Древнегреческое: предательства, прелюбодеяния, каннибализм, кровосмешения и вот это вот всё
Эриннии объясняют Оресту всю глубину его неправоты (древнегреческий сюжет)
Мы много чего знаем о Древней Греции благодаря работе археологов и историков. Однако не меньше мы можем узнать если не фактическую, то морально-нравственную стороны жизни древних греков через древнегреческое искусство. Но я имею в виду прежде всего не архитектуру и скульптуру, а древнегреческую трагедию.
Древнегреческая трагедия (афинская) начинается с 500 года до н.э., когда в состав праздника Великих Дионисий (конец «нашего» марта - начало апреля) были включены состязания трёх трагических поэтов. Каждый из поэтов должен был представить на суд почтеннейшей древнегреческой публики тетралогию - пакет из трёх трагедий, бонусом к которым шла т.н. сатировская драма (не путать с сатирической). Все три трагедии не обязательно должны были иметь единый сюжет. Однако попадались и такие поэты, которые выкатывали трилогию со сквозным сюжетом. Таковой является трилогия «отца трагедии» Эсхила - «Орестея».
Эсхил (к слову, он родился в 525 году до н.э., а умер в 456-м) был, безусловно - голова и ввёл в греческие театральные постановки ряд новаций. Если до Эсхила трагедию декламировал один актёр, то Эсхил ввёл второго. Нам, людям эпохи, когда на сцене могут одновременно топтаться десятки актёров, это нововведение Эсхила может показаться не очень впечатляющим. Но для древних греков это было чуть ли не революция. Однако этим Эсхил не ограничился и в своих революционных изменениях зашёл так далеко, что даже однажды был привлечён к суду.
Родом Эсхил происходил из небольшого городка Элевсин, расположенного на северо-западе от Афин. Именно с этим городом связаны одни из самых таинственных древнегреческих мистерий - Элевсинские мистерии. Обряды, проходившие в ходе мистерий, считались наиболее важными в Древней Греции, а разглашение их приравнивалось к преступлению. Рассмотрения этих мистерий уведёт далеко в сторону от темы этой заметки, поэтому остановлюсь только на деталях. Эсхил рассудил, что коли уж каждый год в мистериях участвуют толпы народа, говорить о какой-то тайне этих мистерий глупо. А потому позаимствовал из мистерий кое-какие штучки для визуализации своих трагедий. В частности, он ввёл сакральные одеяния иерофантов (жрецов мистерий) в качестве костюма аттической сцены. За что и был привлечён к суду. Ревнители древнегреческой морали посчитали, что использование нарядов жрецов вне сакрального действа, в театре, оскорбляет чувства верующих древних греков. Но судя по тому, что эти наряды прочно вошли в древнегреческие театральные постановки, какого-то серьёзного решения суд не вынес.
Ну и ещё Эсхил внёс в трагедию т.н. перипетию, которую также скопипастил из Эливсинских мистерий. Перипетия - это внезапное осложнение в ходе благополучно развивающейся судьбы. Перипетию насылают боги излишне зарвавшемуся от своих удач герою.
В общем, новации Эсхила произвели на древнегреческого зрителя такое же впечатление, как в XX веке нашей эры появление звука и цвета после немного кино.
Человек не слишком искушённый в делах древних Афин может сказать: ну ладно, Эсхил может и неплохой был парень, однако, в сущности, это театральные частности. Что было основной массе населения до новаций Эсхила? Ошибочка, граждане-товарищи, основанная на неправомочной экстраполяции наших реалий на реалии Древней Греции. А реалии таковы, что если для нашего времени поход в театр является развлечением достаточно образованной праздной публики (составляющей не такой уж изрядный процент всего населения), то для Древней Греции театр был делом общегосударственным и всенародным. В конце V века до н.э. в результате реформ Перикла беднейшим слоям населения даже стали выплачивать специальное пособие - теорикон - деньги на посещение театра. В Афинах театр был не зрелищем - вернее, зрелищем он был в последнюю очередь - а главная его функция была почти сакральной. Именно поэтому театры сооружались возле храмов и представляли собой как бы «усилитель вкуса» чисто религиозных мистерий. Т.е. не то чтобы представление трагедий было религиозными церемониями. Нет. Но они как бы разъясняли простому народу суть сакрального действа, проясняя его несколько иными средствами.
