Памятник Васе
- А вы видели наш памятник? - гостиничный консьерж поднял на меня взгляд и посмотрел поверх очков.
- Памятник? Это тот что у крепости, на коне?
- Да нет, какая крепость. Вот тут, около лестницы он. Не заметили? Пойдемте, покажу.
Снаружи слева от лестницы прямо из земли торчала каменная табличка в железной раме, с полустерными грузинскими буквами и годами жизни: 1888-1988.
Правее букв и цифр был вытравлен портрет ослика.
Телави стал предпоследним городком моего большого грузинского путешествия, устроенного в первых числах мая.
Изначально я планировал доехать если не до Дедоплисцикаро, то хотя бы до Сигнахи. Но по мере углубления в Кахетию погода становилась всё холоднее и мокрее, Алазанскую долину на глазах затягивало серой мокрой хмарью, и ехать дальше по такой погоде совершенно расхотелось. Не стоило знакомиться с восточной Грузией вот так, снаскока, в нелучшем ее виде, заспанным и серым, без залитых солнцем долин и сверкающих снежных гор.
К тому же, в отличие от Телави, ехать в упомянутый Сигнахи мне хотелось гораздо меньше. Любопытно конечно было взглянуть на городок, известный тем, что прежние власти сделали из него открыточную картинку, витрину туристической Грузии, отреставрированную и вычищенную до состояния пряничного замка. Но с ним у меня не было никаких личных ассоциаций, никаких нитей из прошлой, догрузинской жизни.
В Телави же я мечтал оказаться с самого детства, с самых первых кадров фильма "Мимино", увиденных мной лет тридцать назад, и ставших одной из причин выбрать для новой жизни именно эту страну.
Было конечно опасение сильно разочароваться им в реальности. Десятилетия безвластия и запущенности сказались на множестве грузинских городков, и не до всех еще дотянулась хозяйская рука с туристическим бюджетом. Та же Чиатура, прославившаяся своими волшебными канатками, по слухам лежит в таких руинах, что ехать туда нет никакого желания. Озургети, бывший Махарадзе, в котором я бывал уже несколько раз, тоже выглядит весьма удручающе - облезлые панельки, щербатые дороги, пыльный ветер, запустение, безысходность.
И каково же было мое изумление, когда я нашел Телави красивым, чистым, ухоженным и совершенно туристическим. Похоже что прелесть винной Кахетии успела сделать свое дело - множество туристов бродит по ее дорогам с блестящими от солнца и вина глазами, любуется видами Большого Кавказа, сидит на верандах и террасах, ест шашлыки и хинкали, живет в новых гостиницах и старых деревенских домах. За туристическими деньгами потянулись и государственные, центр городка с населением всего 20 тысяч выглядит даже лучше батумских новостроек под старину вокруг пресловутой Пьяццы.
Отдельного куплета в этой песне стоит вид на алазанскую долину, с одноименной вьющейся в ее середине речкой. Этот вид открывается буквально с каждой телавской улицы, с каждого балкона - весь город спускается уступами и террасами в сторону реки, пологими ступеньками шагает ниже и ниже, растекается узкими улочками по склонам и вершинам. А за долиной встает высоким амфитеатром собственно кавказский хребет.
Черт, я начал писать штампами из путеводителя, пора завязывать с этим делом.
Подходящую гостиницу, при всем их изобилии, я искал довольно долго, поскольку представил себе ее идеальный вариант в виде взаимоисключающих параграфов - дешевая, удобная и обязательно с видом на долину.
Сначала помыкался пешком, потом поймал за два лари местного таксиста, тоскующего в ожидании начала сезона, описал ему свою мечту - и о чудо, таксист оказался бывшим инженером-системотехником, способным решать задачи с нечетко поставленными условиями.
"Щас, щас! Я знаю где такая есть!" - замахал он руками мне в ответ, втопил педаль, мерседес резво помчался в гору, и минут через семь мы уже парковались на огороженной территории бывшей гостиницы "Турист".
Пара главных корпусов конечно была весьма облезлой, напомнившей мне санатории курортного городка Цхалтубо, отданные ныне под жилье для абхазских беженцев. Но сбоку обнаружился еще один, покрашенный и отделанный, с номерами общежитского типа и уюта, и - с вожделенным мной видом с балкона.
- Это памятник ослику Васе. - пояснил консьерж, показывая на травленую каменную табличку.
И продолжил:
- Давно, еще при коммунистах, у нас у гостиницы жил ослик. Маршруток тогда не было, а до центра тут почти километр. И весь километр - в горку. Поэтому, чтобы не мучить туриста, начальство купило эту одну ослиную силу, тележку к нему, и стало возить гостей из центра сюда и обратно. А ослика назвали Васей.
- И ему на самом деле было сто лет?? - я не мог поверить в надпись на табличке.
- Нет конечно. Это так, в шутку написали. Иностранцам показываем, они не понимают в чем юмор. - дядька покачал головой. - Да что с них взять...
