[О книге: Геннадий Каневский. Всем бортам]
Воздух. - № 39. - 2019.
Геннадий Каневский. Всем бортам. - М.: Белый Ветер, 2019. - 64 с. - (Tango Whyskyman)
Геннадий Каневский - поэт с прозаически-жёсткой (я бы даже сказала, с инженерно-рациональной) чёткостью видения, - отчего, однако, мышление его (а это, несомненно, такие стихи, которые - разновидность мышления, наведения внутреннего взгляда на безутешную резкость) прозаическим никак не становится, а рациональность в его случае не означает упрощения. Оно сохраняет именно поэтическую специфику: нелинейность, многомерность. Каждое стихотворение - объёмная формула ситуации: и не типичной, но каждый раз - единственной, штучной.
Кроме того, безутешность его никоим образом не означает ни беспощадности, ни тем более цинизма. К человеку, единственному предмету своей речи и заботы (Каневский - не метафизический поэт, скорее, экзистенциальный; мир волнует его едва ли не исключительно в соприкосновении с человеком, а малое - куда острее большого. Кстати, он и заглавных букв-то не жадует, предпочитая говорить даже графически как бы ровно и вполголоса), постоянно чувствуя хрупкость и горечь его существования, Каневский печально-нежен - без сентиментальности.
Интересно, что у него не так много верлибров. Традиционные силлаботонические структуры с рифмами Каневский, похоже, предпочитает - и, кажется, неспроста: он из тех, кто при всей своей рациональности - и именно с её помощью - помнит о магичности поэзии и таким образом придаёт ближайшим к себе участкам распадающегося мира форму. Удерживает их - вопреки всем очевидностям - в порядке и цельности.
в человеке медленно болит
городской малотиражный вид,
щелевой сквозняк воды проточной
и мигалок переблеск полночный
больше ему неба говорит.
человек - не ночь, не мяч, не врач,
он - полупальто, рюкзак и шапка,
под дождём легко ему и зябко,
он обложка, маркер и закладка.
господи, согрей его и спрячь.
Ольга Балла
Геннадий Каневский. Всем бортам. - М.: Белый Ветер, 2019. - 64 с. - (Tango Whyskyman)
Геннадий Каневский - поэт с прозаически-жёсткой (я бы даже сказала, с инженерно-рациональной) чёткостью видения, - отчего, однако, мышление его (а это, несомненно, такие стихи, которые - разновидность мышления, наведения внутреннего взгляда на безутешную резкость) прозаическим никак не становится, а рациональность в его случае не означает упрощения. Оно сохраняет именно поэтическую специфику: нелинейность, многомерность. Каждое стихотворение - объёмная формула ситуации: и не типичной, но каждый раз - единственной, штучной.
Кроме того, безутешность его никоим образом не означает ни беспощадности, ни тем более цинизма. К человеку, единственному предмету своей речи и заботы (Каневский - не метафизический поэт, скорее, экзистенциальный; мир волнует его едва ли не исключительно в соприкосновении с человеком, а малое - куда острее большого. Кстати, он и заглавных букв-то не жадует, предпочитая говорить даже графически как бы ровно и вполголоса), постоянно чувствуя хрупкость и горечь его существования, Каневский печально-нежен - без сентиментальности.
Интересно, что у него не так много верлибров. Традиционные силлаботонические структуры с рифмами Каневский, похоже, предпочитает - и, кажется, неспроста: он из тех, кто при всей своей рациональности - и именно с её помощью - помнит о магичности поэзии и таким образом придаёт ближайшим к себе участкам распадающегося мира форму. Удерживает их - вопреки всем очевидностям - в порядке и цельности.
в человеке медленно болит
городской малотиражный вид,
щелевой сквозняк воды проточной
и мигалок переблеск полночный
больше ему неба говорит.
человек - не ночь, не мяч, не врач,
он - полупальто, рюкзак и шапка,
под дождём легко ему и зябко,
он обложка, маркер и закладка.
господи, согрей его и спрячь.
Ольга Балла