- Как там у вас дела? - спросила по телефону хозяйка дома таким добрым голосом, что я сразу заподозрил неладное.
Неиначе надо спилить десяток деревьев, построить из них сарай и заполнить дровами. Или вскопать сотку огорода под кабачки. Или покрасить забор. Или оборвать лишние почки у всего виноградника.
В ответ я старательно откашлялся и сказал, что ходил за продуктами, обратно попал под ливень и вот лежу под одеялом, но если что-то нужно, то я конечно...
- Нет-нет-нет, я просто так, вы лежите! - воскликнула хозяйка, вспоминая где у нее в шкафу противопростудное с такой искренней заботой, что я покраснел даже без температуры.
Но рано радовался.
- Тут у вас вечером маршрутка в город пойдет, я хотела попросить... но если вы болеете... да нет, ничего такого, просто я хотела шторы постирать, и если вы их пришлете с водителем, то...
- Пришлю, какой разговор! - от радости что не надо перекапывать половину сада я даже забыл про кашель.
Делов-то, снять шторы с окон, свернуть в сумку и сунуть в маршрутку. И снова на пару недель забыть о заботах. Даже помидоры поливать не надо, вон как поливает с утра тут всё. Про дождь я даже не соврал.
- Только те, что на первом этаже, со второго не надо, их потом как-нибудь в следующий раз. - хозяйка успокоила меня окончательно.
- Хорошо-хорошо, не беспокойтесь, всё сделаю. - заверил я и на всякий случай переспросил про лекарство. От старательного кашля в трубку у меня и правда что-то запершило в горле. Психосоматика вообще великая вещь.
Маршрутка отходила через час, делов было на пять минут. Ну на десять - обойдя первый этаж и пересчитав наличный текстиль, я понял что штор с тюлью тут по числу окон, умноженному на два. А окон грузинские архитекторы вообще лепят от души, по 2-3-4 в каждой комнате. И комнат тоже куча. "Зачем мне дом три этажа, как представлю что в нем каждые выходные надо мыть полы..." - кривилась советская женщина на картинки в журнале из иностранной жизни.
Еще веселясь от предвкушения простой но полезной работы, подумал, как же запомнить где какая штора висела. Впопыхах даже хотел набросать карандашом схему дома и зарисовать узор для каждого окна.
Потом вспомнил про оставшуюся камеру в планшете - ту камеру, что позавчера уехала со мной в кармане куртки в Батуми отмечать день рождения приятеля, так до сих пор и ищут грузинские полицейские вместе с моей курткой, пить надо меньше, надо меньше пить. Планшет я благоразумно оставил дома, поэтому в чаду и угаре дня рождения он уцелел, и камера в нем тоже.
Расчехлил и старательно отснял все окна первого этажа с их шторами. Повешу потом в том же порядке, а может быть и нет - не только женщинам приходит в голову прийти в понедельник на работу с новой стрижкой.
Пока снимал заодно задумался. Высота потолков тут метра три, три с половиной. Карниз для шторы - узкий пластиковый швеллер с прорезью -прибит прямо к потолку. Чем бы до него дотянуться...
Приволок из сарая садовую стремянку, однако та похоже доживала последний свой сезон, ровесница если не всего дома, то уж этих штор точно. На рыхлой земле она еще так-сяк, воткнулась в нее ногами и никуда не денется. А на скользкой плитке поехала стремянка, как Валико Мизандари на катке на Чистых прудах - сразу сложилась пополам. Плохая стремянка, негодная.
До маршрутки оставалось полчаса. Комнат на первом этаже - терраса, гостиная, столовая, кухня, проходная и спальня. В ванной слава богу ни окон, ни тюли. Первый раз я поблагодарил архитектора за то, что тот не устроил мечту городской красавицы - окно на полстены в ванной. С тюлью под потолок, угу.
