Опыты единства
Ольга Балла
Опыты единства
http://www.ecolife.ru/video/7274/
Карл Левитин. Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого учёного. - М.: АНО «Журнал «Экология и жизнь», 2012. - 304 с. - (Библиотека журнала «Экология и жизнь»)
Учёного, да ещё любого?! - изумится читатель, взяв в руки книгу. Вроде бы у науки другие задачи, а у учёных - другие заботы. Допустим. Но какие? Если одной фразой - выяснение истины (об устройстве мира) и перевод её на человеческий язык. Агааа…
Дело в том, что научная журналистика занимается тем же. И выяснением истины (опечатки тут нет: выяснением, а не просто передачей её, готовенькой, от более компетентных людей - к менее компетентным), причём именно об устройстве мира (а не только о том, что на этот счёт в текущую историческую эпоху думают профессионалы-учёные), и переводом её на человеческие языки.
Этих языков - множество, даже в пределах одной культуры. Скажем, язык графиков, формул и цифр - это один язык. Полный терминов и прочих необходимых условностей язык профессионалов - ещё один. И, наконец, - тот, что понятен всем людям одной культуры, независимо от их профессиональных знаний и умений.
С этим общим языком работает, на него и переводит с языков специальных эта особенная журналистика. Выясняет, как соотносится научное знание её времени с составом культуры в целом и, наконец - что, пожалуй, главное, но понято меньше всего - с жизненными смыслами каждого из нас. Показывает, как научное знание работает на культуру в целом и что оно само из неё получает. Научная журналистика - служба связи (между различно организованными областями мира).
Конечно, она - особенный род опыта, нуждающийся в отдельном осмыслении. Почитаемая обыкновенно за пренебрежимо вторичную деятельность: мудрено ли комментировать чужие результаты и упрощённо - а значит, многое теряя, если не искажая - пересказывать их непосвящённым? - она плохо отрефлектирована как культурная форма. Тем ценнее книга Карла Левитина - как раз посвящённая такому, очень недостающему сегодня в нашей культуре пониманию.
Она отвечает на вопрос, «как это делается», и теоретически, практически. В форме курса лекций о смыслах научной журналистики и нескольких статей - примеров работы этого рода (впрочем, назвать их «статьями» было бы явным огрублением: чтобы объяснить, как устроена деятельность разных полушарий мозга и их сотрудничество, Левитин написал целый детектив, притом с лирической компонентой).
Писатель и научный журналист Карл Левитин (1936-2010) знал предмет изнутри, как мало кто. Даже создавал его: он был из тех, кто развивал в нашей стране научную журналистику как жанр мышления. Он действительно умел говорить на разных языках, включая разные субкультурные идиолекты - и научный, и художественный, и тот самый общечеловеческий, на котором умел ярко и точно представить сложное, не огрубляя.
В девяти лекциях Левитин раскладывает жанр на его основные аспекты. Рассказывает о целях и задачах научной журналистики, её «основной проблеме» (есть и такая - а это значит, что мы имеем дело с целостной областью мысли), о разных её инструментах: метафорах и образах, о связях её со смежными и родственными областями культурного мира - в числе которых не только наука и обыденное сознание, но и художественная литература, и «просто» журналистика: с каждой из этих областей журналистика научная вправе обмениваться инструментами и результатами.
Речь заходит и о том, искусство ли такая журналистика - или скорее наука? Как отвечает на этот вопрос автор - вы прочитаете. Мне же хочется добавить, что в ней есть нечто и от философии: она сама по себе - суждение об устройстве мира.
На эту мысль наводит и второй смысловой ряд книги. Его составляют гравюры голландского художника-графика М.К. Эшера. Они тут не только потому, что Эшер был любимым художником Левитина. Его картины - воплощение того, о чём своими средствами говорит научная журналистика: взаимопроникновения разнородного (скажем, науки и ненаучного, разума и воображения, логики и алогичного) и объемлющего всё разнородное единства, парадоксальности мира и его цельности. А ещё - дремлющей внутри конечного, свернувшейся в нём напряжённым клубком бесконечности, способной вынырнуть в каждой точке. Левитин - о том же.
В связи с научной журналистикой речь для него идёт не только о просвещении в классическом смысле: как о наполнении ума знаниями и о создании в нём ясности. Это прекрасно и необходимо, но недостаточно. Есть задача менее явная и более глубокая: воспитание (и у тех, кому адресуются тексты научного журналиста, и у него самого) определённого чувства мира. Чувства той самой его цельности, пронизанности всепроникающими связями, которая не схватывается одним только рассудком - без этого чувства, опережающего рациональный ум и напоминающего тому о его принципиальной ограниченности, любые выстроенные таким умом картины обречены рассыпаться на фрагменты.
Так почему всё-таки научная журналистика непременно должна входить в состав знаний и умений учёного? Очень просто: журналистика этого рода - умение видеть необходимые связи между своей профессиональной областью - включая самые специальные и отвлечённые её участки - и сферой общечеловеческого. Это умение может воплощаться в форме популярных статей, может в ней и не воплощаться; но можете ли вы себе представить учёного вообще без такого видения? Я - нет.
This entry was originally posted at http://gertman.dreamwidth.org/127935.html. Please comment there using OpenID.
