[О книге: Василий Нацентов. Лето мотылька]
Воздух. - № 39. - 2019.
Василий Нацентов. Лето мотылька. - Воронеж: АО «Воронежская областная типография», 2019. - 80 с.
С первых же строк книги замечаешь, как переполнена она поэтической музыкой XX века, вообще - поэтическим веществом. Здесь легко расслышать и Блока, и Пастернака, и Тарковского, и - кого ещё?.. да весь гул поэтического столетия сразу, да и не одного. Многих Нацентов, благодарный ученик, называет и по именам, - в чём, возможно, не последнюю роль сыграла сама звуковая, ритмическая фактура этих имён: Мандельштам - он даже и не раз, Пастернак, Окуджава…; из некоторых взяты эпиграфы: Юрий Казарин, Евгений Рейн, Борис Слуцкий, а некоторые стали адресатами посвящений: классик Афанасий Фет, ровесник Сергей Рыбкин. Некоторые же для автора - часть самого естества и упоминаются в одном ряду с явлениями природы: «ветер, пыль и Тютчев». Сборник полон хорошо обжитыми (от того, однако, почему-то не менее пронзительными) ритмами, моментально узнаваемыми интонациями, скрытыми и неполными цитатами («О боли, о добре, о сигаретах “Прима”», «он счастлив / посетивший сей сад / в роковые минуты его»).
Однако со всем этим внимательно усвоенным инструментарием Нацентов умудряется управляться виртуозно, без каких-либо, кажется, признаков и юной неловкости и угловатости, и юного бунтарства, - и быть при этом вполне индивидуальным. Он тонко и точно, умело и неожиданно обращается со словом - на всех его уровнях, с особенным вниманием к его звуковому облику. Настраивая каждый текст подробно и терпеливо, как музыкальный инструмент (нет, мускульных усилий, сопротивления материала тут не чувствуется - или почти), он добивается и едва ли не осязаемой, сложной звукописи, и плотного, без пустот, образного ряда. Книга очень цельная (может быть, до некоторого даже однообразия) и в интонационном, и в образном отношении; вся она держится на завороженности чувственным обликом мира, на сквозном настроении - печали от хрупкости и драгоценности существования, на - одновременно - уязвлённости этой печалью и любованием ею, на настойчивых образах: весны, конца зимы, таяния, воды (сырости, влаги, дождя…), рыхлого снега, осени, сумерек и света, языка и речи, рук, птиц (особенно птиц!), бабочек и мотыльков, сада (деревьев, веток, травы…), окон, разлуки, смерти и любви в их нерасторжимом родстве, на особенно волнующих автора цветах: синем, чёрном, белом…
Этот, первый сборник поэта кажется мне (пока только) великолепно сданным экзаменом, уверенным итогом периоду ученичества, - и тучной почвой для будущего роста.
По жилистым ветвям выстукивать, молиться.
Окраина небес в протянутой руке -
о том, что человек - не человек, но птица,
не птица, но строка на птичьем языке.
Ольга Балла
Василий Нацентов. Лето мотылька. - Воронеж: АО «Воронежская областная типография», 2019. - 80 с.
С первых же строк книги замечаешь, как переполнена она поэтической музыкой XX века, вообще - поэтическим веществом. Здесь легко расслышать и Блока, и Пастернака, и Тарковского, и - кого ещё?.. да весь гул поэтического столетия сразу, да и не одного. Многих Нацентов, благодарный ученик, называет и по именам, - в чём, возможно, не последнюю роль сыграла сама звуковая, ритмическая фактура этих имён: Мандельштам - он даже и не раз, Пастернак, Окуджава…; из некоторых взяты эпиграфы: Юрий Казарин, Евгений Рейн, Борис Слуцкий, а некоторые стали адресатами посвящений: классик Афанасий Фет, ровесник Сергей Рыбкин. Некоторые же для автора - часть самого естества и упоминаются в одном ряду с явлениями природы: «ветер, пыль и Тютчев». Сборник полон хорошо обжитыми (от того, однако, почему-то не менее пронзительными) ритмами, моментально узнаваемыми интонациями, скрытыми и неполными цитатами («О боли, о добре, о сигаретах “Прима”», «он счастлив / посетивший сей сад / в роковые минуты его»).
Однако со всем этим внимательно усвоенным инструментарием Нацентов умудряется управляться виртуозно, без каких-либо, кажется, признаков и юной неловкости и угловатости, и юного бунтарства, - и быть при этом вполне индивидуальным. Он тонко и точно, умело и неожиданно обращается со словом - на всех его уровнях, с особенным вниманием к его звуковому облику. Настраивая каждый текст подробно и терпеливо, как музыкальный инструмент (нет, мускульных усилий, сопротивления материала тут не чувствуется - или почти), он добивается и едва ли не осязаемой, сложной звукописи, и плотного, без пустот, образного ряда. Книга очень цельная (может быть, до некоторого даже однообразия) и в интонационном, и в образном отношении; вся она держится на завороженности чувственным обликом мира, на сквозном настроении - печали от хрупкости и драгоценности существования, на - одновременно - уязвлённости этой печалью и любованием ею, на настойчивых образах: весны, конца зимы, таяния, воды (сырости, влаги, дождя…), рыхлого снега, осени, сумерек и света, языка и речи, рук, птиц (особенно птиц!), бабочек и мотыльков, сада (деревьев, веток, травы…), окон, разлуки, смерти и любви в их нерасторжимом родстве, на особенно волнующих автора цветах: синем, чёрном, белом…
Этот, первый сборник поэта кажется мне (пока только) великолепно сданным экзаменом, уверенным итогом периоду ученичества, - и тучной почвой для будущего роста.
По жилистым ветвям выстукивать, молиться.
Окраина небес в протянутой руке -
о том, что человек - не человек, но птица,
не птица, но строка на птичьем языке.
Ольга Балла