Побег из СССР. Часть 3
Окончание.
Начало: http://germanych.livejournal.com/134840.html, http://germanych.livejournal.com/134974.html
Лёха призадумался, и было отчего. Он оказался в незнакомой местности, практически не зная языка (на русском и английском местные жители упорно не желали общаться), да к тому же ещё с очень скромными финансами, если не сказать более. Строго говоря, денег было только на то, чтобы купить билет на поезд до Брюсселя из какого-нибудь не очень удалённого от Брюсселя города, ну и плюс на какое-никакое питание. Гостиницы в бюджет уже не вписывались. Было отчего встревожиться.
С другой стороны, могло быть и хуже. Несомненным плюсом было то, что ранняя весна в Германии оказалась значительно теплее, чем в России. Да и вообще, говоря по правде, добраться из Кирхберг-ан-дер-Ягста до Брюсселя - это совсем не то же самое, что добраться, скажем, и Смоленска до Токио. Расстояния были в общем-то не слишком ужасными. В принципе, будь у Лёхи мотоцикл, он бы покрыл это расстояние, наверное, максимум за сутки. Но мотоцикла не было. Приходилось рассчитывать только на собственную мускульную силу.
В итоге Лёха решил отправиться своим ходом, рассчитывая на сердобольных немцев, которые смогут его подвести на попутках. Эту часть рассказа я помню несколько смутно, поскольку ничего особо интересного Лёха не рассказал. Описал просто свои довольно мрачные впечатления, как он топал по сельской местности, а дорога с обоих сторон была огорожена заграждениями, так что ни влево, ни вправо не свернёшь. Частные владения. Практически никто его не подбрасывал. Тут его описания походили чуть ли не на Кафку. «Людей нет. Время от времени открывается какой-нибудь автоматизированный гараж, оттуда вылетает машина и уносится прочь. Никто не останавливается. Магазинов нет - все гоняют на машинах в ближайший город», - так он описывал свои впечатления. В этом месте я искренне огорчился, что там не было меня. Уж я бы отвёл душу, гуляя по маленьким немецким городкам с фахверковыми постройками. Но Лёху средневековая архитектура волновала мало.
В итоге он всё-таки добрался до какого-то довольно крупного города. Обследовав город, Лёха обнаружил православную церковь. Священник то ли был русским, то ли понимал по-русски. Лёха поделился со служителем культа своими бедами. Священник посочувствовал, но ничем особым помочь не смог. Дал немного денег. «На пару бутербродов», - саркастически заметил Лёха.
Как бы то ни было, он добрался до города, из которого можно было ехать прямо до Брюсселя. Путешествие по сельской Германии Лёху вымотало изрядно. Он почти не спал несколько суток. Если вдуматься, то это не такое уж маловажное обстоятельство. Например, я сейчас могу спать в сутки по 4-5 часов длительное время, а порой могу и вообще сутками не спать, если надо, и при этом работоспособность не очень падает. А когда-то, до армии, мне казалось, что не поспать хотя бы восемь часов в сутки - это просто ужас. Лёха в армии не служил, а потому к такого рода испытаниям готов не был. В общем, уже не особо считаясь с тем, сколько у него остаётся денег, он купил билет до Брюсселя. Куда и убыл без всяких приключений, ибо Бельгия и Германия на тот момент уже входили в единую Шенгенскую зону.
В Брюссель Лёха прибыл в пятницу. Это очень важное обстоятельство. В поезде немного отдохнул, хотя не то чтобы очень. Ибо отдыхать Лёха любил в кровати со всеми удобствами. А в сидячем вагоне, хоть он и на европейский стандарт оборудованный, всё-таки особо не выспишься.
В общем, выгрузившись из вагона на станции Брюссель-Товарный (шучу), Лёха начал наводить справки на предмет поиска заветного Центра эмиграции. Лёха, он такой был - целеустремлённый. Другой бы, впервые вырвавшись из СССР в Европу, расчувствовался бы, пошёл бы памятники всякие смотреть и прочее, а Лёха, нет. Он и в Брюсселе себя вёл, словно в Москве, когда надо было отправиться в какое-нибудь учреждение за справкой.