Опыты единства
http://www.ecolife.ru/video/7274/
Карл Левитин. Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого учёного. - М.: АНО «Журнал «Экология и жизнь», 2012. - 304 с. - (Библиотека журнала «Экология и жизнь»)
Учёного, да ещё любого?! - изумится читатель, взяв в руки книгу. Вроде бы у науки другие задачи, а у учёных - другие заботы. Допустим. Но какие? Если одной фразой - выяснение истины (об устройстве мира) и перевод её на человеческий язык. Агааа…
Дело в том, что научная журналистика занимается тем же. И выяснением истины (опечатки тут нет: выяснением, а не просто передачей её, готовенькой, от более компетентных людей - к менее компетентным), причём именно об устройстве мира (а не только о том, что на этот счёт в текущую историческую эпоху думают профессионалы-учёные), и переводом её на человеческие языки.
Этих языков - множество, даже в пределах одной культуры. Скажем, язык графиков, формул и цифр - это один язык. Полный терминов и прочих необходимых условностей язык профессионалов - ещё один. И, наконец, - тот, что понятен всем людям одной культуры, независимо от их профессиональных знаний и умений.
С этим общим языком работает, на него и переводит с языков специальных эта особенная журналистика. Выясняет, как соотносится научное знание её времени с составом культуры в целом и, наконец - что, пожалуй, главное, но понято меньше всего - с жизненными смыслами каждого из нас. Показывает, как научное знание работает на культуру в целом и что оно само из неё получает. Научная журналистика - служба связи (между различно организованными областями мира).
Конечно, она - особенный род опыта, нуждающийся в отдельном осмыслении. Почитаемая обыкновенно за пренебрежимо вторичную деятельность: мудрено ли комментировать чужие результаты и упрощённо - а значит, многое теряя, если не искажая - пересказывать их непосвящённым? - она плохо отрефлектирована как культурная форма. Тем ценнее книга Карла Левитина - как раз посвящённая такому, очень недостающему сегодня в нашей культуре пониманию.
Она отвечает на вопрос, «как это делается», и теоретически, практически. В форме курса лекций о смыслах научной журналистики и нескольких статей - примеров работы этого рода (впрочем, назвать их «статьями» было бы явным огрублением: чтобы объяснить, как устроена деятельность разных полушарий мозга и их сотрудничество, Левитин написал целый детектив, притом с лирической компонентой).
Писатель и научный журналист Карл Левитин (1936-2010) знал предмет изнутри, как мало кто. Даже создавал его: он был из тех, кто развивал в нашей стране научную журналистику как жанр мышления. Он действительно умел говорить на разных языках, включая разные субкультурные идиолекты - и научный, и художественный, и тот самый общечеловеческий, на котором умел ярко и точно представить сложное, не огрубляя.
В девяти лекциях Левитин раскладывает жанр на его основные аспекты. Рассказывает о целях и задачах научной журналистики, её «основной проблеме» (есть и такая - а это значит, что мы имеем дело с целостной областью мысли), о разных её инструментах: метафорах и образах, о связях её со смежными и родственными областями культурного мира - в числе которых не только наука и обыденное сознание, но и художественная литература, и «просто» журналистика: с каждой из этих областей журналистика научная вправе обмениваться инструментами и результатами.
Речь заходит и о том, искусство ли такая журналистика - или скорее наука? Как отвечает на этот вопрос автор - вы прочитаете. Мне же хочется добавить, что в ней есть нечто и от философии: она сама по себе - суждение об устройстве мира.
На эту мысль наводит и второй смысловой ряд книги. Его составляют гравюры голландского художника-графика М.К. Эшера. Они тут не только потому, что Эшер был любимым художником Левитина. Его картины - воплощение того, о чём своими средствами говорит научная журналистика: взаимопроникновения разнородного (скажем, науки и ненаучного, разума и воображения, логики и алогичного) и объемлющего всё разнородное единства, парадоксальности мира и его цельности. А ещё - дремлющей внутри конечного, свернувшейся в нём напряжённым клубком бесконечности, способной вынырнуть в каждой точке. Левитин - о том же.
В связи с научной журналистикой речь для него идёт не только о просвещении в классическом смысле: как о наполнении ума знаниями и о создании в нём ясности. Это прекрасно и необходимо, но недостаточно. Есть задача менее явная и более глубокая: воспитание (и у тех, кому адресуются тексты научного журналиста, и у него самого) определённого чувства мира. Чувства той самой его цельности, пронизанности всепроникающими связями, которая не схватывается одним только рассудком - без этого чувства, опережающего рациональный ум и напоминающего тому о его принципиальной ограниченности, любые выстроенные таким умом картины обречены рассыпаться на фрагменты.
Так почему всё-таки научная журналистика непременно должна входить в состав знаний и умений учёного? Очень просто: журналистика этого рода - умение видеть необходимые связи между своей профессиональной областью - включая самые специальные и отвлечённые её участки - и сферой общечеловеческого. Это умение может воплощаться в форме популярных статей, может в ней и не воплощаться; но можете ли вы себе представить учёного вообще без такого видения? Я - нет.
This entry was originally posted at http://gertman.dreamwidth.org/127935.html. Please comment there using OpenID.