Скоропись 3-2020: Михаил Эпштейн. Детские вопросы: диалоги
скоропись ольги балла // Знамя. - № 3. - 2020. = http://znamlit.ru/publication.php?id=7555
Михаил Эпштейн. Детские вопросы: диалоги. - М.: ArsisBooks, 2020.
Вполне возможно, то, что в ряд книг, общий смысл которых - восприятие человеком себя в истории, автобиографическая рефлексия в большом контексте, мы поставили сборник ответов философа на детские вопросы, покажется читателю не слишком логичным - шагом в сторону от намеченной было линии. Ну и зря: это - шаг не в сторону, а вглубь, а логика здесь такова, что вопросы, на которые в данном случае ищет ответы философ, филолог, эссеист Михаил Эпштейн, ведут человека как раз к самым основам размещения себя в историческом времени и в любом времени и пространстве вообще. Просто, вырастая, люди обычно не то чтобы находят на такие вопросы надежные ответы, но, во всяком случае, набираются умения от них защищаться. И тут как раз пригождается детское изумление миру, пробивающее бреши в нашей иллюзорной защите.
И Эпштейн, разумеется, отвечает не только маленьким зрителям телепередачи «Детские и недетские вопросы», но главным образом, конечно, самому себе.
Передача с таким названием уже четырнадцать лет выходит в Израиле, а создал ее и ведет все это время фотохудожник и тележурналист Дмитрий Брикман. В свою тель-авивскую студию он приглашает разных серьезных взрослых - «в основном, - как говорит Эпштейн, - творческих профессий», - и ставит их перед лицом как бы наивных вопросов, которые ему присылают дети, в основном - младшего и среднего возраста. Для Эпштейна у него их накопилось семь сотен.
Философ честно признается, что ответил не на все, отобрал - и разделил по темам, на каждую из которых приходится одна из частей книги - примерно половину. (А кроме того, он по собственному выбору включил сюда и «несколько вопросов из известной книги рижского писателя и кинодраматурга Михаила Дымова “Дети пишут Богу”», вышедшей в Риге в 1997 году, предложив собственные ответы и на них.) По какому принципу отбирал - осталось тайной, но вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что не на все вопросы такого рода в принципе можно ответить. Проблемы, занимающие юных собеседников Эпштейна - «моральные, психологические, метафизические, связанные с формированием личности и целостного мировоззрения». (Кстати, читая один только перечень вопросов, невозможно не задуматься над тем, что человек, на самом деле, по природе философ - пока не покроется жесткой коркой специализации и не займется своими узкоспециальными задачами, позволяющими как можно меньше отвлекаться на все остальное.)
Общую структуру книги выстроил сам Эпштейн, создав таким образом доступную детскому восприятию антропологическую, этическую, социологическую и онтологическую систему. Ее исходная точка, в полном соответствии с естественным устройством человеческого восприятия, - собственное «я» человека («Почему я - это я?») и ближайшие его отношения и состояния: связь с другими - родителями в первую очередь («Мама, зачем тебе я?») и со взрослыми вообще, со временем и с его проживанием в собственном теле - возрастом («За что мы стареем?»). Дажее горизонт расширяется, захватывая жизнь и смерть («Можно мне не умирать?), отношения человека и мира, смысл существования как такового («Зачем вообще все?»), природу и Вселенную, Бога, будущее и судьбу, рай и ад, добро и зло, правду и вранье, мышление и язык… и так вплоть до чуда и волшебства, обсуждением которых этот безграничный разговор заканчивается.
Автору, конечно, пришлось нелегко, потому что отвечать надо было так, чтобы детям было понятно, на их языке, не опираясь на сложные взрослые интеллектуальные построения. И понятно, что выстроенная им система поневоле получилась субъективной, глубоко укорененной в личном его опыте. Во многих случаях он пересказывает устоявшиеся очевидности своей (нашей) культуры, что тоже совершенно нормально: ответы такого рода существуют и затем, чтобы вписать детей в рамки символической общности, в которой им предстоит жить. («Вот не знаю, кого надо слушать, - говорит мальчик семи лет, - папу, маму, бабушку, учителя? А ты кого слушаешься?» - «Я слушаюсь тех, - отвечает Эпштейн, - кто старше и умнее меня. Многие из них уже умерли, но оставили свои мысли и книги. Это позволяет опираться на опыт человечества, которое старше и умнее каждого из нас».) Понятно и то, что на некоторые вопросы он не может знать ответов, что вполне честно и признает - только не говорит «не знаю», а дает это понять на уровне формулировок («Куда люди умирают?» - спрашивает девочка пяти лет. «Если человек уходит далеко и скрывается из вида, - говорит философ, - это не значит, что его больше нет. Люди умирают куда-то, потому что смерть - это продолжение пути».) А иногда отвечает - вопросом же («Ответь одним словом, - спрашивает девочка восьми лет, - о чем ты думаешь последние 52 года?» «Одним словом не могу, - признается Эпштейн. - А двумя словами: зачем живу?»).
Независимо от того, в какой мере читатель, полагающий, что он уже вырос, сочтет ответы автора убедительными для себя (а средь них есть совершенно замечательные: например, на вопрос «Зачем вообще все?» Эпштейн отвечает: «…Цель вещи не в ней, а в чем-то другом. Значит, “все” нужно для того, что больше и важнее этого всего». Тут, конечно, ответа опять нет, потому что по-честному и быть не может, но сделано нечто более важное, чем ответ, - задано направление внимания), так вот, независимо от этого книга интересна и тем, что каждый из нас может прочитать вопросы юных мыслителей как обращенные лично к нему. И предложить - самому себе - собственные ответы на собственном языке.