В столице НАТО людей, знающих английский, было найти проще, чем в каком-нибудь Роммерскирхене; или Розеллерхайде; не говоря уже про Клайненбройх. Ну ладно, не суть. В итоге Центр всемирной эмиграции (или как он там называется) был найден. Но, увы, найден он был уже после того, как рабочее время закончилось и чиновники разбежались со службы в свои брюссельские дома. Секьюрити предложили Лёхе возвращаться со своей челобитной в понедельник. Положение было близким к критическому. В Кирхберг-ан-дер-Ягсте у Лёхи хотя бы деньги ещё были, да и не такой он был усталый. А здесь - ни денег, ни былой бодрости. Если бы дело было не в Бельгии, а в Дании, Лёха был бы вылитой Тенью отца Гамлета.
Финал пятницы, суббота и воскресенье прошли как в тумане. Лёха бесцельно бродил по улицам Брюсселя, а ночевал на вокзале. Вернее, ночёвкой это даже в первом приближении нельзя было назвать. Лёха измотался изрядно. Узкие улицы Брюсселя неожиданно стали оказывать на него гнетущее впечатление. «Постоянно хотелось выйти на какую-нибудь московскую просторную площадь», - сказал он мне. Да ещё влажность воздуха. Фландрия хренова, етитть её.
Я в Брюсселе не был. Наверное там тоже есть площади. То есть даже наверняка. Не думаю, что там уж все улицы такие узкие, чтобы прямо задыхаться. Но на Лёху накатила самая настоящая ностальгия по Родине. А общая усталость и отсутствие денег только усиливали это чувство. Но воля у Лёхи была. И раз решившись на что-то, он доводил задуманное до конца. Поэтому скорее больше из привычки не бросать дело на полпути, чем из потребности получать убежище, Лёха в понедельник утром прибыл в брюссельский Центр эмиграции. Там его ждал сюрприз.
Как-то я не спросил у Лёхи, как выглядел этот Центр, но у меня сложилось впечатление, что это что-то весьма обширное, в плане занимаемых квадратных метров. Что-то вроде лагеря, который расположен не в самом Брюсселе, а где-то в окрестностях. Там одновременно могли находиться до нескольких тысяч человек. Описывая мне, что он увидел в этом лагере, Лёха сделал драматическую паузу, а потом произнёс: «Там были только негры и арабы. Негры и арабы. И ни одного белого». В 1991 году для меня это был шок. Я чего угодно ожидал, но только не того, что в центре Европы в лагере ждут очереди для натурализации тысячи выходцев из Африки. С другой стороны, скорее всего именно это обстоятельство сильно помогло Лёхе. Ибо, согласитесь, быть единственным белым среди тысяч чёрных, общаясь с белой администрацией - это более выигрышно. Возникает нечто вроде расовой солидарности.
Лёхой занялась какая-то довольно молодая и довольно симпатичная, как сказал Лёха, бёльгийка. По-английски она говорила отлично. Чиновница эмигрантского Центра внимательно выслушала предварительные пожелания Лёхи по поводу получения политического убежища. После чего резанула правду-матку, не жалея израненной лёхиной души и его обнажённых нервов. Как выяснилось, о предоставлении политического убежища речи быть не может, поскольку СССР уже не считался страной, в которой людей преследуют по политическим мотивам. Увы и ах, но ничего поделать нельзя. Выяснилось, что большая часть негров и арабов, которые в настоящий момент находятся в лагере, попали в Бельгию незаконно и просто ожидают, когда их депортируют. Однако депортация проходит упрощённо: полицейские довозят нелегала до границы (как правило, французской) и там оставляют. Девяносто процентов после этого снова едут в Брюссель.