Через пять минут того же архитектора я проклял до еще не родившихся правнуков. Со стула я не доставал до потолка почти полметра. Приволоченный тяжеленный стол-книжка, хорошая такая книжка на десять персон, практически раритетный фолиант возрастом с почившую стремянку - хоть и не торопился отдавать богу душу вслед за сверстницей, но подо мной закачался как палуба авианосца, солидно и неминуемо.
Со стола оставалось еще сантиметров десять на вытянутых руках. Правнуки архитектора, едва родившись, уже должны были забить прадеда рейсшиной и воткнуть ему в каждый глаз по циркулю. Я взгромоздил на стол самый прочный стул, какой нашел, на вид ему было всего лет тридцать, и полез наверх, к небу и господу богу, под самый потолок.
Если прадед выжил бы, вытащив все справедливо забитые ему циркули и линейки в такие отверстия, о которых он даже не подозревал, то первым делом он должен был продолжить кровавую жатву мести - и найти того дизайнера тех крючков для штор, на пару с которым они устроили для меня весь этот праздник сбора урожая озимой тюли.
Потому что не то что никакая икея тут и не ночевала, с ее простыми, изумительно удобными, по-шведски ласковыми и ручными кольцами на простой деревянной палке. Нет, крючки оказались под стать всему дому, всей деревне, всей этой замечательной и основательной стране. Такие, что удержали бы в своих ротвейлеровских зубах не то что невесомую тюль - стальной лист-пятерку удержали бы, не икнув.
Под самым потолком, стоя на древнем стуле на еще более древнем столе-книжке, на высоте трех с лишним метров от холодного и жесткого метлахского пола, я понял что попал.
Какая маршрутка через полчаса. До выходных бы управиться.
Каждая петелька в злополучной шторине не просто была надета на пластиковый белый крючок. Она была надета на кольцевой усик этого крючка. А усик был застегнут небольшой застежкой за крючково основание, зацеплен за него маленьким пластиковым выступом. Который чтобы отстегнуть, нужно было двумя(!) руками, удерживая основание двумя пальцами и отгибая усик еще двумя, вывести из зацепления, отщелкнуть, аккуратно разогнуть вниз - и тогда петелька выскользнет.
Тридцать петелек на каждой шторе. Две шторы на окно. Двенадцать окон. Каждый крючок нужно было расстегнуть, отогнуть его усик, извлечь петельку.
И всё это на вытянутых под потолок руках, с задранной головой. Может быть какому-нибудь местному сборщику винограда это самая привычная рабочая поза, вполне запросто. Но я всю жизнь провел в позе противоположной - с опущенной головой и руками на клавиатуре - в рабочем положении, и с рукой на мышке, а второй под левой щекой - в часы отдыха.
"Только те, что на первом этаже, со второго не надо, их потом как-нибудь в следующий раз" - стоял в голове голос хозяйки, а так же мой мысленный вопрос, стирали ли их вообще и когда последний раз. Я вот не рискнул бы это делать впредь больше никогда, сжечь вместе с домом, оторвать с мясом все карнизы от потолка, размозжить молотком каждый крючочек, каждую чертову петельку, искромсать ее тупым ножом, до крови в ладонях, до изнеможения, мстить, мстить, мстить.
Палуба стола-книжки пошатнулась, стул подо мной сложился и рухнул, я повис на шторе обеими руками.
Спасительные крючочки выдержали меня, даже не скрипнув. Столетняя пыльная тюль, вся в сухих комарах и бабочках, в паутине и саже от зимней печки, приняла мой вес, не лопнув ни одной своей ниточкой, все-таки в старину умели делать вещи.
Я вытянул руки вверх, опускаясь нащупал ногами стол-книжку, оперся на него твердо, сполз на пол и выдохнул.
Похоже маршрутка уедет сегодня без моей передачи. В принципе же нормальные еще шторы, практически чистые, если свет не включать. А чего его включать, зря жечь только, днем светло, а ночью вообще спать надо.
Осенью постираю.