Плата же за вход в театр взималась не в качестве извлечения коммерческой выгоды. Театральные зрелища в Афинах были частью государственных празднеств. Но содержание театра отдавалось на откуп кому-нибудь из граждан. Вот эти граждане и взимали плату за вход, чтобы было за счёт чего ремонтировать скамьи и детали сценической площадки, что долгое время не позволяло беднякам присоединиться к публике. Введение теорикона дало возможность даже самым неимущим слиться в едином экстазе в зрительном зале (хотя скамьи под открытым небом вряд ли можно назвать залом, но если прибегнуть к метафоре - «небо = крыша», то с таким уточнением всё будет Ок).
Между прочим, государственные расходы на театр были достаточно большими (ведь зрелищные мероприятия всегда влетают в копеечку). И эти расходы афиняне перекладывали на своих союзников по Морскому союзу (довольно тоталитарной структуре под общим руководством Афин). Иногда союзники восставали, не выдерживая поборов. И тогда афиняне топили их восстания в крови. Например, можно вспомнить подавленное афинянами восстание на Евбее 446-455 г.г. Так что для союзников Афин афинские театральные трагедии порой оборачивались самыми настоящими трагедиями в жизни. Впрочем, из союзников выжимали монету не только на театр - красивые храмы Афин тоже возводились в основном за их счёт.
Кстати уж, не удержусь, чтобы не рассказать (кратко) историю одного восстания против Афин, подавленного весьма сурово. Дело было в 427 году на острове Керкире в ходе Пелопоннесской войны. На этом острове, который являлся одной из вспомогательных баз афинского флота, существовало две враждующие партии: олигархи и демократы (в древнегреческом, а не современном значении этих слов). Демократы были союзны Афинам, а олигархи - извечному сопернику Афин, Спарте. Восстание олигархов началось после того, как на Керкиру прибыла спартанская эскадра. Однако туда же Афинами была направлена своя эскадра. Морской бой не был особенно сильной стороной спартанцев и они решили покинуть гавань Керкиры, не принимая боя. Видя такое положение дел, олигархи (численностью около четырехсот человек) бросились искать спасения в храм Геры. По древнегреческим законам алтарь храма давал защиту. Демократы никак не могли убить олигархов в храме. Поэтому начали всячески увещевать их покинуть храм, обещая, что ничего не сделают. Около пятидесяти человек поверили и вышли из храма. Демократы их тут же убили. Судя по всему, способы убийств были такими зверскими, что оставшиеся в храме олигархи стали убивать друг друга прямо в святилище, некоторые повесились. Афинская эскадра стояла на рейде семь дней и всё это время демократы прочёсывали остров, ловя олигархов и беспощадно их уничтожая. Даже святилища не могли спасти приговорённых. Такая вот она была, афинская демократия.
Но вернёмся к театру и древнегреческой трагедии. В древних Афинах театр играл роль как «околосакральную», так и общественно-государственную, выполняя роль своеобразного общественного воспитателя граждан. В первую очередь этим занималась трагедия, ставившая вопросы нравственного характера. Вот давайте и посмотрим, какие же вопросы ставились древнегреческой трагедией и как они разрешались. Для это воспользуемся трилогией Эсхила «Орестея». Вот краткий пересказ.
Жил-был некий царь Фракии Тантал. У него был сын Пелоп, который сам стал элидским царём. Пелоп был женат на Гипподамии. И были у них два сына: Атрей и Фиест. А кроме того у Пелопа был сын от, так сказать, первого брака - Хрисипп. И вот Атрей и Фиест подстроили гибель своего сводного брата Хрисиппа. Пелоп в связи с этим сильно разгневался, проклял братьев и выгнал их из своего дома. Атрей и Фиест долго шлялись туда-сюда, пока не осели Микенах, в которых Атрей стал царём.
Казалось бы, братьям тут бы и образумиться. Но Фиест не успокоился и начал строить козни теперь против единоутробного брата, чтобы занять трон. Он соблазнил жену Атрея - Аэропу. Прелюбодеяние вскрылось. Аэропа была наказана, а Фиест изгнан из Микен. Однако вскоре Атрей одумался и решил, что слишком уж легко поступил с братом, который смел возлечь с его женой. Прикинув всё так и эдак, он придумал разыграть примирение и пригласил Фиеста приехать к нему в Микены якобы для восстановления добрых отношений. Прелюбодей Фиест, ничего не подозревая, как дурак поехал на уикенд в Микены, да ещё прихватил с собой своих малолетних сыновей. Братья облобызались и прошли в одну из комнат дворца для доброй братской беседы в предвкушении обеда.
