(no subject)
Стивен Кинг "Оно"
Отрывок
[...]
- Не знаю, как остальным, - сказал Билл, - но мне интересно. Давай, Бен, рассказывай. Что превратило Гаргантюа в журнальную модель, которую мы сегодня видим перед собой?
Ричи фыркнул:
- Да, тебя звали Стог, я и забыл.
- Это и не рассказ вовсе, - сказал Бен. - После того лета 1958 года мы прожили в Дерри еще два года. Потом мама потеряла работу, и мы переехали в Небраску, потому что там жила ее сестра, которая предложила взять нас к себе, пока мама снова не встанет на ноги. Мама искала постоянную работу в течение года. Но к тому времени, когда мы перебрались в Омаху, я уже весил на 90 фунтов больше, чем тогда, когда вы меня видели последний раз.
Эдди присвистнул:
- Это получается...
- Это получилось 210 фунтов,
- сказал Бен угрюмо. - Да, так вот. Я ходил в среднюю школу в Ист Сайд в Омахе и по физкультуре у меня было все плохо. Мальчишки звали меня Туша. Можете себе представить? Все это продолжалось месяцев семь, и вот однажды, когда мы переодевались после физкультуры, двое или трое мальчишек принялись хватать меня за грудь, это называлось у них "наказанием жирных". Очень скоро еще двое присоединились к первым. Потом еще четверо или пятеро. А потом все они начали бегать за мной по раздевалке, потом выбежали в зал и били меня по груди, по голове, по спине, по ногам. Я испугался и начал кричать. А они стали ржать, как сумасшедшие.
Они бежали за мной по залу мимо кладовки, где хранился спортивный инвентарь. Я был голый и красный, как рак. Я потерял чувство собственного достоинства или.., или даже потерял себя. Я не понимал, где нахожусь. Я звал на помощь. А они бежали за мной и кричали: жирная свинья, жирная свинья, жирная свинья! Там была скамейка...
- Бен, не нужно снова переживать это, - неожиданно сказала Беверли. Ее лицо сделалось пепельно-бледным. Она вертела в руках стакан и чуть не уронила его.
- Пусть закончит, - сказал Билл. Бен посмотрел на него и кивнул.
- В конце коридора стояла скамейка, я упал на нее и ударился головой. Они все окружили меня через минуту, а потом чей-то голос сказал: "Все! Хватит, повеселились!"
Это был тренер, он стоял в дверях в спортивных голубых штанах с белыми полосками по бокам и в белой футболке. Представить себе не могу, сколько времени он там стоял. Они все посмотрели на него, кто-то усмехнулся, кто-то стыдливо спрятал глаза, а кто - как ни в чем не бывало. А я расплакался.
Тренер стоял в дверях, спиной к гимнастическому залу, глядя на меня, на мое голое красное тело, глядя, как этот жирный ребенок плачет на полу. Наконец он сказал: "Бенни, почему бы тебе не заткнуть свой сраный рот?"
То, что учитель употребляет такие слова, так шокировало меня, что я на самом деле замолчал. Я посмотрел вверх на него, а он подошел поближе и сел на скамейку, где я валялся. Он наклонился надо мной, и свисток, висящий у него на шее, стукнул меня по лбу. Мне пришло в голову, что он хочет поцеловать меня или что-то в этом роде, поэтому я отшатнулся от него, но он только схватил меня обеими руками за груди и разгладил их, потом убрал руки и вытер их о штаны, как будто взялся за что-то грязное.
"Ты думал, что я буду тебя успокаивать? - спросил он меня. - Не собираюсь. Ты вызываешь отвращение не только у них, но и у меня тоже. По разным причинам, но это только потому, что они дети, а я нет. Они не знают, почему ты вызываешь у них чувство отвращения, а я знаю. Ты хоронишь свое прекрасное тело, которое тебе дал Бог, под этим слоем безобразного жира. Это просто глупое потакание своим слабостям, и меня тошнит от этого. А сейчас послушай, Бенни, потому что я в первый и последний раз говорю тебе это. Я тренирую футбольную команду и баскетбольную, и команду по легкой атлетике, и скоро буду тренировать команду по плаванию. И я говорю тебе: ты заплыл жиром вот здесь, - и он стукнул меня по голове, как раз в том месте, куда ударил его проклятый свисток. - Вот где у вас всех заплывает жиром. Ты пропустишь мимо ушей все мои слова о диете, о том, что надо сбавлять вес. Такие парни, как ты, никогда этого не сделают".
- Каков ублюдок, - сказала Беверли негодующе.
