Полёт разборов. Серия 47. Часть 1. // Ростислав Ярцев
Полёт разборов, серия 47, ч. 1. // Ростислав Ярцев
https://formasloff.ru/2019/12/01/polyot-razborov-seriya-47-ch-1-rostislav-yartsev
Рецензия 4. Ольга Балла о подборке стихотворений Ростислава Ярцева
Ростислав Ярцев, пожалуй, в чём-то сильнее (может быть, мастеровитее) Александры Герасимовой*, - которая безусловно индивидуальна, с собственным узнаваемым лицом, но, кажется, пока ещё сыровата, каждый (почти) текст торчит в разные стороны, растягиваемый разными противоборствующими в нём силами.
Ярцев и лучше справляется с различными текстообразующими смысловыми потоками, умеет направлять их в общее русло, заставлять работать на общую тягу стихотворения - и - вследствие ли этого? - более цельный, и более, чем она (уместно ли сравнивать? - не уверена, что это вообще нужно, просто надо от чего-то оттолкнуться), насыщен культурной памятью, её гулом, отголосками, внутренними цитатами («двух соловьёв поединок»). При этом он - в котором узнаётся верный ученик прежде всего, пожалуй, Мандельштама, - не вторичен (что свидетельствует о том, что культурная память у него тщательно прорефлектирована), чувствует собственные смысловые пути. (А.Г. же начинает чуть ли не с чистого листа, эдакой дикописью, - но в этом и её преимущество - открытость росту: ещё диковатый, не вполне укрощённый талант, который ещё предстоит укрощать и выращивать).
Отдельное достоинство Р.Я. - заметное ритмическое, интонационное разнообразие в пределах одной, совсем небольшой подборки.
Какое хорошее, цельное и при этом сложное (динамически сбалансированная сложность!), интонационно выверенное стихотворение «мудрость, обладающая вселенной…» (пожалуй, это - лучшее стихотворение подборки); с точным подбором звуков, образующих фактуру текста: «в хворой скворешне» - тут сразу слышатся и прорехи (и даже мохнатая растрёпанность материи бытия по краям этих дыр), и сквозняк, и незащищённость говорящего, и птичьи его права в мире - надёжно уравновешиваемые, однако, заявленным строчкой ранее теплом: «знают, как тепло мне с тобой бывает» (упоминание «знания» добавляет именно надёжности). «Скворчущая» - с одной стороны вроде бы неправильность (правильно-то ведь «скворчащая»), - с другой, тут пробивается в слово, подчиняя его себе, образ «скворца»: «скворчущая» - не столько скворчащая, сколько живущая, как скворец; расталкивающая и вытесняющая все смыслы, которые тащит в текст за собой (и, в общем, не втаскивает их) слово «сковородка», нужное здесь большею частью для звукописи (да ещё, может быть, для образа чего-то большого, плоского, круглого. Что на этой сковородке скворца не поджаривают - даёт понять снег, упомянутый в следующей строке: она спасительно-холодная). Вообще, это стихотворение, явная ритмическая цитата из Дашевского («Тот храбрей Сильвестра Сталлоне или / его фотокарточки над подушкой…»), на уровне более глубоком кажется родственным мандельштамову «Мы с тобой на кухне посидим, / сладко пахнет белый керосин…» - которое точно так же пронизано и тревогой, и хрупким птичьим уютом, и приходит в конце к осознанию необходимости уехать на вокзал, где бы нас никто не отыскал. Ярцев проговаривает хоть и иначе, но точно ту же ситуацию: «значит, надо снова куда-то ехать, / раскурочив быт простынёй дорожной - / простотою птичьей да тьмой тревожной, / сложной, как память».
= «это было дитя, это стало беспомощно быть» и далее до конца - нарочитой (не сомневаюсь, что нарочитой) неловкостью слов, как бы впервые собираемых, не вполне гнущихся, - точно передана растерянность речи (возвращение её, в некотором смысле, в состояние перворечи) перед тем, что изумляет и потрясает говорящего. И далее - срывающаяся речь, едва дотягивающая слова до середины, как бы не отваживающаяся (может быть, из суеверия: не спугнуть бы то, что важнее слов) произнести их в их полноте: «сорва», «пове в нашу встре». (Правда, последние две строки стихотворения на этом фоне слишком правильны и упорядоченны (даже умиротворены), и непонятно, откуда у них после таких замираний и задыханий это взялось).
С другой стороны:
= «и первая горькая весть / в одичалую тьму сквозь тебя проступившИХ сединАХ» - с чем согласован этот таинственный падеж проступивших седин?
= «тревогу» и «дорогу» рифмовать не стоило бы;
= «Зловещая пустота» («над зловещей пустотой колючих снов») - увы, банальность, таких очевидных ходов стоит избегать. «В вихре перемен» - в сущности, тоже;
= «усталая тоска», «тусклая беспомощность» - избыточно, почти тавтологично;
= «и его не дрогнет мёртвая рука» - несколько неловкая строка (не говоря уже о том, что избыточно пафосная), придающая тексту оттенок наивности; нарушенность «нормального» порядка слов в данном случае ни на какие задачи не работает и оказывается просто свидетельством того, что автор тут со словами не справился. Впрочем, стихотворение, как видим, раннее и написано четыре года назад. Оно вообще довольно ученическое, и на «Полёт разборов» его выставлять, пожалуй, не стоило. Но автор уже тогда умел чутко подбирать звуки - тревожные, горячие, плотные: «вернее рокового говорка».