«Ну а остальные?» - поинтересовался Лёха. Остальные - это те, кто прибыли из стран с разрушенной экономикой и рассчитывают на получение вида на жительство. Ну, типа «дети голодающего Поволжья». «Разрушенная экономика? Так ведь это прямо про СССР», - тут же отреагировал Лёха. У него забрезжила надежда. Но чиновница разочаровала его, сказав, что есть перечень стран - в основном африканских - граждане которых считаются пострадавшими от местных экономических условий и имеющих в связи с этим право на получение вида на жительство или ещё чего-то в этом роде. Тем не менее Лёха заполнил какие-то формы и анкеты и ему было предложено явиться для нового собеседования в среду.
Хорошее дело, ещё двое суток Лёха должен был как-то протянуть почти без всяких денег. В общем к вечеру он окончательно пал духом и пришёл к выводу, что единственное, что ему остаётся - это вернуться домой. Но хорошо сказать - вернуться. Как это сделать без денег? Послонявшись ещё немного по улицам, Лёха снова разработал план и стал искать полицейский участок. Найдя участок, он решительно двинулся сдаваться бельгийским властям.
В участке было несколько полицейских, в том числе одна женщина. Они о чём-то шутили. Лёха подошёл к стойке. Дежурный вежливо и даже учтиво улыбнулся. «Я гражданин Советского Союза. Нахожусь на территории Бельгии незаконно» - чеканно произнёс Лёха заранее подготовленную фразу. «Совьет юнион?» - офицер удивленно пострел на Лёху, а потом обернулся и что-то сказал своим товарищам. Те подошли. Лёха повторил свое важно сообщение. Выяснилось, что по-английски кое-как умеет говорить только женщина. Лёха протянул ей свой паспорт. Она повертела его в руках и недоумённо вернула. Полицейские совершенно не понимали, чего хочет от них Лёха. Лёха постарался растолковать полицейским, что они должны немедленно задержать его и начать процедуру по экстрадиции на родину. Женщина-полицейский в ответ постаралась втолковать Лёхе, что этим полицейские не занимаются, что этим занимаются какие-то другие службы. Лёха понял, что этим бельгийским полицейским глубоко фиолетово, что он находится здесь, в Брюсселе, с советским паспортом и венгерской визой. Ужасное по советским меркам преступление, здесь, в Брюсселе, как-то мало заботило полицию.
Тогда Лёха сменил тактику. Он рассказал про центр эмиграции и аудиенцию в этом центре в среду. И попросился переночевать. И всё-таки, в его положении - выходца из СССР - были свои плюсы. В 1991 году в Европе русские были ещё редкостью. Поэтому, видимо, вызывали сочувствие. В итоге бельгийские полицейские предоставили Лёхе на две ночи одну из пустующих камер. Но предупредили, что в 6 утра он должен покидать участок. В камере Лёхе понравилось - она была чистой и даже уютной. В буйную молодость ему не раз доводилось бывать в московских отделениях милиции - никакого сравнения. Его даже накормили.
В среду он снова прибыл в Центр. Но намерений задерживаться в Европе у Лёхи уже не было. Он хотел домой. О чём и заявил чиновникам - не могут ли они ему посодействовать вернуться на родину. В общем, интерес к русским с одной стороны и нечто вроде расовой солидарности с другой сделал свой дело: чиновники Центра озаботились доставкой Лёхи домой, то бишь в Москву. Однако бюрократия - она и в Бельгии бюрократия. Поэтому всё это не могло закончится за один день, а требовало нескольких недель, как минимум. На всё это время Лёху поселили не в лагерь с неграми и арабами, а направили в ночлежку, в которой жили бельгийские бомжи.
В ночлежке Лёхе понравилось. Его заселили одного в уютную комнату на двух человек. В комнате, как он рассказывал, было аккуратно. Мебель пластиковая, простыни, одеяла, всё чистое и в полном порядке. По оценке Лёхи эта бельгийская ночлежка была не хуже, чем советская гостиница средней руки.