- Да, - усмехнулся Бен. - Но он не знал, что он ублюдок. Наверное, он смотрел фильм "Д.Ай." с Джеком Веббом раз шестьдесят и в самом деле думал, что делает мне добро. И, как впоследствии выяснилось, он был прав... Потому что в то время я сам думал о чем-то похожем...
- Я позвал: "Эй, тренер!" Он обернулся и посмотрел на меня.
"Тренер, ты сказал, что работаешь с командой по легкой атлетике?"
"Да, но для тебя это ничего не значит", - сказал он.
"Слушай меня, ты, тупой, твердолобый сукин сын! - сказал я, и рот его широко раскрылся, а глаза почти вылезли из орбит. - Я буду готов к соревнованию в марте, что ты на это скажешь?"
"Я скажу, что тебе лучше попридержать язык, а то плохо будет", - сказал он.
"Я обгоню всех, кого ты выставишь, - сказал я. - Я обгоню самых лучших твоих бегунов. А потом получу от тебя твое сраное извинение".
Он сжал кулаки, и я подумал, что он собирается применить их ко мне. Но он разжал их. "Поговори, поговори, толстяк, - сказал он мягко. - У тебя язык без костей. Но когда ты обгонишь моих лучших, я уйду с работы и пойду на поля собирать зерно". И он ушел.
- И ты похудел? - спросил Ричи.
- Да, - сказал Бен. - Но тренер был не прав. Ожирение началось не в голове у меня, а с моей мамочки. Тем вечером я пришел домой и сказал маме, что хочу немного похудеть. Мы оба выдержали схватку, оба плакали. Она завела свою обычную песню, что я на самом деле не жирный, просто у меня широкая кость, а большие мальчики становятся большими мужчинами, если они много едят. Это была своего рода защита для нее, я думаю. Очень трудно ей было поднимать мальчишку самой. У нее не было ни образования, ни каких-то особых навыков в чем бы то ни было, ничего, кроме желания много работать... А когда она давала мне добавку.., или когда смотрела на меня за столом, как я солидно выгляжу...
- Она чувствовала, что выиграла битву, - продолжил Майк.
- Да, - Бен выпил последнюю бутылку пива и вытер пену с маленьких усиков тыльной стороной руки.
- Так что вы понимаете, что самая большая борьба была не с самим собой, а с ней. Месяцами она просто не принимала этого. Она не убирала мою старую одежду и не покупала новую. А я тоща бегал, бегал везде, иногда сердце так билось в груди, что, казалось, вот-вот выскочит оттуда. Первая миля бега досталась мне тяжело, меня вытошнило, и я потерял сознание. Потом меня просто рвало. А вскоре при беге мне уже приходилось поддерживать штаны. У меня был маршрут, и я бежал в школу с сумкой на шее, которая била меня по груди, а я в это время держал штаны, чтобы они не упали. Рубашки стали, как паруса., А ночью, когда я возвращался домой, я съедал только половину того, что было на тарелке, мать начинала рыдать, говорила, что я морю себя голодом, убиваю себя, что я не люблю ее больше, что я не думаю о том, как много ей приходится работать, чтобы прокормить меня.
- О, Господи, - промычал Ричи, зажигая сигарету, - не представляю, как ты вынес все это.
- Лицо тренера всегда стояло передо мной, - сказал Бен. - Я представлял, как он смотрел на меня, когда разглаживал складки на моей груди в зале, около раздевалки, и вот так я выдержал. Я разносил газеты, и когда бежал по маршруту, всегда видел это перед собой. На газетные деньги я купил себе джинсы, а сосед-старик с нижнего этажа проковырял пять новых дырок в моем ремне.
- Да, - сказал Эдди, - а ты рассказал мне о шоколадном молоке. Помнишь? Бен кивнул головой.
- Если я тогда вспоминал что-то, то только на миг - раз, и вылетело из головы. В то время я стал брать завтраки в школе "Здоровье и Питание", и обнаружил, что можно съесть очень много всякой зелени и овощей и не потолстеть. Однажды вечером мать положила мне кучу салата и шпината с яблоками - все это покрошила и добавила немного постной ветчины. До этого я никогда не любил этой заячьей еды, но тут я три раза просил добавки и ел да нахваливал, как все вкусно. Это решило все проблемы. Ей было все равно, что я ем, лишь бы побольше. Она завалила меня салатами. Я ел их еще три года. Появилась необходимость иногда смотреться в зеркало, чтобы убедиться, что у меня не заячья губа.
- А что случилось с тренером? - спросил Эдди. - Вышел ли ты на соревнования? - Он дотронулся до аспиратора, как будто все эти мысли напомнили ему о нем.
