими группами (и совсем немного, краем глаза, - провинциальная Турция того времени). Вторая мировая вряд ли была личным опытом автора - Лиз Бехмоарас, журналистка и переводчица, скорее всего, достаточно молода, а роман, вышедший на языке оригинала в 2011 году, стал её дебютом в художественной словесности (до тех пор она работала с темами евреев в Турции, жизни еврейской общины и положения женщины в турецком обществе в других жанрах). Тем не менее время, о котором идёт речь, она, кажется, знает прекрасно, чувствует его воздух. В чём она точно сильна и усердна, так это в воссоздании физиологии военного времени, самой его плоти - того будничного хода вещей, в котором только и совершается история: как выглядели стамбульские кофейни, какую музыку люди слушали, что читали, какое кино смотрели, какую одежду носили, как красили, повинуясь требованиям затемнения, лампочки в синий цвет (и это даже казалось, особенно некоторым влюблённым барышням, романтичным). А мы получаем редкостную возможность увидеть события Второй мировой с неожиданного ракурса - турецкими глазами и, так сказать, с изнанки исторической ткани - изнутри повседневного человеческого опыта, в котором исторические элементы неотделимы от личных, эмоциональных, ситуативных, в котором человеку свойственно видеть лишь на короткие дистанции, где слепоты больше, чем зрячести, а человек, волею судеб втянутый в исторические события, бессилен перед ними и обживает неминуемое - раскладывая по полочкам этого неминуемого собственные, единственные личные смыслы.
Вторая мировая тут - скорее фон, хотя и смертоносный; у происходящего есть и другие фоны. Здесь - очень живой и подробный Стамбул с его улицами, площадями, набережными (главы романа расписаны не только по месяцам и годам, но и по стамбульским районам, в которых разворачивается действие), с его трамваями, Босфором, Мраморным морем, с его запахами. Здесь - турецкая политическая жизнь того времени, споры стамбульцев об актуальных событиях и сложность их настроений; выходившая тогда пресса; экскурсы в турецкое историческое самосознание (в сороковых и Первая мировая, и турецкая война за независимость были ещё частью эмоциональной, личной, почти телесной памяти).
Мы узнаем многое о мировосприятии и самочувствии турецких евреев - особенно уязвимой социальной группы - во время Второй мировой (с их правдой, с их собственной объяснимой слепотой: «Родители видят [в гибели судна «Струма» с беженцами. - О.Б.-Г.] только еврейскую, но не общечеловеческую трагедию», - думает Фрида; о восприятии их турками как чужаков («Она из меньшинства», - говорит о Фриде брат Исмаила, «как бы давая понять, что это нечто более низкое, чем “иностранец”»).
Наконец, очень любопытно рассматривать показанный здесь автором повседневный обиход турецко-русских (русско-турецких?) евреев - семьи Шульманов, бывших одесситов, бежавших из революционной России в 1921-м. Ностальгии по отечеству ни один из родителей Фриды не испытывает, оба помнят страшные погромы, жертвами которых стали их близкие. А вот быт у них в Стамбуле сложился любопытнейший, с причудливым до фантастичности - и притом вполне органичным! - смешением-сращением турецких, еврейских и русских элементов.
Первый художественный опыт Бехмоарас, надо признать, всё-таки несколько неровен. Автору не очень даются диалоги (и внутренние монологи), все герои у неё говорят одинаково (к счастью, отдельными характерными словечками она их иногда всё-таки наделяет), скованной, книжно-правильной, безличной речью, как будто декламируют со сцены, причём даже тогда, когда говорят внутри себя. Обширные экскурсы в медицинскую практику Исмаила, по всей видимости, для развития сюжета в целом, для главной его мысли избыточны - правда, всё равно интересны (этот роман - как дом со многими разными комнатами, в каждой из которых, помимо общей жизни, идёт и своя собственная).
При всех, однако, неровностях первого опыта нельзя не признать важных его достоинств. К чести автора, она ничего не упрощает: ни социальных отношений своих героев, ни их душевной жизни. Она не делит их на «положительных» и «отрицательных» (далеки от «положительности» и главные герои, хотя, пожалуй, Фрида всё-таки заметно ближе к ней, чем резкий, властный - до жестокости - Исмаил), даже на «правых» и «неправых» (ну, кроме разве того общего соображения, что-де любовь всегда права, но и это проблематично: автор прекрасно видит, как она ведёт к катастрофе, как из-за неё рвутся - с кровью, по живому, непоправимо - ближайшие, глубочайшие связи: от Фриды отрекается родной отец, от Исмаила - родной старший брат). Внимательная к их мотивам, автор никого не судит, никого и не оправдывает - но понимает их всех. Это, пожалуй, самая правильная и мудрая позиция.
И самомалейшая придирка, - пустяк, но знающему глаз царапает. В книге неправильно транслитерируются венгерские имена. Муж сестры главной героини, Эммы, скорее всего, всё-таки не Сарди, а Шарди (Sárdy); я даже догадываюсь, откуда писательница эту фамилию взяла, был такой артист, Янош Шарди - Sárdy János, известный и за пределами Венгрии); друг его, которого автор называет Палом Эрдели, - точно Эрдейи (Erdélyi), «ly» читается как «й»; ну и премьер-министр Венгрии в 1942-1944 годах Kállay Miklós не Каллай, а Каллаи. (Да, Эмма выходит замуж за венгерского еврея и отправляется с ним в Венгрию, которую как раз тогда угораздило стать народной республикой. И ох, как жаль, - понятно, почему, но жаль всё равно, - что о жизни венгерских евреев того времени мы из романа ничего не узнаем…)