В первой половине XIX века жил и творил русский писатель, один из основоположников русского исторического романа, Иван Иванович Лажечников, современник Пушкина. Кстати, с Пушкиным они поддерживали знакомство и даже были в переписке. Пушкин очень высоко отзывался о первом романе Лажечникова «Последний Новик». В советское время «Последний Новик» был напечатан в 1983 году в серии «Обмен макулатуры на литературу» тиражом в 3 млн. экземпляров и был во многих советских семьях.
Второй роман «Ледяной дом» уже вызвал разногласия между Пушкиным и Лажечниковым. Они с противоположной стороны оценивали таких исторических героев, как Бирон, Волынский и поэт Тредиаковский. Лажечников идеализировал кабинет-министра Волынской, изображая его русским патриотом, борющимся с немцем Бироном. Пушкин не был согласен с этой концепцией.
В свое время Лажечникова называли русским Вальтер Скоттом, но это было скорее авансом.
Кроме исторических романов Лажечников оставил серию воспоминаний, одну любопытную цитату из которых я хочу привести.
Касается она быта белорусов того времени
Не говорю о белорусах*. Перед ними велирус и малорус смотрят барином. Зато кем не загнан был белорусский мужичок? и войной, и арендаторами, и жидами, и всем, что его окружает. Он ест обыкновенно хлеб, который великорусский крестьянин, тем менее малорус, не станет ни за что есть, разве в величайший голод (кроме псковитян, на границе Витебской, перенявших эту скудную яству от своих соседей). Это какая-то смесь из одной трети муки и двух третей мякины, род кирпича, которым в степи топят избы. Один помещик, говоря со мною об этом предмете, весьма наивно уверял меня, что, если дадут белорусу хлеб, вкушаемый другою породою людей, он будет болен. Это напомнило мне французов, взятых в плен в зиму 1812 г.; привыкшие питаться палой кониною, они вскоре умирали, как только их насыщали здоровою пищею. В Белоруссии многие владельцы прямо с полей свозят крестьянский хлеб к себе на гумно, будто бы для того, чтобы он не был пропит в корчмах (между тем заботятся об устройстве в своих имениях таких увеселительных домов), а потом выдают в месячину вышереченную смесь. Поверите ли, что один чиновник, ездивший по делам службы в ближайший от Витебска уезд, среди 600 душ одного помещика, не нашел куска чистого русского хлеба, чтоб утолить свой голод. Бывши несколько раз по должности моей в рекрутском присутствии, я видел, с каким удовольствием поставляемый в рекруты слышал над собою отрадный возглас: «лоб!» Он чуял уже в солдатской артели запах чистого русского хлеба. Белорусские крестьяне не считают великим бедствием холеру в сравнении с другим, постоянно их сокрушающим - голодом. Я замечал во время пути моего через Белоруссию, что даже собаки в деревнях не лают на проезжих, а, увидав экипаж или холщовую еврейскую фуру, бегут под заворотню. Аминь.
На тех же страницах о жизни русских крестьян написано не намного лучше, особенно в сравнении с немецкими колонистами Поволжья.
Приводит Лажечников и причину такого состояния:
С грустью видел я контраст их в русских деревнях, бок о бок с ними встречавшихся. Надо и то сказать: в одних жили люди свободные, собственники, огражденные разными привилегиями и самоуправлением, а в других, большею частью, люди отупевшие под разным гнетом.
Сейчас в Беларуси с хлебом все в порядке. А когда произошли изменения? С отменой крепостного права или уже в XX веке?