- Да, вышел. - сказал Бен. - К тому времени я потерял 70 фунтов и вырос на два дюйма, так что вес распределился ровно. Я выиграл первые два забега и подошел к тренеру, который был готов кусать локти и чистить конюшни. И я сказал: "Похоже, пора собираться на поля собирать урожай. Когда вы собираетесь в Канзас?" Сначала он ничего не сказал, только хлопнул меня по спине. Потом велел мне убираться с поля, потому что он не потерпит в своей команде трепача и ублюдка. "Даже если президент Кеннеди меня попросит, я все равно не пойду в твою вонючую команду, - сказал я, утирая кровь в уголках рта. - То, что ты меня прогнал, я сейчас как-нибудь переживу, но в следующий раз.., ты сядешь за большую тарелку с кукурузой, попомни мои слова". Он сказал, что если я тотчас же не уберусь, он из меня дух вышибет.
Бен улыбался, но ничего ностальгического в этой улыбке не было.
- Это были его точные слова. Все смотрели на нас удивленно, включая детей, которых я победил. "Вот что я скажу тебе, тренер, - обратился я к нему, - ты слишком стар, чтобы учиться чему-либо. Но если ты меня хоть пальцем тронешь, я постараюсь, чтобы ты потерял работу. Я не уверен, что у меня получится, но я очень постараюсь. Я похудел, у меня есть чувство собственного достоинства, и я имею право на капельку покоя".
Билл сказал:
- Все это звучит замечательно, Бен.., но писатель во мне изумляется: может ли ребенок в самом деле разговаривать таким образом? - и он улыбнулся.
- Ребенок, которому выпало на долю перенести то, что перенесли мы, смог. Я сказал эти слова. Тренер стоял, упершись руками в бедра, он открыл рот, потом опять закрыл. Никто не промолвил ни слова. Я отошел, и больше мне не пришлось иметь дело с тренером Вудлеем. Когда мой воспитатель отдавал табель за этот год, кто-то написал слово "освобожден" против "физкультуры", и он подписал это.
- Ты победил его! - воскликнул Ричи и поднял сжатые в кулаки руки над головой. - Так и надо, Бен. Бен пожал плечами.
- Я думаю, что я победил что-то в себе самом. Тренер просто подтолкнул меня.., но только память о вас, ребята, заставила меня поверить, что я могу сделать это. И я сделал.
[...]
Отрывок
[...]
- Не знаю, как остальным, - сказал Билл, - но мне интересно. Давай, Бен, рассказывай. Что превратило Гаргантюа в журнальную модель, которую мы сегодня видим перед собой?
Ричи фыркнул:
- Да, тебя звали Стог, я и забыл.
- Это и не рассказ вовсе, - сказал Бен. - После того лета 1958 года мы прожили в Дерри еще два года. Потом мама потеряла работу, и мы переехали в Небраску, потому что там жила ее сестра, которая предложила взять нас к себе, пока мама снова не встанет на ноги. Мама искала постоянную работу в течение года. Но к тому времени, когда мы перебрались в Омаху, я уже весил на 90 фунтов больше, чем тогда, когда вы меня видели последний раз.
Эдди присвистнул:
- Это получается...
- Это получилось 210 фунтов,
- сказал Бен угрюмо. - Да, так вот. Я ходил в среднюю школу в Ист Сайд в Омахе и по физкультуре у меня было все плохо. Мальчишки звали меня Туша. Можете себе представить? Все это продолжалось месяцев семь, и вот однажды, когда мы переодевались после физкультуры, двое или трое мальчишек принялись хватать меня за грудь, это называлось у них "наказанием жирных". Очень скоро еще двое присоединились к первым. Потом еще четверо или пятеро. А потом все они начали бегать за мной по раздевалке, потом выбежали в зал и били меня по груди, по голове, по спине, по ногам. Я испугался и начал кричать. А они стали ржать, как сумасшедшие.
Они бежали за мной по залу мимо кладовки, где хранился спортивный инвентарь. Я был голый и красный, как рак. Я потерял чувство собственного достоинства или.., или даже потерял себя. Я не понимал, где нахожусь. Я звал на помощь. А они бежали за мной и кричали: жирная свинья, жирная свинья, жирная свинья! Там была скамейка...
- Бен, не нужно снова переживать это, - неожиданно сказала Беверли. Ее лицо сделалось пепельно-бледным. Она вертела в руках стакан и чуть не уронила его.
- Пусть закончит, - сказал Билл. Бен посмотрел на него и кивнул.
- В конце коридора стояла скамейка, я упал на нее и ударился головой. Они все окружили меня через минуту, а потом чей-то голос сказал: "Все! Хватит, повеселились!"
