Французские параллели
И в диссертации и в книге я подробно писал про проводившиеся в сентябре 1939 г. «Большие учебные сборы» (таким названием маскировали мобилизацию). И про проблемы, обнаруживавшиеся в ходе мобилизационных мероприятий.
А как аналогичные мероприятия проходили в других странах? Вот, например, некоторые сведения о мобилизации во Франции (в том же сентябре 1939 года) и о том, про происходило после её проведения, можно почерпнуть из книги Александра Александровича Вершинина и Натальи Николаевны Наумовой «От триумфа к катастрофе».
В Советском Союзе в ходе мобилизации оказалось, что для собранных запасников не хватает обмундирования, обуви, даже посуды. Теперь смотрим на Францию:
«Мобилизованные солдаты часто прибывали в свои части в гражданской одежде: в стране остро не хватало обмундирования, которым заранее не запаслись. Но и на фронте эта проблема не решалась. Парламентские комиссии, инспектировавшие армии в октябре выявляли срывы снабжения войск самым необходимым: в войсках не хватало 3 млн. пар обуви, 1 млн. армейских курток, 1 млн. плащ-палаток, 1 млн. одеял. Дело дошло до открытия складов времён Первой мировой войны, с которых и снабжались новобранцы».
(Вершинин А. А., Наумова Н. Н. От триумфа к катастрофе: военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки. СПб.: Алетейя. 2022. С. 416).
Сильные затруднения возникли с мобилизацией автотранспорта для Красной Армии. А что во Франции?
«Армия испытывала острый дефицит автотранспорта: 30% гражданских автомобилей, подлежавших реквизиции, в войска так и не поступили».
(Там же. С. 416-417).
В Советском Союзе быстро встал вопрос о бронировании рабочей силы. У военкоматов был запрет призывать тех, кто работал на предприятиях трёх наркоматов: авиационной промышленности, вооружений, боеприпасов. По поводу рабочих других ведомств никаких указаний не было. И их, конечно, мобилизовывали. После этого в сентябре и начале октября на имя Молотова (глава правительства, а кроме того - председатель Комитета обороны при Совнаркоме) и Вознесенского (заместитель председателя Комитета обороны при Совнаркоме) от руководителей промышленности поступил ряд просьб освободить от мобилизации или вернуть уже мобилизованных рабочих и инженерно-технических работников с подчинявшихся им предприятий. И кого-то возвращали.
Теперь обратимся к тому, что происходило во Франции. На всякий случай дам предварительные пояснения. Даладье в тот момент - премьер-министр. Гамелен - главнокомандующий. Дотри - министр вооружений. А Геринг был не только главой Люфтваффе, но ещё и генеральным уполномоченным по четырёхлетнему плану (и именно поэтому его имя всплывает тут в контексте экономики).
«К сентябрю 1939 г. чиновники не успели завершить мероприятия по мобилизационному учёту профессиональных групп населения, предусмотренные законом от июля 1938 г. Предприниматели озаботились проблемой “бронирования” своих сотрудников особо ценных специальностей лишь в августе 1939 г., когда их наплыв в соответствующие ведомства фактически парализовал всю процедуру. В результате, резко обострилась проблема распределения рабочей силы. Массовый призыв мужского населения после 2 сентября усугубил хроническую нехватку квалифицированных кадров в промышленности, так и не изжитую за предвоенные годы. Машиностроительные и металлургические заводы, основа военной экономики, лишились 50% своих сотрудников. Из 35 000 рабочих завода “Рено” в Бийанкуре 23 000 оказались мобилизованы. В цехах завода Ле Крезо по состоянию на 1 октября 200 станков из 800 простаивали ввиду отсутствия рабочих рук. Столь массовое изъятие кадров привело к обвальному падению промышленного производства, которое в октябре составляло лишь 60% от июльского уровня. Тяжёлая ситуация сложилась и в сельском хозяйстве. 12 сентября Даладье с борта самолёта, на котором он летел на первое заседание Верховного военного совета союзников, обозревал неубранные поля департаментов Эн и Сомма: тысяч фермеров, призванные в армию, не смогли собрать урожай.