Порядки в ночлежке были следующие. Ровно в 8 утра всех постояльцем будили, кормили бесплатно и дальше они должны были сваливать из ночлежки до вечера в поисках работы. Жить в ночлежке можно было лишь какое-то определённое время (несколько недель, вроде бы). За это время постоялец должен был найти себе работу и какое-то постоянное место для жилья. Лёха, понятное дело, был на особом положении - ему работу искать было не нужно. Да к тому же он сошёлся с директором этой ночлёжки (или как там его), довольно общительным бельгийцем лет 30, сносно говорившим по-английски. Бельгиец даже несколько раз водил Лёху в кино. Правда Лёха всё равно ни бельмеса не понял.
По вечерам постояльцы собирались в ночлежке и ужинали. На ужин бесплатно подавали нарезки разных салями и сыра с булочками. Запивалось всё чем-то вроде Кока-колы и соками. Вино и пиво были запрещены и карались изгнанием. После ужина вся орава садилась в общем зале и смотрела телевизор. «Там все телепрограммы - это почти сплошь что-то вроде Поля чудес, - рассказывал мне Лёха. - Все смотрят, обсуждают, постоянно смеются. А у меня такое чувство было, что я с умалишёнными сижу». Ну в общем, этот период лёхиной одиссеи был спокоен и безмятежен. Он вновь ощутил себя, словно в Совдепе, где всё гарантированно и всё за него решают. Но это его уже не напрягало.
Бельгийские чиновники из Центра эмиграции первое же, что сделали - это связались с советским посольством. В посольстве ответили, что оплачивать обратную дорогу Лёхе правительство СССР не будет. В общем, говоря без экивоков, ответили, что им на Лёху наплевать. Да в общем, в 1991 году в самом деле советским посольским чиновникам было явно не до какого-то Лёхи. Да и, строго говоря, советских законов он не нарушал, поскольку выехал из страны по легальной визе.
После этого завертелись колёсики бельгийской бюрократической машины. Как позднее сказал Лёхе один из чиновников: то, что было сделано для него - никогда ранее ни для кого не делалось. В чём тут дело - чёрт его разберёт. Может быть и в самом деле бельгийские сотрудники эмиграционного центра так затрахались общаться с неграми и арабами, что им было приятно сделать что-то для белого человека, да ещё русского. А может были другие причины. Но обратную дорогу Лёхе полностью оплатило бельгийское правительство.
Когда все формальности были улажены - а помимо прочего Лёхе ещё сделали какую-то временную визу, чтобы у него не было проблем с таможней на родине - за Лёхой в ночлежку приехал специальный чиновник. С этим чиновником Лёха отправился в аэропорт. Там они погрузились на рейс до Германии (не помню промежуточный аэропорт, типа Гамбурга что-то). В немецком аэропорту чиновник проследил, чтобы Лёха сел в самолёт Люфтганзы, летящий в Москву. И Лёха покинул Европу. Чтобы вернуться в СССР, который он покинул с таким трудом. Впрочем, Совдепу оставалось жить совсем недолго.
Вот и вся история. Конечно, можно сказать, что Лёха проявил слабину, отказавшись от задуманного - а некоторые друзья его в этом и обвинили. Может быть лучше было бы ему там остаться и как-нибудь устроиться. Чёрт его знает. Жалеет ли он сейчас об этом? Я не знаю. Уже несколько лет, как я потерял Лёху из вида и что с ним сейчас, я не знаю.
Как-то раз - уже после своей европейской одиссеи - он совершил несколько странную процедуру. Взял и выписал на бумаге имена всех людей, с которыми когда-либо был знаком за свою жизнь, даже мимолётно. Он пару недель тщательно вспоминал всех, выписывая в столбик имя, за именем. У него получилось порядка десятка листов. Когда он вспомнил всех, он сжёг эти листы. Как он мне объяснил, так он освободился от духовной связи с людьми, про которых он хочет забыть навсегда. Он просто выкинул часть своей жизни, как ненужный хлам. Где он сейчас, что с ним - это не знает ни один из тех, кто знал его прежде.