Это был тренер, он стоял в дверях в спортивных голубых штанах с белыми полосками по бокам и в белой футболке. Представить себе не могу, сколько времени он там стоял. Они все посмотрели на него, кто-то усмехнулся, кто-то стыдливо спрятал глаза, а кто - как ни в чем не бывало. А я расплакался.
Тренер стоял в дверях, спиной к гимнастическому залу, глядя на меня, на мое голое красное тело, глядя, как этот жирный ребенок плачет на полу. Наконец он сказал: "Бенни, почему бы тебе не заткнуть свой сраный рот?"
То, что учитель употребляет такие слова, так шокировало меня, что я на самом деле замолчал. Я посмотрел вверх на него, а он подошел поближе и сел на скамейку, где я валялся. Он наклонился надо мной, и свисток, висящий у него на шее, стукнул меня по лбу. Мне пришло в голову, что он хочет поцеловать меня или что-то в этом роде, поэтому я отшатнулся от него, но он только схватил меня обеими руками за груди и разгладил их, потом убрал руки и вытер их о штаны, как будто взялся за что-то грязное.
"Ты думал, что я буду тебя успокаивать? - спросил он меня. - Не собираюсь. Ты вызываешь отвращение не только у них, но и у меня тоже. По разным причинам, но это только потому, что они дети, а я нет. Они не знают, почему ты вызываешь у них чувство отвращения, а я знаю. Ты хоронишь свое прекрасное тело, которое тебе дал Бог, под этим слоем безобразного жира. Это просто глупое потакание своим слабостям, и меня тошнит от этого. А сейчас послушай, Бенни, потому что я в первый и последний раз говорю тебе это. Я тренирую футбольную команду и баскетбольную, и команду по легкой атлетике, и скоро буду тренировать команду по плаванию. И я говорю тебе: ты заплыл жиром вот здесь, - и он стукнул меня по голове, как раз в том месте, куда ударил его проклятый свисток. - Вот где у вас всех заплывает жиром. Ты пропустишь мимо ушей все мои слова о диете, о том, что надо сбавлять вес. Такие парни, как ты, никогда этого не сделают".
- Каков ублюдок, - сказала Беверли негодующе.
- Да, - усмехнулся Бен. - Но он не знал, что он ублюдок. Наверное, он смотрел фильм "Д.Ай." с Джеком Веббом раз шестьдесят и в самом деле думал, что делает мне добро. И, как впоследствии выяснилось, он был прав... Потому что в то время я сам думал о чем-то похожем...
- Я позвал: "Эй, тренер!" Он обернулся и посмотрел на меня.
"Тренер, ты сказал, что работаешь с командой по легкой атлетике?"
"Да, но для тебя это ничего не значит", - сказал он.
"Слушай меня, ты, тупой, твердолобый сукин сын! - сказал я, и рот его широко раскрылся, а глаза почти вылезли из орбит. - Я буду готов к соревнованию в марте, что ты на это скажешь?"
"Я скажу, что тебе лучше попридержать язык, а то плохо будет", - сказал он.
"Я обгоню всех, кого ты выставишь, - сказал я. - Я обгоню самых лучших твоих бегунов. А потом получу от тебя твое сраное извинение".
Он сжал кулаки, и я подумал, что он собирается применить их ко мне. Но он разжал их. "Поговори, поговори, толстяк, - сказал он мягко. - У тебя язык без костей. Но когда ты обгонишь моих лучших, я уйду с работы и пойду на поля собирать зерно". И он ушел.
- И ты похудел? - спросил Ричи.
- Да, - сказал Бен. - Но тренер был не прав. Ожирение началось не в голове у меня, а с моей мамочки. Тем вечером я пришел домой и сказал маме, что хочу немного похудеть. Мы оба выдержали схватку, оба плакали. Она завела свою обычную песню, что я на самом деле не жирный, просто у меня широкая кость, а большие мальчики становятся большими мужчинами, если они много едят. Это была своего рода защита для нее, я думаю. Очень трудно ей было поднимать мальчишку самой. У нее не было ни образования, ни каких-то особых навыков в чем бы то ни было, ничего, кроме желания много работать... А когда она давала мне добавку.., или когда смотрела на меня за столом, как я солидно выгляжу...
- Она чувствовала, что выиграла битву, - продолжил Майк.
- Да, - Бен выпил последнюю бутылку пива и вытер пену с маленьких усиков тыльной стороной руки.