16 сентября он направил Гамелену эмоциональное письмо: “Без продолжения сельскохозяйственных работ, сохранения производства и торговли Франция не сможет сконцентрировать значительные финансовые ресурсы, которые являются одним из инструментов достижения победы… В частности, не собран урожай и не закончена молотьба. Должны ли мы ввести карточки на хлеб после того, как высмеяли те ограничения, которые на немцев наложил Геринг? Без специализированной рабочей силы невозможно обеспечить сбор свёклы и запустить сахарные и спиртовые заводы. Придётся ли нам ввести карточки на сахар? … Можно ли представить, что национальное производство сможет функционировать без лошадей, грузовиков, автомобилей, телефонов, возможности пользоваться транспортом? … В тот час, когда оборона страны накладывает на нас колоссальную ответственность, жизненно необходимо сохранить поддержку и доверие со стороны населения. Оно быстро устанет, если мы решительно и не теряя времени не избавим его от последствий этих злоупотреблений”».
(Там же. С. 409-410).
«В своём письме Гамелену от 16 сентября Даладье требовал демобилизовать призывников старших возрастов и сельскохозяйственных рабочих, занятых в технических и вспомогательных службах. Генерал фактически уклонился от выполнения распоряжения, ограничившись формированием армейских команд, в обязанности которых входила обработка сельскохозяйственных угодий в прифронтовой зоне. “Неся возложенную на меня обязанность, я не думаю, что могу сделать больше”, - констатировал он. На низовом уровне дело доходило до прямых конфликтов между предпринимателями, пытавшимися сохранить своих сотрудников, и местными военными властями. Правительство отвергло предложение профсоюзов о формировании специальных комиссий с участием представителей армейского командования, трудовых коллективов и владельцев предприятий, которые должны были разбирать конкретные случаи и возвращать мобилизованных рабочих к станкам. Министерству вооружений совместно с министерством труда пришлось решать проблему в “ручном режиме”.
По довоенным расчётам для бесперебойной работы военной промышленности требовалось “забронировать” около 500 000 рабочих - примерно столько же человек трудилось на французских военных заводах в ноябре 1918 г. В конце 1939 г. Дотри говорил о том, что для восстановления производственного процесса требовалось вернуть к станкам “по меньшей мере 250 00 человек”. Чтобы решить эту задачу, рабочих возвращали в тыл фактически в индивидуальном порядке. На каждого оформлялся сертификат, подтверждавший факт его принадлежности к специальности, имевшей особое оборонное значение для национальной обороны. Сама процедура могла тянуться неделями. “Когда я обращался к запросом о возвращении того или иного человека или группы специалистов, - вспоминал Дотри, - меня хорошо понимали в штаб-квартире верховного главнокомандования…, но в конкретном соединении полковник, у которого в подчинении находился хороший фрезеровщик или опытный токарь, не имевший в полку никакой работы по специальности, держал его, если он был хорошим солдатом… Я помню, как для того, чтобы вернуть с фронта специалиста-офицера, в котором я чрезвычайно нуждался, потребовалось двенадцать настоятельных запросов по телеграфу по линии военного министерства!”».
(Там же. С. 413-414).
То есть и во Франции часть мобилизованных возвращали из армии. Причём делали это так, что многие оставались недовольны.
«Французы вставали под ружьё лояльными гражданами, осознающими, за что отправляются на фронт. Но начавшийся беспорядок в проведении мобилизации вызвал у них первые признаки серьёзного недовольства. Гамелен оказался прав, когда указывал на то, что демобилизация отдельных категорий призывников, чей труд потребовался на заводах и в полях, не могла не сказаться негативным образом на умонастроении тех их товарищей, которые остались в окопах: “Можно понять тех, кто видит, как их товарищей отправляют на завод, и испытывает определённую ревность: это свойственное человеку. Я бы добавил: это в определённой степени присуще французам в силу нашего вкуса к равенству. Но всё это не очень хорошо”.
Сартр в дневнике фиксировал признаки острого недовольства солдат на фронте: “Один солдат пьёт рядом со мной кофе: «Мне 39 лет, старина, а я служу с теми, кому 29-30, это несправедливо, мне светить передовая, а мой тесть работает на заводе боеприпасов в тылу, получает всё сполна, 1800 франков в месяц - я же 10 су в день. Мне не завидно, но должна же быть справедливость. Пусть те, кто работает в тылу, тоже получают по 10 су, как ты думаешь?»”. В глазах солдат ответственность за несправедливость ложилась на верховное главнокомандование. Впрочем, те, кто возвращался в тыл, также попадали в непростую ситуацию. “Вы знаете, как на это смотрят в стране, - писал Дотри в докладе Даладье, - в любом «забронированном», который возвращается с фронта, видят, в основном по ошибке, но тем не менее это так, или коммуниста, или кого-то, кто воспользовался покровительством”».
(Там же. С. 415-416).