Я смотрел на нехитрых васин памятник, слушал рассказ и думал о двух видах достопримечательностей. Об обновленном с иголочки Сигнахи, о туристических кварталах в Батуми и Тбилиси. О старинных крепостях Телави, Гонио, Ахалцихе - всех тех красотах и руинах, к которым едет большинство гостей Грузии.
Нельзя сказать, чтобы в этих крепостях и кварталах не было души.
Посреди того же гелатского монастыря стоишь и не веришь своим глазам, что тысячу лет назад здесь уже была философская академия, стояли вот эти стены и вот эти храмы. Похожее чувство возникало у меня, когда я трогал камни пирамиды Хеопса, или разглядывал колонны Иерусалимского храма - невероятность того, что прошли века, и теперь не древние греки или евреи трогают эти камни, а я сам.
Но тем не менее всё это - столпы и гиганты великого прошлого. Пирамиды не имеют никакого отношения к современной египетской жизни, кроме как в виде китайских магнитиков в сувернирных лавках Шарма. Старый Город стоит посреди Иерусалима высокой белоснежной скалой, огибаемый современным трамваем и десятком автомобильных развязок. Храм Софии в Стамбуле - что он расскажет о нынешней стамбульской веселой и кипящей жизни?
Гораздо более ценными мне кажутся вот такие незамысловатые достопримечательности, которых на самом деле не счесть в любом хоть трижды туристическом городке. И отыскивать которые - мало с чем сравнимое удовольствие. Которые созданы вот в это самое время этими самыми жителями города, живыми и настоящими, а не безвестными прорабами многовековой давности.
Лондонские граффити, боровский чудаковатый художник, красинцовское поле с ржавым советским автохламом, музей утюга в Переславле и мыши в Мышкине - вот что дает представление о текущем времени и пространстве. Настоящее, не из проспекта и путеводителя. Созданное живыми, добрыми и веселыми людьми.
- Когда помер Вася, мы тут все собрались. Накрыли стол, вино, шашлыки, устроили ему поминки... - продолжал мой экскурсовод. - Потом скинулись и поставили ему памятник, прямо тут, где его тележка обычно и стояла.
Я в ответ сделал скорбное лицо, задумался о печальном событии. О земном пути скромного труженика ярма и оглобли. О том, где же сейчас его светлая душа, на какой радуге живет и смотрит на нас сверху добрыми большими глазами в пушистых ресницах.
- А похоронили его здесь же? Под этим памятником?.. - тихим подобающим ситуации голосом спросил я у дядьки.
Тот моргнул недоуменно:
- Кого похоронили? Васю?
- Ну да. Где его тело? Здесь лежит?
Консьерж глянул на меня как на психа:
- Да где ему быть, на свалку выкинули, вот и все. Ты что? Кто будет осла хоронить?!))))))
- Памятник? Это тот что у крепости, на коне?
- Да нет, какая крепость. Вот тут, около лестницы он. Не заметили? Пойдемте, покажу.
Снаружи слева от лестницы прямо из земли торчала каменная табличка в железной раме, с полустерными грузинскими буквами и годами жизни: 1888-1988.
Правее букв и цифр был вытравлен портрет ослика.
Телави стал предпоследним городком моего большого грузинского путешествия, устроенного в первых числах мая.
Изначально я планировал доехать если не до Дедоплисцикаро, то хотя бы до Сигнахи. Но по мере углубления в Кахетию погода становилась всё холоднее и мокрее, Алазанскую долину на глазах затягивало серой мокрой хмарью, и ехать дальше по такой погоде совершенно расхотелось. Не стоило знакомиться с восточной Грузией вот так, снаскока, в нелучшем ее виде, заспанным и серым, без залитых солнцем долин и сверкающих снежных гор.
К тому же, в отличие от Телави, ехать в упомянутый Сигнахи мне хотелось гораздо меньше. Любопытно конечно было взглянуть на городок, известный тем, что прежние власти сделали из него открыточную картинку, витрину туристической Грузии, отреставрированную и вычищенную до состояния пряничного замка. Но с ним у меня не было никаких личных ассоциаций, никаких нитей из прошлой, догрузинской жизни.
В Телави же я мечтал оказаться с самого детства, с самых первых кадров фильма "Мимино", увиденных мной лет тридцать назад, и ставших одной из причин выбрать для новой жизни именно эту страну.
Было конечно опасение сильно разочароваться им в реальности. Десятилетия безвластия и запущенности сказались на множестве грузинских городков, и не до всех еще дотянулась хозяйская рука с туристическим бюджетом. Та же Чиатура, прославившаяся своими волшебными канатками, по слухам лежит в таких руинах, что ехать туда нет никакого желания. Озургети, бывший Махарадзе, в котором я бывал уже несколько раз, тоже выглядит весьма удручающе - облезлые панельки, щербатые дороги, пыльный ветер, запустение, безысходность.
И каково же было мое изумление, когда я нашел Телави красивым, чистым, ухоженным и совершенно туристическим. Похоже что прелесть винной Кахетии успела сделать свое дело - множество туристов бродит по ее дорогам с блестящими от солнца и вина глазами, любуется видами Большого Кавказа, сидит на верандах и террасах, ест шашлыки и хинкали, живет в новых гостиницах и старых деревенских домах. За туристическими деньгами потянулись и государственные, центр городка с населением всего 20 тысяч выглядит даже лучше батумских новостроек под старину вокруг пресловутой Пьяццы.