- Так что вы понимаете, что самая большая борьба была не с самим собой, а с ней. Месяцами она просто не принимала этого. Она не убирала мою старую одежду и не покупала новую. А я тоща бегал, бегал везде, иногда сердце так билось в груди, что, казалось, вот-вот выскочит оттуда. Первая миля бега досталась мне тяжело, меня вытошнило, и я потерял сознание. Потом меня просто рвало. А вскоре при беге мне уже приходилось поддерживать штаны. У меня был маршрут, и я бежал в школу с сумкой на шее, которая била меня по груди, а я в это время держал штаны, чтобы они не упали. Рубашки стали, как паруса., А ночью, когда я возвращался домой, я съедал только половину того, что было на тарелке, мать начинала рыдать, говорила, что я морю себя голодом, убиваю себя, что я не люблю ее больше, что я не думаю о том, как много ей приходится работать, чтобы прокормить меня.
- О, Господи, - промычал Ричи, зажигая сигарету, - не представляю, как ты вынес все это.
- Лицо тренера всегда стояло передо мной, - сказал Бен. - Я представлял, как он смотрел на меня, когда разглаживал складки на моей груди в зале, около раздевалки, и вот так я выдержал. Я разносил газеты, и когда бежал по маршруту, всегда видел это перед собой. На газетные деньги я купил себе джинсы, а сосед-старик с нижнего этажа проковырял пять новых дырок в моем ремне.
- Да, - сказал Эдди, - а ты рассказал мне о шоколадном молоке. Помнишь? Бен кивнул головой.
- Если я тогда вспоминал что-то, то только на миг - раз, и вылетело из головы. В то время я стал брать завтраки в школе "Здоровье и Питание", и обнаружил, что можно съесть очень много всякой зелени и овощей и не потолстеть. Однажды вечером мать положила мне кучу салата и шпината с яблоками - все это покрошила и добавила немного постной ветчины. До этого я никогда не любил этой заячьей еды, но тут я три раза просил добавки и ел да нахваливал, как все вкусно. Это решило все проблемы. Ей было все равно, что я ем, лишь бы побольше. Она завалила меня салатами. Я ел их еще три года. Появилась необходимость иногда смотреться в зеркало, чтобы убедиться, что у меня не заячья губа.
- А что случилось с тренером? - спросил Эдди. - Вышел ли ты на соревнования? - Он дотронулся до аспиратора, как будто все эти мысли напомнили ему о нем.
- Да, вышел. - сказал Бен. - К тому времени я потерял 70 фунтов и вырос на два дюйма, так что вес распределился ровно. Я выиграл первые два забега и подошел к тренеру, который был готов кусать локти и чистить конюшни. И я сказал: "Похоже, пора собираться на поля собирать урожай. Когда вы собираетесь в Канзас?" Сначала он ничего не сказал, только хлопнул меня по спине. Потом велел мне убираться с поля, потому что он не потерпит в своей команде трепача и ублюдка. "Даже если президент Кеннеди меня попросит, я все равно не пойду в твою вонючую команду, - сказал я, утирая кровь в уголках рта. - То, что ты меня прогнал, я сейчас как-нибудь переживу, но в следующий раз.., ты сядешь за большую тарелку с кукурузой, попомни мои слова". Он сказал, что если я тотчас же не уберусь, он из меня дух вышибет.
Бен улыбался, но ничего ностальгического в этой улыбке не было.
- Это были его точные слова. Все смотрели на нас удивленно, включая детей, которых я победил. "Вот что я скажу тебе, тренер, - обратился я к нему, - ты слишком стар, чтобы учиться чему-либо. Но если ты меня хоть пальцем тронешь, я постараюсь, чтобы ты потерял работу. Я не уверен, что у меня получится, но я очень постараюсь. Я похудел, у меня есть чувство собственного достоинства, и я имею право на капельку покоя".
Билл сказал:
- Все это звучит замечательно, Бен.., но писатель во мне изумляется: может ли ребенок в самом деле разговаривать таким образом? - и он улыбнулся.
- Ребенок, которому выпало на долю перенести то, что перенесли мы, смог. Я сказал эти слова. Тренер стоял, упершись руками в бедра, он открыл рот, потом опять закрыл. Никто не промолвил ни слова. Я отошел, и больше мне не пришлось иметь дело с тренером Вудлеем. Когда мой воспитатель отдавал табель за этот год, кто-то написал слово "освобожден" против "физкультуры", и он подписал это.
- Ты победил его! - воскликнул Ричи и поднял сжатые в кулаки руки над головой. - Так и надо, Бен. Бен пожал плечами.
- Я думаю, что я победил что-то в себе самом. Тренер просто подтолкнул меня.., но только память о вас, ребята, заставила меня поверить, что я могу сделать это. И я сделал.
[...]