Таким образом, нельзя сказать, что проблемы, которые проявились в ходе советской мобилизации в 1939 г. (и которым я уделил немало страниц в диссертации и в монографии), были чем-то уникально советским.
А как аналогичные мероприятия проходили в других странах? Вот, например, некоторые сведения о мобилизации во Франции (в том же сентябре 1939 года) и о том, про происходило после её проведения, можно почерпнуть из книги Александра Александровича Вершинина и Натальи Николаевны Наумовой «От триумфа к катастрофе».
В Советском Союзе в ходе мобилизации оказалось, что для собранных запасников не хватает обмундирования, обуви, даже посуды. Теперь смотрим на Францию:
«Мобилизованные солдаты часто прибывали в свои части в гражданской одежде: в стране остро не хватало обмундирования, которым заранее не запаслись. Но и на фронте эта проблема не решалась. Парламентские комиссии, инспектировавшие армии в октябре выявляли срывы снабжения войск самым необходимым: в войсках не хватало 3 млн. пар обуви, 1 млн. армейских курток, 1 млн. плащ-палаток, 1 млн. одеял. Дело дошло до открытия складов времён Первой мировой войны, с которых и снабжались новобранцы».
(Вершинин А. А., Наумова Н. Н. От триумфа к катастрофе: военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки. СПб.: Алетейя. 2022. С. 416).
Сильные затруднения возникли с мобилизацией автотранспорта для Красной Армии. А что во Франции?
«Армия испытывала острый дефицит автотранспорта: 30% гражданских автомобилей, подлежавших реквизиции, в войска так и не поступили».
(Там же. С. 416-417).
В Советском Союзе быстро встал вопрос о бронировании рабочей силы. У военкоматов был запрет призывать тех, кто работал на предприятиях трёх наркоматов: авиационной промышленности, вооружений, боеприпасов. По поводу рабочих других ведомств никаких указаний не было. И их, конечно, мобилизовывали. После этого в сентябре и начале октября на имя Молотова (глава правительства, а кроме того - председатель Комитета обороны при Совнаркоме) и Вознесенского (заместитель председателя Комитета обороны при Совнаркоме) от руководителей промышленности поступил ряд просьб освободить от мобилизации или вернуть уже мобилизованных рабочих и инженерно-технических работников с подчинявшихся им предприятий. И кого-то возвращали.
Теперь обратимся к тому, что происходило во Франции. На всякий случай дам предварительные пояснения. Даладье в тот момент - премьер-министр. Гамелен - главнокомандующий. Дотри - министр вооружений. А Геринг был не только главой Люфтваффе, но ещё и генеральным уполномоченным по четырёхлетнему плану (и именно поэтому его имя всплывает тут в контексте экономики).
«К сентябрю 1939 г. чиновники не успели завершить мероприятия по мобилизационному учёту профессиональных групп населения, предусмотренные законом от июля 1938 г. Предприниматели озаботились проблемой “бронирования” своих сотрудников особо ценных специальностей лишь в августе 1939 г., когда их наплыв в соответствующие ведомства фактически парализовал всю процедуру. В результате, резко обострилась проблема распределения рабочей силы. Массовый призыв мужского населения после 2 сентября усугубил хроническую нехватку квалифицированных кадров в промышленности, так и не изжитую за предвоенные годы. Машиностроительные и металлургические заводы, основа военной экономики, лишились 50% своих сотрудников. Из 35 000 рабочих завода “Рено” в Бийанкуре 23 000 оказались мобилизованы. В цехах завода Ле Крезо по состоянию на 1 октября 200 станков из 800 простаивали ввиду отсутствия рабочих рук. Столь массовое изъятие кадров привело к обвальному падению промышленного производства, которое в октябре составляло лишь 60% от июльского уровня. Тяжёлая ситуация сложилась и в сельском хозяйстве. 12 сентября Даладье с борта самолёта, на котором он летел на первое заседание Верховного военного совета союзников, обозревал неубранные поля департаментов Эн и Сомма: тысяч фермеров, призванные в армию, не смогли собрать урожай.
16 сентября он направил Гамелену эмоциональное письмо: “Без продолжения сельскохозяйственных работ, сохранения производства и торговли Франция не сможет сконцентрировать значительные финансовые ресурсы, которые являются одним из инструментов достижения победы… В частности, не собран урожай и не закончена молотьба. Должны ли мы ввести карточки на хлеб после того, как высмеяли те ограничения, которые на немцев наложил Геринг? Без специализированной рабочей силы невозможно обеспечить сбор свёклы и запустить сахарные и спиртовые заводы. Придётся ли нам ввести карточки на сахар? … Можно ли представить, что национальное производство сможет функционировать без лошадей, грузовиков, автомобилей, телефонов, возможности пользоваться транспортом? … В тот час, когда оборона страны накладывает на нас колоссальную ответственность, жизненно необходимо сохранить поддержку и доверие со стороны населения. Оно быстро устанет, если мы решительно и не теряя времени не избавим его от последствий этих злоупотреблений”».
