Маркса-Энгельса 8
Продолжение о Квятковском
Это так, канва. В жизни был вход со двора на узенькую лесенку, какой-то очень неудобный поворот к узкой двери, маленькая комната сплошь в книгах, с довоенными обоями в редких просветах, с маской Пушкина на стене. Хозяин встречает с радостью, он никогда не занят, хотя раскрытые книги и бумаги только что отложены.
А.П. двигался легко, как юноша, и так же был сложен. (В юности занимался гимнастикой). Смотрел на жизнь взглядом любопытного ребенка. Мог рассказать множество интересных вещей о литературе, о своей жизни, и рассказывал... ну хотя бы про свой пеший поход из Петербурга в Норвегию к Кнуту Гамсуну - не дошел, а вернулся, его арестовали, и он потом мог сравнить царскую тюрьму с советской.
Но охотнее он слушал нашу болтовню о каких-то новых интересных поэтах, левых художниках, о дурацкой нашей фронде... самым серьезным образом воспринимал стихи Горбаневской и ее саму, принимал Губанова с Басиловой, какое-то их изобретение включил в Ритмологию. Вознесенский прямо зачастил к нему, очень много получил из Ритмологии, А.П. радовался, что дружит с таким молодым, талантливым и уже знаменитым поэтом. А Вознесенский просто перестал к нему приходить.
С ним не чувствовалось никакой дистанции, при всем уважении к его огромным знаниям, жизненному опыту, к рассказам о Беломорканале, тифозном бараке, о людоедстве на Украине. О «Зырянском Рерихе» Жакове, открывшем родство зырянского языка с японским. Книжки давал почитать о поэзии. Вспоминал, как они с бабушкой дружили в Петербурге.
Однажды я ввалилась к А.П. прямо с ребенком, с Катькой (года два). У А.П. было настроение, он говорит: выпьем по рюмочке? Он любил иногда. Вытащил маленький круглый столик, что-то собрал - и мы сидим, разглагольствуем, а Катька у меня на коленях тычет пальчиком: пий, мама, пий... Обычно мы за этим столиком пили чай, один раз я на нем же выгладила А.П. рубашку. Он все переживал: довольно, довольно, только чуть-чуть спереди...
С Володей Квятковским мы дружили отдельно. В студии рисовали и писали, иногда ездили «на этюды», писали где-то какие-то пейзажи, один раз пришли в Козицкий с этюдниками и посадили А.П. позировать. Увлеклись, а он и заснул. Свою работу я там оставила сохнуть, а потом так и не забрала. Кажется, она где-то у Ярослава есть.
Это так, канва. В жизни был вход со двора на узенькую лесенку, какой-то очень неудобный поворот к узкой двери, маленькая комната сплошь в книгах, с довоенными обоями в редких просветах, с маской Пушкина на стене. Хозяин встречает с радостью, он никогда не занят, хотя раскрытые книги и бумаги только что отложены.
А.П. двигался легко, как юноша, и так же был сложен. (В юности занимался гимнастикой). Смотрел на жизнь взглядом любопытного ребенка. Мог рассказать множество интересных вещей о литературе, о своей жизни, и рассказывал... ну хотя бы про свой пеший поход из Петербурга в Норвегию к Кнуту Гамсуну - не дошел, а вернулся, его арестовали, и он потом мог сравнить царскую тюрьму с советской.
Но охотнее он слушал нашу болтовню о каких-то новых интересных поэтах, левых художниках, о дурацкой нашей фронде... самым серьезным образом воспринимал стихи Горбаневской и ее саму, принимал Губанова с Басиловой, какое-то их изобретение включил в Ритмологию. Вознесенский прямо зачастил к нему, очень много получил из Ритмологии, А.П. радовался, что дружит с таким молодым, талантливым и уже знаменитым поэтом. А Вознесенский просто перестал к нему приходить.
С ним не чувствовалось никакой дистанции, при всем уважении к его огромным знаниям, жизненному опыту, к рассказам о Беломорканале, тифозном бараке, о людоедстве на Украине. О «Зырянском Рерихе» Жакове, открывшем родство зырянского языка с японским. Книжки давал почитать о поэзии. Вспоминал, как они с бабушкой дружили в Петербурге.
Однажды я ввалилась к А.П. прямо с ребенком, с Катькой (года два). У А.П. было настроение, он говорит: выпьем по рюмочке? Он любил иногда. Вытащил маленький круглый столик, что-то собрал - и мы сидим, разглагольствуем, а Катька у меня на коленях тычет пальчиком: пий, мама, пий... Обычно мы за этим столиком пили чай, один раз я на нем же выгладила А.П. рубашку. Он все переживал: довольно, довольно, только чуть-чуть спереди...
С Володей Квятковским мы дружили отдельно. В студии рисовали и писали, иногда ездили «на этюды», писали где-то какие-то пейзажи, один раз пришли в Козицкий с этюдниками и посадили А.П. позировать. Увлеклись, а он и заснул. Свою работу я там оставила сохнуть, а потом так и не забрала. Кажется, она где-то у Ярослава есть.