Михаил Эпштейн. Детские вопросы: диалоги. - М.: ArsisBooks, 2020.
Вполне возможно, то, что в ряд книг, общий смысл которых - восприятие человеком себя в истории, автобиографическая рефлексия в большом контексте, мы поставили сборник ответов философа на детские вопросы, покажется читателю не слишком логичным - шагом в сторону от намеченной было линии. Ну и зря: это - шаг не в сторону, а вглубь, а логика здесь такова, что вопросы, на которые в данном случае ищет ответы философ, филолог, эссеист Михаил Эпштейн, ведут человека как раз к самым основам размещения себя в историческом времени и в любом времени и пространстве вообще. Просто, вырастая, люди обычно не то чтобы находят на такие вопросы надежные ответы, но, во всяком случае, набираются умения от них защищаться. И тут как раз пригождается детское изумление миру, пробивающее бреши в нашей иллюзорной защите.
И Эпштейн, разумеется, отвечает не только маленьким зрителям телепередачи «Детские и недетские вопросы», но главным образом, конечно, самому себе.
Передача с таким названием уже четырнадцать лет выходит в Израиле, а создал ее и ведет все это время фотохудожник и тележурналист Дмитрий Брикман. В свою тель-авивскую студию он приглашает разных серьезных взрослых - «в основном, - как говорит Эпштейн, - творческих профессий», - и ставит их перед лицом как бы наивных вопросов, которые ему присылают дети, в основном - младшего и среднего возраста. Для Эпштейна у него их накопилось семь сотен.
Философ честно признается, что ответил не на все, отобрал - и разделил по темам, на каждую из которых приходится одна из частей книги - примерно половину. (А кроме того, он по собственному выбору включил сюда и «несколько вопросов из известной книги рижского писателя и кинодраматурга Михаила Дымова “Дети пишут Богу”», вышедшей в Риге в 1997 году, предложив собственные ответы и на них.) По какому принципу отбирал - осталось тайной, но вряд ли мы сильно ошибемся, если предположим, что не на все вопросы такого рода в принципе можно ответить. Проблемы, занимающие юных собеседников Эпштейна - «моральные, психологические, метафизические, связанные с формированием личности и целостного мировоззрения». (Кстати, читая один только перечень вопросов, невозможно не задуматься над тем, что человек, на самом деле, по природе философ - пока не покроется жесткой коркой специализации и не займется своими узкоспециальными задачами, позволяющими как можно меньше отвлекаться на все остальное.)
Общую структуру книги выстроил сам Эпштейн, создав таким образом доступную детскому восприятию антропологическую, этическую, социологическую и онтологическую систему. Ее исходная точка, в полном соответствии с естественным устройством человеческого восприятия, - собственное «я» человека («Почему я - это я?») и ближайшие его отношения и состояния: связь с другими - родителями в первую очередь («Мама, зачем тебе я?») и со взрослыми вообще, со временем и с его проживанием в собственном теле - возрастом («За что мы стареем?»). Дажее горизонт расширяется, захватывая жизнь и смерть («Можно мне не умирать?), отношения человека и мира, смысл существования как такового («Зачем вообще все?»), природу и Вселенную, Бога, будущее и судьбу, рай и ад, добро и зло, правду и вранье, мышление и язык… и так вплоть до чуда и волшебства, обсуждением которых этот безграничный разговор заканчивается.
Автору, конечно, пришлось нелегко, потому что отвечать надо было так, чтобы детям было понятно, на их языке, не опираясь на сложные взрослые интеллектуальные построения. И понятно, что выстроенная им система поневоле получилась субъективной, глубоко укорененной в личном его опыте. Во многих случаях он пересказывает устоявшиеся очевидности своей (нашей) культуры, что тоже совершенно нормально: ответы такого рода существуют и затем, чтобы вписать детей в рамки символической общности, в которой им предстоит жить. («Вот не знаю, кого надо слушать, - говорит мальчик семи лет, - папу, маму, бабушку, учителя? А ты кого слушаешься?» - «Я слушаюсь тех, - отвечает Эпштейн, - кто старше и умнее меня. Многие из них уже умерли, но оставили свои мысли и книги. Это позволяет опираться на опыт человечества, которое старше и умнее каждого из нас».) Понятно и то, что на некоторые вопросы он не может знать ответов, что вполне честно и признает - только не говорит «не знаю», а дает это понять на уровне формулировок («Куда люди умирают?» - спрашивает девочка пяти лет. «Если человек уходит далеко и скрывается из вида, - говорит философ, - это не значит, что его больше нет. Люди умирают куда-то, потому что смерть - это продолжение пути».) А иногда отвечает - вопросом же («Ответь одним словом, - спрашивает девочка восьми лет, - о чем ты думаешь последние 52 года?» «Одним словом не могу, - признается Эпштейн. - А двумя словами: зачем живу?»).
Независимо от того, в какой мере читатель, полагающий, что он уже вырос, сочтет ответы автора убедительными для себя (а средь них есть совершенно замечательные: например, на вопрос «Зачем вообще все?» Эпштейн отвечает: «…Цель вещи не в ней, а в чем-то другом. Значит, “все” нужно для того, что больше и важнее этого всего». Тут, конечно, ответа опять нет, потому что по-честному и быть не может, но сделано нечто более важное, чем ответ, - задано направление внимания), так вот, независимо от этого книга интересна и тем, что каждый из нас может прочитать вопросы юных мыслителей как обращенные лично к нему. И предложить - самому себе - собственные ответы на собственном языке.