Ути-боссе-буссе-биссе!
Недавно вечером собралась упоённо жалеть себя.
Если дать мне разгуляться, моей жалостью к самой себе можно затопить микрорайон.
Теплая пушистая жалость, похожая на жидкий мохеровый плед, станет течь,
и течь, и течь, а возле источника буду сидеть я, кутаясь в сопли и горестно
подвывая.
Жалеть себя особенно хорошо на кухне.
Во-первых, там пол с подогревом.
Во-вторых, можно пожрать не отходя от кассы.
Полить слезами крабовую палочку и назвать это фьюженом.
Закусить колбасой. Насвинячить крошками от печенья, засыпать весь пол,
устроить погром, как будто залетал пьяный Карлсон и не мог потом найти
форточку.
Ути-боссе-буссе-капут-биссе и тарарам! Это я умею.
Но стоило мне сесть на пол и приготовиться к сеансу острой непродуктивной жалости, как пришли коты.
- Слышь, ты, страдалица! Пожрать дай.
Один понюхал и пнул крошки. Второй отдавил мне ногу.
- Уйдите, - говорю, - упыри. Оставьте меня одну.
[Spoiler (click to open)]
- Пожрать дай, уйдём!
Делать нечего. Пришлось встать. Насыпать корма. Подождать, пока набьют желудки. Прибрать свинство.
Тут прибежал малютка пудель. "А я? А как же я?"
Покормила и его.
Вернулась на своё место, на тёплый пол, к воображаемым друзьям: колбасе и крабовой палочке. Сейчас, думаю, начну! И мысленно уже дирижёрской палочкой взмахнула: альты, виолончели - приготовились!
Подошли. Обступили, как гопники в подворотне. Усы хищно торчат.
- Что вам ещё нужно, - спрашиваю, -вурдалаки?
- Любви и ласки!
Погладила, приголубила. Матвей ласкается как паровой каток. Стёпа утыкается в шею и мурчит так, что сонная артерия вибрирует.
В процессе получила два тычка под рёбра: халтурно гладишь, старайся качественнее!
Употребив меня по назначению, коты сели на поперечный шпагат и принялись вылизываться под хвостами.
- Пошли прочь, - говорю, - выродки! Не оскверняйте мне торжественность момента своими грязными волосатыми жопами.
- Уже чистыми! - отвечают.
И ржут.
Тут альты с виолончелями в моей голове завели песню "Человек и кошка", за ними разухабисто вступили контрабасы, а там и первые скрипки вдарили от души.
К концу песни убивать ещё хотелось, рыдать - уже нет.
- Ну, - говорю, - сами напросились.
И принялась свирепо гладить их обоих, только что помывшихся, хватать за мокрые шкуры жирными колбасными пальцами, трепать за бока, натирать носы, невзирая на крики, вопли и мольбы о пощаде.
Елена Михалкова.