А обед был и в самом деле примечателен. Пока Фиест развесил уши, на которые Атрей навешивал лапшу про дружбу и родную кровь, слуги убили детей Фиеста - о чём им заранее отдал соответствующее приказание Атрей. После этого убитых детей зажарили и принесли за обеденный стол, где и предложили угоститься Фиесту. Ничего не подозревавший Фиест откушал жареного мяса своих детей. По завершении угощения по приказу Атрея слуги внесли отрубленные головы детей и показали их Фиесту. Фиест был сильно возмущён гнусной подлянкой Атрея и проклял его и весь его род.
Если вы ещё не запутались и не потеряли интерес к древнегреческой трагедии, переходим к продолжению.
У Атрея был сын Агамемнон. А у Фиеста, как выяснилось, не все сыновья попали на приснопамятный обед в Микенах. Его сын Эгисф спасся от атреевых поваров и остался жив. И вот, значит, сыновья выросли. И тут случилась Троянская война. Агамемнон, как и положено царю (а он сменил своего батюшку на посту царя Микен), отправился на войну. Не успели ещё корабли Агамемнона скрыться за поворотом, как Эгисф, сын Фиеста, проник в его дворец и втёрся в доверие к жене Агамемнона - Клитеместре (другое написание её имени - Клитемнестра). Не долго думая, Эгисф соблазнил Клитеместру. А тут как раз и Троянская война закончилась. Агамемнон в полном парадном облачении прибыл домой и устроил пир. На этом пиру Эгисф, с молчаливого одобрения Клитеместры (а что ещё оставалось делать бедной женщине?), убил Агамемнона.
Думаете, тут и сказочки конец? Ошибаетесь. Понеслось дальше.
Какой царь, да без сына? Был сын и у Агамемнона. Звали его Орест. Сын за отца отвечает. И мстит. Что и сделал Орест, убив совратителя и цареубийцу Эгисфа. А заодно и свою мать Клитеместру, из-за которой всё и случилось. Правда после этого Орест закатил пышные похороны своей матери и её любовнику. Вот их нравы.
Кстати, если кому-то кажется, что во всей этой истории Агамемнон - самый без вины пострадавший, то на этот счёт сильно не волнуйтесь. Агамемнон - тоже ещё тот гад. В частности, когда он ещё только отправлялся на Троянскую войну, снарядив флот, то очень беспокоился по поводу попутного ветра и хорошей погоды. Чтобы обеспечить себе то и другое, Агамемнон принёс в жертву богине Артемиде свою дочь Ифигению. Чем поверг в лёгкий ступор даже своих, видавших виды, древнегреческих морских пехотинцев. Всё-таки принести в жертву какую-нибудь овечку - это дело благое и похвальное. Но царскую дочь! Это был явный перебор. Так что Клитеместра, вступив в непозволительную связь с Эгисфом (кстати, а ведь Эгисф был двоюродным братом Агамемнона), тоже исполняла свою материнскую месть. Ну в самом деле, какой матери понравится, чтобы её дочку принесли в жертву общественным предрассудком? Да ещё кто? Родной отец!
Однако в качестве назидания древнегреческий зритель должен был получить порцию нравственных экзерсисов. В итоге, убивший свою мать Орест был отдан на суд Эринний. Эриннии - это была такая компания богинь древнегреческой мести. Богини эти были изрядно злыми, поскольку действовали во имя справедливости. Орест от их мести подался в дельфийских храм, чтобы искать защиты у Аполлона. Аполлон очистил его от скверны матереубийства, однако спасти от Эринний не смог (или не пожелал) и послал Ореста… в Афины. Там уж дело взяла в свои руки Афина-Паллада и учредила суд - ареопаг. Эриннии на том суде выступали совокупным прокурором, а Аполлон - защитником обвиняемого Ореста. Победила - дружба. Ареопаг принял решение в пользу Ореста, оправдав его по всем статьям.
Считается, что эта трилогия свидетельствует о переходе сознания древних греков из стадии общества кровной мести к гражданскому обществу. Ну не знаю. Всё может быть. Но сюжетец - ядрёный.
Вот на таких трагедиях и воспитывался древнегреческий народ своей древнегреческой марале и нравственности. И, надо отметить, их мораль и их нравственность нашему сознанию совершенно недоступны. Это была совершенно другая цивилизация. И хотя считается, что западноевропейская цивилизация вылупилась из античной цивилизации, однако это утверждение не следует понимать в лоб. А, напротив, следует воспринимать очень критично и с большой толикой осторожности. Иначе прямые аналогии будут вести к совершенно неверным выводам. А нам это надо?