(Там же. С. 409-410).
«В своём письме Гамелену от 16 сентября Даладье требовал демобилизовать призывников старших возрастов и сельскохозяйственных рабочих, занятых в технических и вспомогательных службах. Генерал фактически уклонился от выполнения распоряжения, ограничившись формированием армейских команд, в обязанности которых входила обработка сельскохозяйственных угодий в прифронтовой зоне. “Неся возложенную на меня обязанность, я не думаю, что могу сделать больше”, - констатировал он. На низовом уровне дело доходило до прямых конфликтов между предпринимателями, пытавшимися сохранить своих сотрудников, и местными военными властями. Правительство отвергло предложение профсоюзов о формировании специальных комиссий с участием представителей армейского командования, трудовых коллективов и владельцев предприятий, которые должны были разбирать конкретные случаи и возвращать мобилизованных рабочих к станкам. Министерству вооружений совместно с министерством труда пришлось решать проблему в “ручном режиме”.
По довоенным расчётам для бесперебойной работы военной промышленности требовалось “забронировать” около 500 000 рабочих - примерно столько же человек трудилось на французских военных заводах в ноябре 1918 г. В конце 1939 г. Дотри говорил о том, что для восстановления производственного процесса требовалось вернуть к станкам “по меньшей мере 250 00 человек”. Чтобы решить эту задачу, рабочих возвращали в тыл фактически в индивидуальном порядке. На каждого оформлялся сертификат, подтверждавший факт его принадлежности к специальности, имевшей особое оборонное значение для национальной обороны. Сама процедура могла тянуться неделями. “Когда я обращался к запросом о возвращении того или иного человека или группы специалистов, - вспоминал Дотри, - меня хорошо понимали в штаб-квартире верховного главнокомандования…, но в конкретном соединении полковник, у которого в подчинении находился хороший фрезеровщик или опытный токарь, не имевший в полку никакой работы по специальности, держал его, если он был хорошим солдатом… Я помню, как для того, чтобы вернуть с фронта специалиста-офицера, в котором я чрезвычайно нуждался, потребовалось двенадцать настоятельных запросов по телеграфу по линии военного министерства!”».
(Там же. С. 413-414).
То есть и во Франции часть мобилизованных возвращали из армии. Причём делали это так, что многие оставались недовольны.
«Французы вставали под ружьё лояльными гражданами, осознающими, за что отправляются на фронт. Но начавшийся беспорядок в проведении мобилизации вызвал у них первые признаки серьёзного недовольства. Гамелен оказался прав, когда указывал на то, что демобилизация отдельных категорий призывников, чей труд потребовался на заводах и в полях, не могла не сказаться негативным образом на умонастроении тех их товарищей, которые остались в окопах: “Можно понять тех, кто видит, как их товарищей отправляют на завод, и испытывает определённую ревность: это свойственное человеку. Я бы добавил: это в определённой степени присуще французам в силу нашего вкуса к равенству. Но всё это не очень хорошо”.
Сартр в дневнике фиксировал признаки острого недовольства солдат на фронте: “Один солдат пьёт рядом со мной кофе: «Мне 39 лет, старина, а я служу с теми, кому 29-30, это несправедливо, мне светить передовая, а мой тесть работает на заводе боеприпасов в тылу, получает всё сполна, 1800 франков в месяц - я же 10 су в день. Мне не завидно, но должна же быть справедливость. Пусть те, кто работает в тылу, тоже получают по 10 су, как ты думаешь?»”. В глазах солдат ответственность за несправедливость ложилась на верховное главнокомандование. Впрочем, те, кто возвращался в тыл, также попадали в непростую ситуацию. “Вы знаете, как на это смотрят в стране, - писал Дотри в докладе Даладье, - в любом «забронированном», который возвращается с фронта, видят, в основном по ошибке, но тем не менее это так, или коммуниста, или кого-то, кто воспользовался покровительством”».
(Там же. С. 415-416).
Таким образом, нельзя сказать, что проблемы, которые проявились в ходе советской мобилизации в 1939 г. (и которым я уделил немало страниц в диссертации и в монографии), были чем-то уникально советским.