*Это вторая героиня "Полёта...", разбор которой будет представлен во второй части. - Прим. авт.
https://formasloff.ru/2019/12/01/polyot-razborov-seriya-47-ch-1-rostislav-yartsev
Рецензия 4. Ольга Балла о подборке стихотворений Ростислава Ярцева
Ростислав Ярцев, пожалуй, в чём-то сильнее (может быть, мастеровитее) Александры Герасимовой*, - которая безусловно индивидуальна, с собственным узнаваемым лицом, но, кажется, пока ещё сыровата, каждый (почти) текст торчит в разные стороны, растягиваемый разными противоборствующими в нём силами.
Ярцев и лучше справляется с различными текстообразующими смысловыми потоками, умеет направлять их в общее русло, заставлять работать на общую тягу стихотворения - и - вследствие ли этого? - более цельный, и более, чем она (уместно ли сравнивать? - не уверена, что это вообще нужно, просто надо от чего-то оттолкнуться), насыщен культурной памятью, её гулом, отголосками, внутренними цитатами («двух соловьёв поединок»). При этом он - в котором узнаётся верный ученик прежде всего, пожалуй, Мандельштама, - не вторичен (что свидетельствует о том, что культурная память у него тщательно прорефлектирована), чувствует собственные смысловые пути. (А.Г. же начинает чуть ли не с чистого листа, эдакой дикописью, - но в этом и её преимущество - открытость росту: ещё диковатый, не вполне укрощённый талант, который ещё предстоит укрощать и выращивать).
Отдельное достоинство Р.Я. - заметное ритмическое, интонационное разнообразие в пределах одной, совсем небольшой подборки.
Какое хорошее, цельное и при этом сложное (динамически сбалансированная сложность!), интонационно выверенное стихотворение «мудрость, обладающая вселенной…» (пожалуй, это - лучшее стихотворение подборки); с точным подбором звуков, образующих фактуру текста: «в хворой скворешне» - тут сразу слышатся и прорехи (и даже мохнатая растрёпанность материи бытия по краям этих дыр), и сквозняк, и незащищённость говорящего, и птичьи его права в мире - надёжно уравновешиваемые, однако, заявленным строчкой ранее теплом: «знают, как тепло мне с тобой бывает» (упоминание «знания» добавляет именно надёжности). «Скворчущая» - с одной стороны вроде бы неправильность (правильно-то ведь «скворчащая»), - с другой, тут пробивается в слово, подчиняя его себе, образ «скворца»: «скворчущая» - не столько скворчащая, сколько живущая, как скворец; расталкивающая и вытесняющая все смыслы, которые тащит в текст за собой (и, в общем, не втаскивает их) слово «сковородка», нужное здесь большею частью для звукописи (да ещё, может быть, для образа чего-то большого, плоского, круглого. Что на этой сковородке скворца не поджаривают - даёт понять снег, упомянутый в следующей строке: она спасительно-холодная). Вообще, это стихотворение, явная ритмическая цитата из Дашевского («Тот храбрей Сильвестра Сталлоне или / его фотокарточки над подушкой…»), на уровне более глубоком кажется родственным мандельштамову «Мы с тобой на кухне посидим, / сладко пахнет белый керосин…» - которое точно так же пронизано и тревогой, и хрупким птичьим уютом, и приходит в конце к осознанию необходимости уехать на вокзал, где бы нас никто не отыскал. Ярцев проговаривает хоть и иначе, но точно ту же ситуацию: «значит, надо снова куда-то ехать, / раскурочив быт простынёй дорожной - / простотою птичьей да тьмой тревожной, / сложной, как память».
= «это было дитя, это стало беспомощно быть» и далее до конца - нарочитой (не сомневаюсь, что нарочитой) неловкостью слов, как бы впервые собираемых, не вполне гнущихся, - точно передана растерянность речи (возвращение её, в некотором смысле, в состояние перворечи) перед тем, что изумляет и потрясает говорящего. И далее - срывающаяся речь, едва дотягивающая слова до середины, как бы не отваживающаяся (может быть, из суеверия: не спугнуть бы то, что важнее слов) произнести их в их полноте: «сорва», «пове в нашу встре». (Правда, последние две строки стихотворения на этом фоне слишком правильны и упорядоченны (даже умиротворены), и непонятно, откуда у них после таких замираний и задыханий это взялось).
С другой стороны:
= «и первая горькая весть / в одичалую тьму сквозь тебя проступившИХ сединАХ» - с чем согласован этот таинственный падеж проступивших седин?
= «тревогу» и «дорогу» рифмовать не стоило бы;
= «Зловещая пустота» («над зловещей пустотой колючих снов») - увы, банальность, таких очевидных ходов стоит избегать. «В вихре перемен» - в сущности, тоже;
= «усталая тоска», «тусклая беспомощность» - избыточно, почти тавтологично;
= «и его не дрогнет мёртвая рука» - несколько неловкая строка (не говоря уже о том, что избыточно пафосная), придающая тексту оттенок наивности; нарушенность «нормального» порядка слов в данном случае ни на какие задачи не работает и оказывается просто свидетельством того, что автор тут со словами не справился. Впрочем, стихотворение, как видим, раннее и написано четыре года назад. Оно вообще довольно ученическое, и на «Полёт разборов» его выставлять, пожалуй, не стоило. Но автор уже тогда умел чутко подбирать звуки - тревожные, горячие, плотные: «вернее рокового говорка».
*Это вторая героиня "Полёта...", разбор которой будет представлен во второй части. - Прим. авт.