Отдельного куплета в этой песне стоит вид на алазанскую долину, с одноименной вьющейся в ее середине речкой. Этот вид открывается буквально с каждой телавской улицы, с каждого балкона - весь город спускается уступами и террасами в сторону реки, пологими ступеньками шагает ниже и ниже, растекается узкими улочками по склонам и вершинам. А за долиной встает высоким амфитеатром собственно кавказский хребет.
Черт, я начал писать штампами из путеводителя, пора завязывать с этим делом.
Подходящую гостиницу, при всем их изобилии, я искал довольно долго, поскольку представил себе ее идеальный вариант в виде взаимоисключающих параграфов - дешевая, удобная и обязательно с видом на долину.
Сначала помыкался пешком, потом поймал за два лари местного таксиста, тоскующего в ожидании начала сезона, описал ему свою мечту - и о чудо, таксист оказался бывшим инженером-системотехником, способным решать задачи с нечетко поставленными условиями.
"Щас, щас! Я знаю где такая есть!" - замахал он руками мне в ответ, втопил педаль, мерседес резво помчался в гору, и минут через семь мы уже парковались на огороженной территории бывшей гостиницы "Турист".
Пара главных корпусов конечно была весьма облезлой, напомнившей мне санатории курортного городка Цхалтубо, отданные ныне под жилье для абхазских беженцев. Но сбоку обнаружился еще один, покрашенный и отделанный, с номерами общежитского типа и уюта, и - с вожделенным мной видом с балкона.
- Это памятник ослику Васе. - пояснил консьерж, показывая на травленую каменную табличку.
И продолжил:
- Давно, еще при коммунистах, у нас у гостиницы жил ослик. Маршруток тогда не было, а до центра тут почти километр. И весь километр - в горку. Поэтому, чтобы не мучить туриста, начальство купило эту одну ослиную силу, тележку к нему, и стало возить гостей из центра сюда и обратно. А ослика назвали Васей.
- И ему на самом деле было сто лет?? - я не мог поверить в надпись на табличке.
- Нет конечно. Это так, в шутку написали. Иностранцам показываем, они не понимают в чем юмор. - дядька покачал головой. - Да что с них взять...
Я смотрел на нехитрых васин памятник, слушал рассказ и думал о двух видах достопримечательностей. Об обновленном с иголочки Сигнахи, о туристических кварталах в Батуми и Тбилиси. О старинных крепостях Телави, Гонио, Ахалцихе - всех тех красотах и руинах, к которым едет большинство гостей Грузии.
Нельзя сказать, чтобы в этих крепостях и кварталах не было души.
Посреди того же гелатского монастыря стоишь и не веришь своим глазам, что тысячу лет назад здесь уже была философская академия, стояли вот эти стены и вот эти храмы. Похожее чувство возникало у меня, когда я трогал камни пирамиды Хеопса, или разглядывал колонны Иерусалимского храма - невероятность того, что прошли века, и теперь не древние греки или евреи трогают эти камни, а я сам.
Но тем не менее всё это - столпы и гиганты великого прошлого. Пирамиды не имеют никакого отношения к современной египетской жизни, кроме как в виде китайских магнитиков в сувернирных лавках Шарма. Старый Город стоит посреди Иерусалима высокой белоснежной скалой, огибаемый современным трамваем и десятком автомобильных развязок. Храм Софии в Стамбуле - что он расскажет о нынешней стамбульской веселой и кипящей жизни?
Гораздо более ценными мне кажутся вот такие незамысловатые достопримечательности, которых на самом деле не счесть в любом хоть трижды туристическом городке. И отыскивать которые - мало с чем сравнимое удовольствие. Которые созданы вот в это самое время этими самыми жителями города, живыми и настоящими, а не безвестными прорабами многовековой давности.
Лондонские граффити, боровский чудаковатый художник, красинцовское поле с ржавым советским автохламом, музей утюга в Переславле и мыши в Мышкине - вот что дает представление о текущем времени и пространстве. Настоящее, не из проспекта и путеводителя. Созданное живыми, добрыми и веселыми людьми.
- Когда помер Вася, мы тут все собрались. Накрыли стол, вино, шашлыки, устроили ему поминки... - продолжал мой экскурсовод. - Потом скинулись и поставили ему памятник, прямо тут, где его тележка обычно и стояла.
Я в ответ сделал скорбное лицо, задумался о печальном событии. О земном пути скромного труженика ярма и оглобли. О том, где же сейчас его светлая душа, на какой радуге живет и смотрит на нас сверху добрыми большими глазами в пушистых ресницах.
- А похоронили его здесь же? Под этим памятником?.. - тихим подобающим ситуации голосом спросил я у дядьки.
Тот моргнул недоуменно:
- Кого похоронили? Васю?
- Ну да. Где его тело? Здесь лежит?
Консьерж глянул на меня как на психа:
- Да где ему быть, на свалку выкинули, вот и все. Ты что? Кто будет осла хоронить?!))))))